Александр Проханов - Господин Гексоген
– А вы бы не могли напророчить мне? – Актриса была окончательно загипнотизирована, чувствуя, как по ее телу разливаются сладостные, разноцветные струйки боли. – Я хочу знать мое будущее.
– А вы не боитесь? Оно может быть ужасным. Лучше не заглядывать в зеркало будущего, а жить настоящим, особенно такой красивой женщине, как вы.
Из круга любознательной публики, дружелюбно, по-медвежьи ее раздвигая, вышел Плут. Чуть бражный, благодушный, покачивая свое плотное сытое тело, распаренное, словно из бани.
– Я, как видите, не красивая женщина и поэтому не боюсь будущего. Давай, погадай мне. Я тебе устроил выступление в Кремлевском дворце, а сейчас ты покажи, на что способен.
Прорицатель тонко улыбнулся, прощая фамильярность. Взял Плута за большую, толстопалую ладонь. Прикрыл коричневые веки и словно задремал. Его перстни переливались у Плута на ладони, а тот снисходительно поглядывал на собравшихся и улыбался.
Прорицатель открыл глаза, и они были выпуклые, круглые, с бронзовым отсветом, как ягоды черной смородины.
– Вы великий домоустроитель. Вы вернули Кремлю его былое великолепие. Там, где появляетесь вы, там благоустраиваются дома. В Нью-Йорке, в районе Бруклина, есть тюрьма, которая нуждается в благоустройстве. Вам суждено побывать в Бруклинской тюрьме и превратить ее в Кремлевские палаты.
– Ты так шутишь? – Плут слышал вокруг себя насмешки, рассматривал свою ладонь с отпечатками перстней. Сам усмехаясь, уходил из толпы. И по мере того, как он удалялся, лицо его становилось задумчивей.
Место Плута занял адмирал, чей разукрашенный корабль горел на реке огоньками. Адмирала прочили на видную должность в Штаб Флота, и он уже принимал поздравления. Прорицатель взял его сухую твердую ладонь. Сжал пальцами запястье, словно щупал пульс. Закрыл глаза, погрузившись в созерцание неведомого, ненаступившего будущего. Адмирал терпеливо, с мягкой улыбкой, поощряемый дамами, позволял магу экспериментировать.
Колдун открыл веки, и его чернильные, выпуклые глаза полыхнули жутким потусторонним светом.
– Русский град Китеж ушел на дно со всеми своими жителями, и до сих пор из воды слышны колокольные звоны. Курск, который вы так любите, адмирал, тоже уйдет на дно, и никто из его обитателей не всплывет на поверхность.
– Но я не люблю Курск, ни разу в нем не был, – пожал плечами адмирал.
– Я говорю о ковчеге. О подводном ковчеге, господин адмирал, – тихо произнес прорицатель.
Адмирал, не удовлетворенный ответом, пожимая плечами, уходил, сопровождаемый дамами.
Вслед за адмиралом к фокуснику в розовом фраке приблизился телеведущий, чья популярность затмила популярность политиков, эстрадных звезд и хоккейных бомбардиров. Баловень, злой острослов, умный циник, красивый повеса, интеллектуал и веселый шутник, он раскалывал черепа скудоумных партийных лидеров, мазал черным вареньем белоснежные камзолы ханжей, возвеличивал карликов, срубал башку великанам, делал прекрасным и привлекательным зло, облачал в шутовские наряды добро.
– В детстве цыганка нагадала мне, что я подожгу мой дом. И мои родители прятали от меня спички, – он протянул прорицателю руку, снисходительно позволяя тому потешить праздное общество, – но мой дом по-прежнему цел и невредим. Прорицатель взял протянутую руку, закрыл глаза. Белосельцев видел, каким непосильным трудом он занят. Как вторгается в запретные миры, производя в них смятение. Как разрушает закономерность времен, обгоняя на свистящей стреле медленно нарождающуюся череду событий.
– Цыганки не всегда лгут. Ваш дом загорится так, что пожар будет видеть вся Россия. И тушить его станут всем миром.
– Вы это серьезно? – переспросил ведущий. И хотя на лице его оставалась насмешка, он вдруг побледнел и, подставив локоть хорошенькой барышне, отошел в глубину галереи.
Подвергнуть себя испытанию будущим, не видя в этом никакой для себя опасности, решился руководитель космических программ. Рыхлый, с жирными плечами, вислым носом, в мешковатом костюме, он слыл сторонником американских решений в Космосе. Считал нерентабельным для человечества дублирование российских и американских программ. Настаивал на скорейшем строительстве совместного россий-ско-американского космического города, в сравнении с которым отечественная станция «Мир» казалась старомодной деревней.
Космист, улыбаясь дряблой стариковской улыбкой, протянул волшебнику потную жирную ладонь, на которой, словно гвоздем, были процарапаны грязноватые линии жизни.
– Так где мое будущее? На небе или на земле? – прошамкал он мокрым ртом, подымая воловьи слезящиеся глаза вверх, где, невидимые в безвоздушной синеве, носились космиче-ские спутники, разведывательные зонды, марсианские станции, и среди них, как серебряная бабочка, парила русская станция. – Где прикажете искать мое будущее?
– На дне, – не трогая его ладонь, ответил странный человек в розовом фраке, из кармана которого торчала игральная карта с мастью «треф».
И все перешептывались, дивясь парадоксальному ответу.
Белосельцеву вдруг захотелось протянуть ему руку, ощутить на запястье прикосновение волшебных перстней, почувствовать сладкую боль проникающих ядовитых иголок. И узнать, что ждет его впереди. Больничная койка с капельницами или мгновенная вспышка пули, выпущенная с чердака неведомым снайпером, прекращающим опасную игру с «Суахили». Или унылое прозябание старости, без друзей, без близких, с меркнущим зимним оконцем, с сумеречными несвязными мыслями. Он уже сделал шаг, уже поднял руку. Но дорогу ему перешел наглый веселый Астрос. Казалось, на его плотоядных губах переливается радужный мыльный пузырь.
– Я приглашаю вас на мое телевидение, маэстро. Гонорар – полмиллиона долларов. Но прежде докажите, что вы видите мое будущее.
– Вы владеете долларами, алмазами, драгоценностями, – вяло ответил кудесник, – вы любите дорогие украшения. Сегодня вы получите замечательный подарок.
– Какой? – наивно полюбопытствовал поверивший Астрос.
– Браслет, – ответил устало прорицатель и отвернулся от него, желая уйти из круга любопытной публики. Астрос задрал рукав пиджака и манжету рубахи, показывая всем свое крепкое запястье, на котором уже сегодня должен был появиться усыпанный алмазами браслет. А Белосельцев испугался разоблачения. Смотрел на широкое, в синих жилках запястье Астроса, на котором через несколько минут должны были замкнуться наручники.
– Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною и скоро ль на радость соседей-врагов могильной покроюсь землею? – Граммофончик, изрядно подшофе, держа рюмку с любимым «Камю», манерный, возбужденный, играя глазами, точь-в-точь как лет десять назад, когда выходил на трибуну Съезда, преградил путь уходящему прорицателю, требуя к себе внимания. – Какова, милостивый государь, моя будущая доля?
