Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы
Глаз не смирился с наказанием. Иногда ему казалось, что его жизнь» длинный кошмарный сон. И когда-нибудь он проснется. Но сколько ни просыпался, тюремная решетка напоминала бытие.
Глаз курил, и ему захотелось побыть одному. Но одному побыть невозможно, только в дисциплинарном изоляторе. Надо сделать нарушение, и дадут десять суток[16].
В тюрьме он к карцеру привык — отсидел пятьдесят суток. В карцере нашел свою прелесть — одиночество. Но не более пяти суток.
А в зоне не так просто получить желанное одиночество. Получить можно, но будет нарушение на отделение, и актив ополчится на него.
«Да разве можно активу или начальству объяснить, что я просто хочу побыть один, и потому посадите меня в дизо. Активисты засмеются и скажут: «Что, зона не по зубам?» «Нет, зона по зубам, но сейчас мне хочется одиночества»,— думал Глаз.
Он стоял и курил, не решаясь, что предпринять. Или завтра на разводе подойти к начальнику режима и сказать, чтобы посадили в дизо, или остаться в отделении и пережить смерть отца на людях? Глаз бросил окурок и хотел выйти, но к нему подошел Слава Смолин. Из левого нагрудного кармана у него торчала шариковая ручка, а из правого выпирала пачка сигарет. Он достал ее.
— Закуривай.
Глаз взял сигарету. Прикурили.
— Что ты такой грустный? — спросил Слава.
— Так, ничего, — отнекивался Глаз.
— Да ты скажи, что такое?
— Письмо получил. Отец умер.
— Отец умер! Это, брат, плохо. Но ничего, все перемелется. Сегодня интересное кино, немного развеешься.
Слава поговорил с Глазом, стараясь его утешить, и они вместе вышли из туалета.
Была суббота. В колонии два раза в неделю — в субботу и воскресенье — показывали кинофильмы.
Воспитанники собрались в клубе. Он находился на третьем этаже. Шестое отделение сидело позади всех. Глаз скользнул взглядом по лозунгам и плакатам. На одном, прибитом под самым потолком, над аркой, написаны ленинские слова: «Из всех искусств важнейшим для нас является кино».
В клуб зашел заместитель начальника колонии по учебно-воспитательной части Александр Дмитриевич Кузнецов. Дпнк скомандовал:
— Колония, встать! Смир-но! Товарищ капитан, воспитанники колонии для просмотра кинофильма собраны. Докладывает дежурный помощник начальника колонии лейтенант Брагин.
Кузнецов здоровается с воспитанниками, и они дружно отвечают:
— Здравия желаем, товарищ капитан!
Капитану подали переходящий красный вымпел. Сейчас вручат отделению, занявшему за прошлую неделю первое место.
Слава Смолин сидел сзади Глаза и, положив руку на плечо, тихо сказал:
— Пойдешь получать вымпел. Скажешь несколько слов, что постараемся его удержать.
Александр Дмитриевич, поднял вымпел, громко сказал:
— При подведении итогов за эту неделю первое место присуждено шестому отделению.
— Ну, иди, — подтолкнул Слава Глаза.
Глаз подошел к заместителю начальника колонии, левой рукой принял от него вымпел, а правую ему крепко пожал капитан. Держа перед собой вымпел, Глаз сказал:
— В следующую неделю мы постараемся занять первое место, и вымпел останется у нас.
Ребята тихонько засмеялись, услыхав от новичка такие заверения, а капитан сказал:
— Ну что ж, желаю шестому отделению на следующей неделе опять занять первое место.
Глаз сел и отдал вымпел Славе.
— Молодец, — сказал тот.
Парень сидевший в первом ряду, заиграл на баяне мелодию «Красной гвоздики», и колония, встав с табуретов, запела:
Взгляни, мой друг, земля в расцвете,
Живет-живет цветок огня,
Тот, что дороже всех на свете
И для тебя, и для меня.
Красная гвоздика — спутница тревог,
Красная гвоздика — наш цветок.
Спев первый куплет и припев песни, воспитанники сели.
3
Больше недели Глаз чувствовал внимание со стороны ребят. Так их настроил воспитатель.
Жил Глаз в колонии второй месяц, и подошло время принимать его в коллектив. К новичку приставили члена комиссии внутреннего порядка, или, как по-другому называли — режимника, и он должен был рассказывать новичку о порядках зоны и приобщать его к колонийской жизни. К Глазу был приставлен белобрысый Панков, но он с Глазом мало разговаривал.
Вечером колонию собрали в клубе. На сцене восседал президиум во главе с начальником режима Беспаловым.
Первым в коллектив принимали Васина. Они с режимником поднялись на сцену и остановились у противоположных стен.
Режимник начал характеризовать новичка:
— За месяц, проведенный в колонии, Васин не особенно хорошо себя зарекомендовал. В школе получил две двойки. На производстве работает спустя рукава. Ругается матом, как сапожник. Я думаю, его рановато принимать в коллектив.
По залу прошел говорок. Теперь Васин должен сказать о себе.
— Ну, мне два месяца до восемнадцати остается. Я хочу уехать на взрослый.
Активисты загудели и с мест выкрикивали недовольства. А он стоял, не переживая, примут его в коллектив или нет.
Встал режимник со второго этажа и спросил Васина:
— Что ты хочешь на взрослый, это понятно. Вот скажи, как собираешься дальше себя вести? Как будешь работать и учиться.
Васин молчал. Из зала выкрикивали, чтоб отвечал.
— Как буду себя вести? Я считаю, что я нормально себя веду.
Поднялся активист с третьего этажа и громко сказал:
— Он считает, что ведет себя нормально. Он спокоен — через два месяца восемнадцать. Раз ему ни до чего дела нет и работать не обещает хорошо, надо дать ему суток десять, и пусть подумает, как жить дальше.
В президиуме встал Павлуха.
— Я согласен. Васину надо суток десять подумать над своим поведением. Иди, отсидишь и тогда будем принимать в коллектив.
Васин сошел со сцены, и дпнк повел его в дизо.
Двух других новичков и Глаза приняли в коллектив колонии единогласно.
В грязовецкой колонии не били. Нарушителя активисты прорабатывали, и это было унизительно. Тем более — парня посылали докладывать о нарушении воспитателю. Глаз это почувствовал на себе, получив двойку. На перемене к нему подвалил Смолин.
— Ты что, Глаз, — заорал он на него, — к занятиям не готовишься? На самоподготовке мух не считай. Смотри мне, если еще одну получишь, — Смолин замолчал, не договорив, съедая Глаза взглядом.
В корпусе Смолин зашел в шестнадцатую комнату и сказал:
— Глаз, на полусогнутых беги докладывай воспитателю, что получил двойку.
