Альберто Моравиа - Римлянка
Добравшись до министерства, я отказалась от своего первоначального плана посидеть немного в кафе, а сразу же подошла к телефону. На сей раз после первого звонка трубку подняли, и мне ответил голос Астариты.
— Это я, Адриана, — выпалила я одним духом, — мне надо тебя увидеть.
— Сейчас?
— Немедленно… по очень срочному делу… я здесь, возле министерства.
С минуту он раздумывал, потом сказал, что я могу прийти. Второй раз в жизни я поднималась по лестницам министерства, но теперь я шла с совершенно иным чувством. В первый раз я опасалась шантажа со стороны Астариты, боялась, что он расстроит мою свадьбу с Джино, я ощущала тогда, как все маленькие люди, имеющие дело с полицией, что надо мной нависла смутная угроза. Я шла тогда с разбитым сердцем и внутренним трепетом. Теперь я явилась сюда в агрессивном настроении, с намерением в свою очередь шантажировать Астариту; я решила использовать любые средства, лишь бы вызволить Мино. Но агрессивность моя объяснялась не только любовью к Мино, но и моим презрением к Астарите, к его министерству, к политике, которой занимался Мино, и к самому Мино. Я ничего не смыслила в политике, и, вероятно, по этой причине мне казалось, что в сравнении с моей любовью к Мино политика — вздорная и ненужная вещь. Я вспомнила, как начинал заикаться и мямлить Астарита всякий раз, когда видел или только слышал меня, и я с удовлетворением подумала, что он, должно быть, не заикается, когда предстает перед своим начальством, будь это хоть сам Муссолини. С такими мыслями я шла по широким коридорам министерства и с презрением смотрела на служащих, попадавшихся мне на пути. Мне ужасно хотелось вырвать у них красные и зеленые папки, которые они зажимали под мышками, подбросить их вверх и развеять эти бумажки, содержащие всяческие запреты и несправедливые обвинения. Чиновнику, который в приемной подошел ко мне, я сказала повелительным тоном.
— Мне необходимо поговорить с доктором Астаритой… как можно скорее… у меня назначено свидание… и я не могу долго ждать.
Он удивленно взглянул на меня, однако возражать не посмел и пошел доложить о моем приходе.
Увидев меня, Астарита тотчас же поднялся мне навстречу, поцеловал мою руку и подвел меня к дивану, стоящему в другом конце комнаты. Точно так же он встретил меня и в прошлый раз, и думаю, что так он держался со всеми женщинами, приходившими к нему в кабинет. Пытаясь обуздать гнев, переполнявший мое сердце, я сказала:
— Берегись, если это ты велел арестовать Мино… сейчас же выпусти его на свободу… иначе запомни, что ты видишь меня в последний раз.
На лице его появилось выражение крайнего удивления и недоумения, я поняла, что он ровным счетом ничего не знает.
— Постой… какого Мино, черт возьми? — пробормотал он.
— Я думала, ты его знаешь, — ответила я.
И я в нескольких словах рассказала ему историю моей любви к Мино и добавила, что сегодня после полудня он был арестован у себя на квартире. Когда я говорила Астарите, что люблю Мино, он изменился в лице, однако я предпочитала сказать правду не только потому, что боялась ложью повредить Мино, но и потому, что мной овладело бешеное желание кричать всему свету о моей любви. Когда я узнала, что Астарита не имеет никакого отношения к аресту Мино, гнев, который до сих пор поддерживал меня, утих, и я вновь почувствовала себя безоружной и слабой. Свой рассказ я начала твердым возбужденным голосом, а закончила его почти жалобно. Слезы навернулись на мои глаза, когда я с болью проговорила:
— И кроме того, я не знаю, что с ним сделают… говорят, их там бьют.
Астарита перебил меня:
— Успокойся… если бы он был рабочий… а то ведь он студент.
— Но я не хочу… не хочу, чтобы он сидел в тюрьме! — кричала я рыдая.
Мы оба долго молчали. Я пыталась успокоиться, а Астарита смотрел на меня. Впервые он, казалось, не был расположен выполнить мою просьбу. И он не желал оказать мне услугу главным образом потому, что узнал о моей любви к другому человеку. Поэтому, взяв его за руку, я добавила:
— Если ты его освободишь… я обещаю сделать все, что ты захочешь. — Он недоверчиво посмотрел на меня, и я, сделав над собой усилие, потянулась к нему и подставила губы. — Ну… исполнишь мою просьбу?
Он взглянул на мое мокрое от слез лицо и заколебался, ему, видимо, хотелось поцеловать меня, однако он понимал всю унизительность этого поцелуя, предложенного из чистой корысти. Потом, оттолкнув меня, он вскочил на ноги, велел мне ждать его и вышел.
Теперь я была убеждена, что Астарита распорядится освободить Мино. По своей неопытности в подобных делах я представляла себе, как он сейчас звонит по телефону и сердитым голосом приказывает подчиненному ему комиссару немедленно выпустить на свободу студента Джакомо Диодати. Я с нетерпением считала минуты, и, когда Астарита вошел, я поднялась с места, намереваясь поблагодарить его и побыстрее уйти, чтобы увидеться с Мино.
Но на искаженном лице Астариты было написано разочарование, смешанное с дикой злобой.
— Арестовали, говоришь? — резко произнес он. — Диодати стрелял в агентов и убежал… один из агентов при смерти лежит в больнице… теперь, если его поймают — а его, разумеется, поймают, — я уже не смогу ничем ему помочь.
Я так и застыла от удивления. Я же сама разрядила пистолет Мино, хотя он мог зарядить его снова. Но тут же меня захлестнула огромная радость, и эта радость, как я заметила, была вызвана самыми различными чувствами. Я была рада узнать, что Мино на свободе; меня радовало известие, что он убил агента, на что в глубине души я считала его неспособным, и это в корне меняло мое представление о характере Мино. Я удивилась тому, что отчаянный поступок Мино наполнил мою душу, которой раньше было чуждо всякое насилие, ликованием и каким-то воинственным пылом; такое же непреодолимое удовольствие испытывала я в свое время, когда мысленно рисовала картину преступления Сонцоньо, но на сей раз к удовольствию примешивалось своего рода моральное оправдание. Далее я подумала, что скоро разыщу Мино и мы вместе убежим и скроемся, быть может, даже уедем за границу, где, как я слышала, политические эмигранты находят убежище; и сердце мое наполнилась надеждой. И еще я подумала, что, пожалуй, для меня и впрямь начиналась новая жизнь, и обновлением этим я обязана мужеству Мино, которому была благодарна и которого полюбила еще сильнее, Астарита тем временем взволнованно шагал взад и вперед по комнате, иногда останавливался возле стола и перекладывал с места на место какие-то бумаги. Я сказала спокойным тоном:
— Должно быть, когда его арестовали, он набрался храбрости, стал стрелять и бежал.
