Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо
— Я предпочитаю свои.
Металлический голос Захария прогремел в просторном кабинете резко и отчетливо.
Посетитель ненатурально улыбнулся:
— Подумаем, кого еще могут заинтересовать эти кадры. Может быть, вашу жену?
Захарий молчал.
— Ваших друзей по партии? Нет, скорее ваших политических противников. А их у вас немало.
Захарий с усталым видом рассматривал потолок. Посетитель, в замешательстве от его реакции, все больше злился:
— Или, может быть, прессу? Да-да, журналисты обожают такие снимки.
Захарий мирно потягивал аперитив из принесенного с собою бокала.
— Вы не очень-то спешите мне помочь! — рявкнул посетитель. — Вы должны задать мне вопрос: сколько?
Голос Захария тут же, не слишком уверенно, повторил:
— Сколько?
— Десять тысяч.
— И это все?
— На сегодня — да…
— Ну, вы меня успокоили.
Посетитель задергался, ему было не по себе. Беседа приняла неожиданный оборот.
Захарий наклонился к нему через стол:
— Я предложу вам кое-что получше. — И протянул посетителю розетку с арахисом. — Возьмите орешек.
— Что?
— Предлагаю вам орешек за ваши снимки. Чтобы не получилось, что вы сходили впустую.
Посетитель вскочил, оскорбленный, сделал несколько шагов вокруг стула, а потом, чуть подумав, злобно хихикнул:
— Вы, кажется, не подозреваете, какое цунами я могу запустить…
— Вы тоже, милейший. Продолжайте в том же духе, и завтра же утром, любезнейший Сильвен Гомес, в каждой из четырех ваших фирм: «Лафина», «Полиори», «Ле Бастон» и «Декуверт азиатик» — будут проведены налоговые проверки. Кроме того, я позволю себе связаться с моим другом господином Мейе, люксембургским министром финансов, просто чтобы проверить, что у вас нет там секретных счетов, и поверьте, он охотно окажет мне эту услугу. А потом, если я не обнаружу у вас заначки в Люксембурге, я свяжусь со знакомыми в Швейцарии, Панаме и на Каймановых островах. Жуть, сколько у человека заводится друзей, если он комиссар ЕС по антимонопольной политике, даже не потребуется становиться премьер-министром.
Испуганный Гомес побледнел:
— Но это же… шантаж!
— А кто первый начал?
Не желая признавать своего проигрыша, Гомес хорохорился:
— Вы меня не запугаете!
— Что, правда?
— Конечно. Вы ведь, кажется, предполагаете, что я был нечестен.
— Я не предполагаю, у меня есть доказательства.
Захарий имел в виду шантаж, но Гомес решил, что у него в руках уже есть компрометирующие сведения.
Он сглотнул слюну и сел:
— Ладно, я завязываю с фотографией.
— Отличная идея, у вас явно никакого таланта. Возьмите орешек. Не хотите?
Захарий Бидерман поднялся и предложил Гомесу выйти с ним вместе.
— Не буду вас провожать: вы и сами найдете дорогу.
Посетитель испарился.
А Захарий Бидерман уверенным шагом вернулся к гостям, успев на ходу поцеловать Розу.
Лео Адольф отделился от группки, в центре которой он о чем-то разглагольствовал, и поймал Захария за рукав:
Сегодня очень удачный вечер, твой триумф убедил последних сомневающихся. Я говорил с главами парламентских фракций, они согласны совместными усилиями обеспечить тебе большинство. Теперь нам осталось только добиться отставки нашего бедняги Вандерброка, с этим дня за два разберемся. Короче, уже завтра мы начнем процедуру, которая вскоре сделает тебя премьер-министром. Мои поздравления.
— Спасибо.
Президент Евросовета внезапно понизил голос и увлек Захария в укромный закуток:
— Сегодня престиж любого политика столь низок, что мы очень сильно рискуем. Вождь должен быть безупречным. И даже если он безупречен, народ может его возненавидеть так же быстро, как и полюбил. Мы прослужим не дольше, чем бумажный носовой платок. Я думаю, лет через двадцать не найдется дурака, который согласился бы на эту работу.
— Ты это к чему?
— Захарий, ты наша последняя надежда. Если и ты потерпишь неудачу, вся политическая верхушка утратит авторитет. Но если ты оплошаешь еще до того, как достигнешь вершины, будет только хуже. Доверие будет подорвано.
— Как это «оплошаю»?
— Поклянись мне, что будешь вести себя безукоризненно. Я имею в виду женщин, естественно…
Захарий прыснул:
— Клянусь.
— Ты так легко это обещаешь, хотя на самом деле измениться так трудно…
Захарий ощутил в сердце легкий, но болезненный укол:
— Ну откуда ты знаешь? А вдруг мои походы по бабам — только выражение неудовлетворенных амбиций? Теперь, когда я не буду тяготиться отсутствием власти, я, возможно, откажусь от такой компенсации.
Президент был уверен, что Захарий играет словами, но из осторожности настаивать не стал: если есть хоть один шанс на миллион, что Захарий верит в то, что говорит, Лео не станет его разочаровывать.
— Даже если ты изменишься, Захарий, могут всплыть твои прошлые подвиги.
— Ну ты параноик!
— Ну правда, Захарий, как ты будешь справляться с попытками шантажа?
Захарий подумал: «Ровно так же, как я это сделал десять минут назад», а вслух он только подбодрил Лео:
— Слушай, до нынешнего момента мне это удавалось…
— Чем выше поднимаешься, тем больше становишься мишенью для нападок.
— Но чем выше мишень, тем тяжелее в нее попасть.
— Хотел бы я разделить твой оптимизм.
— Именно потому, что ты его не разделяешь, этот пост хотят отдать мне, а не тебе, мой дорогой президент.
Лео выдержал удар, сочтя это честной игрой. Эти двое бежали политическую дистанцию плечо к плечу вот уже двадцать пять лет, частенько выступая противниками, иногда — союзниками, но никогда не теряя друг друга из виду. Их объединяло товарищество соперников: они любили свою страну, они строили новую Европу, бывали у одних и тех же сильных мира сего, и у ныне бессильных — тоже. На протяжении всей их карьеры, когда один из них терпел поражение, он вспоминал о тех, кого обошел второй; когда же эти люди приносили ему победу, то потом сами же напоминали о ее недолговечности. К шестидесяти хотя эти двое были не слишком похожи, они все же чувствовали себя собратьями по поколению, которое прошло сквозь одни и те же опасности.
По темпераменту Лео был скорее примиренцем, а Захарий — нападающим. Первый блистал в анализе и синтезе, второй мог изобретать. Один руководил, второй — создавал. В такой неспокойный период люди вроде Лео Адольфа не могли бы справиться сами: кроме администратора, народу был нужен ясновидящий, творец с позитивными и оптимистическими взглядами, который может дать будущее.
