Александра Маринина - Ад
— Я обеспечиваю всем дорогостоящий страховой пакет, — не уставал повторять Андрей Сергеевич. — Ни один мой работник не останется без медицинской помощи, чем бы он ни заболел. Но при этом я требую, чтобы вы тщательно следили за своим здоровьем и чтобы ваши рабочие места не простаивали. Каждого, кто позволяет себе болеть из-за собственной халатности, я буду увольнять.
И увольнял. Разумеется, ни о каком курении на рабочих местах не могло быть и речи, однако повсюду находились специально оборудованные курилки с хорошим кондиционированием.
— Если я буду просто запрещать курить, — говорил он, — то люди ведь с этой привычкой не расстанутся, а начнут злиться, раздражаться и бегать курить на улицу, а это огромная потеря и рабочего времени, и нервных клеток. Пусть курят рядом со своими кабинетами, но пусть и те, кто не курит, не дышат этой отравой.
Он ввел жесткий дресс-код и на предприятиях, и дома. Рабочие в цехах ходили в униформе, сшитой по моделям дизайнера, для вспомогательных служб униформа была другого цвета и дизайна. Инженерно-техническим работникам дозволялось находиться на службе в «цивильном», однако стоило Андрею Сергеевичу увидеть женщину в туфлях на высоких каблуках или с чересчур длинными ногтями, он немедленно отправлял ее домой с указанием оформить день «за свой счет» или в счет отпуска.
— Высокие каблуки вредны для здоровья, особенно для позвоночника и ног, — утверждал Бегорский. — Я делаю все для сохранения вашего здоровья, а вы мне мешаете. Вы заработаете себе инвалидность, а мне потом всю жизнь вам пенсию выплачивать. И не мечтайте. И никаких супердлинных ногтей: чем длиннее ноготь, тем болезненнее травма, если он ломается. Как вы будете работать на компьютере с перебинтованной рукой? Собираетесь брать больничный? Даже не думайте об этом.
Женщины его не понимали и злились, но Андрей Сергеевич стоял на своем. Ему вполне достаточно было одного-единственного случая, когда кто-то из работниц сломал ноготь о станок, сделав резкое движение. Ноготь сломался крайне неудачно, треснул на середине верхней фаланги, обнажилось мясо, кровь текла ручьем. Женщина потом долго ходила с повязкой и вскрикивала от любого, даже самого легкого прикосновения к пальцу. И хотя все в один голос объясняли Бегорскому, что такое случается очень редко и обычно ногти ломаются совершенно безболезненно, он принял решение и никогда от него не отступал.
Дома он требовал, чтобы жена на кухне находилась в строго определенном виде: длинный фартук и туго повязанная косынка, полностью скрывающая волосы. Никаких маленьких кокетливых передничков он не признавал.
— Все должно быть максимально прикрыто, потому что от хлопка и шерсти отстирать продуктовые пятна трудно.
— Но я могу носить синтетику, — возражала жена. — От нее все моментально отстирывается.
— Ты не будешь носить синтетику никогда и нигде, — заявлял Бегорский. — Это не полезно. Только натуральные ткани.
Он точно знал, что полезно и что вредно, как нужно питаться, заниматься физкультурой, одеваться и предаваться любовным утехам. Он точно знал, как надо жить и работать, как воспитывать детей и давать им образование. И требовал, чтобы созданное им производство и созданная им семья жили в соответствии с этими знаниями. Он искренне хотел сделать так, как лучше для всех. И совершенно не понимал, почему первая и вторая жены от него ушли.
А потом ушла и третья. Ушла точно так же, как две предыдущие, не деля имущество и ни на что не претендуя, ни в чем не обвиняя мужа.
— Ты чудесный, добрый, умный и порядочный человек, — сказала Аня. — Ты честный и надежный. С тобой — как за каменной стеной. Я была счастлива любить тебя. Но жить с тобой невозможно.
* * *Ворон скромно потупился в ожидании бурных оваций и криков «браво!», но Камень и Ветер ошарашенно молчали. Между деревьями повисла гнетущая тишина. Казалось, слышно было, как падает снег.
Первым не выдержал, как обычно, сам Ворон.
— Чего вы молчите-то? Неинтересно, что ли?
— У меня нет слов, — признался Камень. — Это же не человек, это чудовище какое-то.
— Ничего не чудовище, — немедленно откликнулся Ветер. — Бегорский — цельная натура, сильный характер.
— Очень сильный, — фыркнул Камень. — Вся сила уходит на то, чтобы женщину унижать.
Такой поворот в обсуждении Ворона совершенно не устраивал. Он ждал удивления и похвалы за то, что догадался слетать к Бегорскому и понаблюдать за его жизнью, он ждал восклицаний и восторгов на тему о том, какой интересный материал он принес, а эти старые перечники тут же кинулись перемывать кости Андрею, словно забыв, что главный во всем этом — он, Ворон. Если бы не он, и обсуждать было бы нечего.
Он попытался переключить внимание друзей на себя, любимого.
— Ну правда же я молодец? А то мы бы так и не знали, почему от него жены уходят. Правда же хорошо, что я не поленился и потратил время на Бегорского? Или вы считаете, что мне нужно было про другое смотреть?
— Ты бы про Аэллу посмотрел, — попросил Ветер. — А то ты про нее совсем мало рассказываешь.
— Нет, Ветрище, Ворон прав, надо было прояснить тему с Бегорским, — возразил Камень.
Ворон расцвел. Вот то-то же! Камень — настоящий слушатель сериала, чувствует, где главное, а где второстепенное, и может по достоинству оценить мастерство рассказчика-Ворона, не то что этот прилипала-Ветер, налетает откуда ни возьмись и требует информацию про свою любимицу Аэллу Александриди. Толку-то с этой Аэллы! Нет, Ворон ничего такого в виду не имеет, когда есть что-то важное, связанное с главным, он завсегда готов к Аэлле слетать и поразнюхать, что там к чему, а чтобы вот так просто, ни с того ни с сего ею интересоваться — это уж нет, увольте. Любочка и Родислав для него куда важнее.
— Ну и прояснили, — отозвался Ветер. — Бегорский ваш ко всему относится как к производству: и к семейной жизни, и к жизни вообще. Все должно работать как отлаженный механизм, а чтобы механизм работал, каждая деталька должна быть в полном порядке, чистенькая и смазанная. И у каждой детальки свое узкое предназначение. У женщины — рожать детей и участвовать в их воспитании. У мужчины — принимать решения и обеспечивать их выполнение. Он так и живет. Чего тут непонятного?
— Но он же унижает свою жену! — возмутился Камень. — Как так можно?
— Никого он не унижает, он организует производство. Чувствуешь разницу? — принялся объяснять Ветер. — Он ведь сначала сделал карьеру, а уже потом начал строить семейную жизнь.
— И какая связь? — не понял Камень. — Какая разница, что было сначала, а что потом?
