Кихару Накамура - Исповедь гейши
Когда я была в Японии, меня особенно радовали его звонки по утрам из Нью-Йорка, Канады, Франции, Испании — всех тех мест, где он как раз находился.
Каждое утро я исключительно для Эндрю делала прическу, красила губы и надевала какое-нибудь особое кимоно. Когда мы договаривались о встрече, то накануне вечером я волновалась, словно младенец перед прогулкой, примеряя различные воротники и выбирая вязаный шнур для оби.
Каждый год 22 декабря оперная гильдия устраивала прием в зале Crystal Room нью-йокрской гостиницы Waldorf-Astoria. Эндрю в ладно сидящем на нем смокинге выглядел просто блестяще. Я, естественно, надевала выходное кимоно с широкими рукавами. Когда мы вместе вальсировали, все невольно останавливались и смотрели на нас.
Мать Эндрю умерла, когда тому было семь лет. Он жил один со своим отцом и пожилой немкой-экономкой в огромном особняке. Его отец был англичанином и работал адвокатом в Техасе. Он умер, когда Эндрю исполнилось тринадцать.
Юношу определили в швейцарский интернат. Поскольку подростком он неплохо играл на фортепиано, то решил стать пианистом. Однако ввиду прекрасного голоса учитель музыки посоветовал ему брать уроки пения. После окончания школы Эндрю вернулся обратно в Америку.
Он начал изучать музыку в Техасском университете, а затем стал посещать музыкальную школу Джильяра (Juilliard School of Music) в Нью-Йорке. Благодаря одному профессору, который заботился о нем как о собственном сыне и управлял оставленным отцом наследством, его учеба в Техасе и Нью-Йорке была успешной, и по окончании перед ним, как профессионалом, открылось много возможностей.
Профессор и его жена и в самом деле трогательно заботились о нем. Я часто встречала эту супружескую пару на различных приемах. Ему стукнуло уже почти восемьдесят, но он каждый месяц ездил в Италию и Лондон дирижировать оперными спектаклями. Его жена пятьдесят лет назад была примадонной, но теперь страдала сильным ревматизмом, так что с трудом передвигалась, и у нее был тяжелый характер. Однако ко мне она относилась довольно приязненно.
В Японии о нашей связи с Эндрю уже раззвонили бы повсюду, но здесь относились к нам благожелательно, так что разница в возрасте совершенно не смущала нас.
Иногда я наведывалась к профессору и его жене. Один раз я принесла им куклу-гейшу, и она так им понравилась, что они поставили ее на пианино.
Когда были занятия у Эндрю, я часто заходила за ним к профессору. Затем мы иногда вместе с профессором отправлялись в центральный парк и ели суси, которые я приносила с собой (в коробке для завтраков, что в Японии берут с собой на цветочные выставки). Порой мы садились на берегу пруда или под кроной цветущей вишни, все как при вылазке в Японии на природу в пору любования цветением вишни. Прекрасно было устроить пикник или среди разноцветной осенней листвы, или на пригорке, где бегала белочка.
Чудесно было также совершить круг по заснеженным аллеям парка в конном экипаже. Колесный след то и дело засыпал густо падающий снег. Карета представляла собой старый одноконный экипаж с высоким верхом, а облаченный в накидку возница носил старую треуголку, как у Наполеона. Под равномерный цокот копыт мы степенно двигались по парку. У меня на голову был наброшен фиолетовый палантин (японцы считают это старомодным), и я, прильнув к теплой груди Эндрю, смотрела на кружащие снаружи крупные снежные хлопья.
Когда Эндрю было шесть лет, отец взял его с собой в Нью-Йорк, и вот так же они ездили в экипаже…
Еще тогда маленький мальчик задумал, став взрослым, прокатиться по снегу в центральном парке со своей возлюбленной. Так что мы каждый год непременно ждали снега и затем отправлялись кататься в экипаже по заснеженным аллеям парка.
Я пребывала на седьмом небе от счастья. Когда мы были вместе, я чувствовала себя просто девочкой. Он учил меня всему, так что представлялся мне взрослее меня.
Когда у немолодой женщины оказывается юный возлюбленный, она всегда чувствует себя обремененной. В таких случаях в Японии и даже в Америке это часто приводит к тому, что более взрослая женщина содержит своего возлюбленного. Эндрю зарабатывал значительно больше меня и из каждого своего турне привозил мне какой-нибудь подарок: из Испании прекрасный веер и заколку для волос, из Италии камею (которую я использую как брошку для оби), из Франции покрытую эмалью клуазонне заколку для волос и т.д. К ним он обязательно прикреплял небольшую открытку, где значилось: «Той, о ком я непрестанно думаю». Благодаря Эндрю моя жизнь стала действительно полноценной. С момента нашей первой встречи прошло десять лет, из которых у меня не сохранилось ни одного неприятного воспоминания. Сколь многому я, необразованная, научилась у Эндрю, который, несмотря на свою молодость, был так умен…
За эти десять лет я крайне много почерпнула от него в области живописи, музыки, литературы и театра. Он давал читать мне книги, которые сам ценил, брал меня с собой в театр, на музыкальные концерты, на выставки и в кино.
Он брал меня на постановки, которые уже видел сам и которые затем мне рекомендовал, так что я почти не ходила на пьесы, фильмы или концерты, где пришлось бы скучать.
Конечно, и здесь меня не оставляли в покое любопытные японские жены.
В одном японском клубе я познакомилась с тремя сорокалетними японками, имеющими высшее образование. Наше знакомство до сих пор ограничивалось лишь обменом любезностями. Мне их чаще доводилось встречать на американских приемах. Какие посты занимали их мужья в одной фирме, я не знаю. Во всяком случае, что касается жен, у меня сложилось впечатление, что это была довольно спетая компания.
Однажды они отвели меня в сторону.
— Где же сегодня Эндрю? — поинтересовалась одна.
— У него выступление в Мичигане, — ответила я, на что госпожа Н., ухмыляясь, сказала:
— Накамура-сан всегда там, где и Эндрю-сан.
— Ну, сегодня мы у нее и спросим, — наседала госпожа О.
— Нет, не годится спрашивать о таких вещах, — противилась третья.
— Но ведь именно вы так хотели знать об этом.
С каким удовольствием я прикрикнула бы на них, чтобы те не совали нос не в свое дело, однако проявила выдержку и, улыбаясь, сказала:
— Ну, в чем дело? Спрашивайте.
— Что нас больше всего интересует, так это какие у вас отношения с Эндрю и насколько они интимны, — вымолвила госпожа О.
Будь я из Осаки, то сказала бы одно: «Проваливайте». Мои отношения с Эндрю касались только меня одной. Эти вопросы не задавали мне даже самые близкие американские друзья. Какой же все-таки бестактный вопрос! Вопрос, достойный вульгарной прессы, сплетниц и обывателей.
