Василий Аксенов - Таинственная страсть (роман о шестидесятниках). Авторская версия
Так или иначе, борьба гигантского Голиафа и кучки микроскопических Давидов началась. Вернисаж не состоялся. Кафе «Ритм» было закрыто на санитарную обработку, в результате которой совковые запахи удалось сохранить в их неприкасаемости, прошу прощения, в их девственной воньце. В Союзе писателей стали проходить одно за другим секретариатские совещания, на которые приглашались (выборочно) метрОпольцы и (опять же выборочно) подвергались выворачиванию рук. Это выворачивание продолжалось едва ли не бесконечно, пока жертвы к нему не привыкли. Ну что ты будешь делать, что за народ эта русская интеллигенция, ну как можно привыкнуть к выворачиванию рук, а вот надо же, выходят после выворачивания, надевают пиджаки, бормочут: «Хорошего мало, но привыкнуть можно».
После этого власти предержащие выворачивание отменили. Вместо этого стали применять «пиллоризацию». Вы спросите: а это еще что за зверь? Мы отвечаем: «пиллор» — это позорный столб, он стоит на людном перекрестке, к нему сыромятными ремнями привязывается трепещущая жертва, каковая осыпается плевками со стороны пересекающихся и завихряющихся толп честнОго народа. Тут, говорят, произошла одна неувязка. Оргсекретарь СП товарищ Юрченко, объезжая позорные столбы, выразил не полное удовольствие. «Какое-то у нас, товарищи, получается своего рода средневековье. Заплевали жертвам все лица. Плевки свисают с кончиков носов, капают с ушей. Неужели нельзя надеть им на головы плевконепроницаемые мешки? Ведь не сталинщина же у нас сейчас, не брегоговинщина!» В общем, гильдия литературщины готовилась к фундаментальному растерзанию сочинителей-цеховиков.
1978–79
ЧК КГБ
Однажды утром на Плющихе зазвонил телефон. Вопрос повис на губе. «Кто говорит?» — «Кагэбэ!» Ралик прикрыла ладошкой ту часть трубки, что с дырочками. «Почему эти сволочи так рано звонят?» Дело в том, что два тела Ваксонов-Аксельбантов, валяясь в постели, только начинали утреннее сближение.
«Нам бы хотелось с вами поговорить, товарищ Ваксон».
Теперь уже данный товарищ прикрыл трубку, чтобы шепнуть любимой: «Сослагательное наклонение их до хорошего не доведет».
«Не могли бы вы к нам зайти тут неподалеку, в гостиницу „Белград“?» — спросили органы.
Ралисса держала у уха отводную трубочку. «С вещами приглашают или просто так?»
Голос генерал-майора ее слегка урезонил: «Да ладно вам, Ралисса Юрьевна!»
Ваксон, чтобы прикрыть разыгравшуюся л-вь, тут же заговорил по-деловому: «Нет, в гостиницу к вам я не пойду, потому что к этому разряду уж никак не отношусь».
«К какому еще разряду?»
«Ну, к тому, что вызывается в гостиницы. Если хотите поговорить, приходите к нам».
Майор, который сопровождал генерала, тут же откликнулся с некоторой ноткой энтузиазма: «Отлично! Идем!»
«Нет-нет, — Ваксон умерил его прыть. — Приглашение не означает, что надо немедленно вваливаться».
Майор по-юношески захлебнулся. Генерал мрачновато уточнил: «Завтра, что ли?»
Опять вмешалась Ралик. «Послезавтра. И не в такую рань, как сейчас. К полудню приходите».
За оставшиеся сутки Вакс и Ралик объездили весь Центр, посещая клубы творческих союзов, завтракая где-нибудь там, обедая и ужиная, шутливо, по-дружески переговариваясь с массой народа, официантками, швейцарами, шоферами, унося оттуда пакеты с кое-какими припасами (магазины в столице родины опять опустели). За ними все время двигались две серые «Волги». Уголовные рожи смотрели то в тыл, то в бок. Стояла, вернее трепетала, сильная сухая жара. Легчайшее ярко-коричневое эрмесовское платье в пандан трепетало на Ралиссе. Посетили всех членов редколлегии и нескольких авторов. Прогулялись по набережной Москва-реки с Рэем Бенсоном. Зашли на чашку кофе в посольство Франции. Короче говоря, создавали впечатление активнейших персон с множеством знакомых и находящихся всегда в центре общественной жизни.
В назначенный день явились двое. Один, пожилой, с клочковатыми остатками растительности, был в легкой тенниске, но в плотненьком кардиганчике, чтобы не простыть где-нибудь в сквозняке. Второй, молодоватый и даже статный, в щегольском сером костюме, осматривал стены, особенно портреты Хэма, Камю, Пастера и Солжа; осматривал с подчеркнутым любопытством. Пришли не с пустыми руками: генерал извлек из своего портфеля бутылку джина «Гордон», майор — из своего — треугольный брусок бельгийского шоколада. Подчеркивалась вроде бы простая, но почему-то не полностью понятая публикой истина: контакты с органами вовсе не означают недосягаемости импорта. Ко всему этому остается только добавить, что лица сотрудников были запечатаны характерным клеймом полнейшей нелегитимности.
Ваксон провел их в кабинет. Уселись в кресла. Ралисса принесла кофейник и вазочку с крекерами. Уселась между двумя представителями. Генерал воровато опустил глаза. Майор, при близости ее колен, слегка задохнулся от полноты чувств.
«А ведь я, между прочим, Ралисса Юрьевна, был близко знаком с вашим батюшкой Юрием Евгеньевичем», — сказал генерал.
«До или после?» — поинтересовалась она. Тот несколько растерялся. «Что вы имеете в виду?»
Она принялась ему разъяснять самым светским образом. Ведь папенька мой, вернувшись со спецзадания за рубежом, был взят и отбухал семь лет. Вот мне и интересно, в какой период его жизни вы с ним общались — до или после? Или, может быть, даже во время исполнения срока наказания?
Генерал вздохнул почти в том же ключе, в каком майор всхлипнул при виде Ралиссиных колен. «Ох и наломали мы дров!»
«Кто это мы, позвольте узнать?» Она внимательно в своих почти невидимых очочках вглядывалась в генерала.
Тот как-то в духе героев «Тихого Дона» с горечью махнул рукой. «Да не мы, а они».
Ралисса не очень-то адекватно и даже вроде бы с некоторой грубостью расхохоталась. Поднабралась манер от Татьяны Фалькон-Тушинской. Генерал вопросительно посмотрел на того, с кем, собственно говоря, и пришел говорить: дескать не пора ли избавиться от супружницы? По выражению ваксоновской челюстной физиономии он понял, что такая пора не настанет.
«Ну что ж. Вы, конечно, догадываетесь по какому поводу мы к вам пришли?»
«Догадываюсь, — кивнул Ваксон. — Не догадываюсь только — почему создание литературного альманаха вызывает такое внимание со стороны государственной безопасности».
Генерал в старомодной манере, то есть почти как в кино, махнул на него рукой: дескать, что, мол, вы, батенька — какие там альманахи. Майор с высокомерным хмычком задрал башку, выказывая пренебрежение всякими там альманахами. Оказалось, что они совсем по другому и в действительности по серьезному делу, ну, в общем, давайте сразу начистоту — мы прочли ваш роман «Вкус огня». Произнеся, не без удовольствия, титул ваксоновского детища, генерал слегка откинулся, явно для того, чтобы выявить ваксоновскую реакцию на эту удивительную новость. Майор зеркально повторил это движение.
Ваксон и Ралисса выразили не очень сильное, но все-таки удивление. Как же, мол, это так: никто не читал, а вы прочли? Вроде бы все экземпляры под нашим контролем. Да и вообще, как это все получается: роман еще не вышел, а вы его читаете без разрешения автора? Как это так получается, товарищи офицеры?
Генерал сделал своей щедро пигментированной кистью правой руки некоторые тормозящие движения. Не надо, не надо так наивно хитрить, Аксён Савельевич. Ведь вы профессионал своего дела, а мы профессионалы нашего дела. И не подозревайте, пожалуйста, никого из ваших друзей. Они как раз отказались от сотрудничества с нами по этому вопросу. Так что нам остается только говорить по факту. Книга у нас. Мы ее прочли. Это сильный роман. К сожалению, не только сильный, но и язвительный, косвенно трагический, возможно, но в прямом смысле антисоветский. «Косвенно трагический! — воскликнула Ралисса. — Как это здорово сказано!»
Генерал досадливо покосился на нее, в то время как майор благосклонно улыбнулся не вполне сдержанной женщине.
Генерал продолжал: «Нам известно, что наши коллеги из Лэнгли (штат Вирджиния) делают ставку на ваш роман. Если он выйдет в свет, они постараются раздуть шумиху под стать „Архипелагу ГУЛАГ“ Александра Исаевича Солженицына. Вы сами понимаете, что если это произойдет, нам придется с вами попрощаться».
«В каком смысле?» — быстро спросил Ваксон. Ни с того ни с сего в памяти промелькнул салат-бар студенческой столовой в университете Беркли: бобы, сельдерей, морковь.
Генерал не стал уточнять. С минуту он сидел молча, глядя на автора романа вот именно «косвенно-трагическим» взглядом. Потом произнес: «Я не уполномочен говорить о смысле вашего возможного отсутствия. Обратитесь в коллегию комитета».
«Лично?» — он представил себе, как он стоит перед коллегией, босой, но в пальто.
