Джонатан Франзен - Свобода
— А зачем вы строите веранду?
— Буду дышать воздухом и делать зарядку.
— Зачем вам зарядка? Вы в отличной форме.
Кац ощутил сильнейшую усталость. Будучи не в состоянии хотя бы десять секунд поддерживать с Кейтлин ту игру, в которую она не прочь была его втянуть, он вдруг ощутил всю притягательность смерти. Умереть — вот наилучший способ оборвать все связи с вымышленным образом, который его столь угнетал, — девчачьей идеей Ричарда Каца. К юго-западу от дома стояло высокое административное здание эпохи Эйзенхауэра, которое казалось совершенно неуместным на фоне архитектуры девятнадцатого века. Когда-то оно оскорбляло эстетические чувства Каца, но теперь ему было приятно думать о том, что это здание раздражает взгляды миллионеров, живущих по соседству. Оно нависало, словно тень смерти, над безмятежными богачами и стало для Каца своего рода другом.
— Давайте-ка сюда ваш банановый кекс, — сказал он пухленькой девушке.
— Еще я принесла вечнозеленую жвачку, — добавила она.
— Если хотите, я оставлю на пачке автограф, и вы сможете ее хранить.
— Это было бы просто потрясающе!
Он взял из ящика с инструментами карандаш.
— Как вас зовут?
— Сара.
— Рад познакомиться, Сара. Я заберу ваш банановый кекс домой и съем его сегодня на десерт.
Кейтлин с каким-то прямо моральным осуждением наблюдала за их разговором, а потом вместе с другой подружкой подошла к Захарии. В том-то и суть, подумал Кац: вместо того чтобы пытаться трахнуть ненавистную девушку, можно просто выказать ей презрение. Чтобы не отвлекаться от Сары и не смотреть на магнетическую Кейтлин, Кац достал пачку снюса, который купил, чтобы немного отдохнуть от сигарет, и сунул щедрую порцию табака между десной и щекой.
— Можно попробовать? — осмелев, спросила Сара.
— Вам станет нехорошо.
— Хотя бы крошечку!
Кац покачал головой и спрятал пачку в карман. Сара немедленно спросила, можно ли подержать в руках пневматический молоток. Несомненно, ее воспитали в духе новейших веяний. «Не бойся просить. Если ты некрасива, это не значит, что тебе нечего ждать. Если ты достаточно смела, мир тебя оценит!» На свой лад Сара была не менее утомительна, чем Кейтлин. Кац задумался, был ли он таким же назойливым в восемнадцать лет или же, как ему теперь казалось, гнев на весь мир (который он считал злокозненным врагом, достойным его ярости) делал его интереснее этих юных образчиков воплощенного самодовольства.
Он позволил Саре забить гвоздь при помощи пневматического молотка (девушка взвизгнула, когда инструмент вздрогнул, и чуть не уронила его), а затем попрощался. Кейтлин была столь успешно обработана, что даже не сказала «до свиданья», а молча пошла вниз вслед за Захарией. Кац подошел к люку в потолке спальни, надеясь увидеть мать Захарии, но заметил лишь огромную кровать, картину Эрика Фишла и телевизор с плоским экраном.
Каца смущала его тяга к женщинам старше тридцати пяти. При мысли о том, что это как-то связано с его собственной матерью, безумной и вечно отсутствующей, ему становилось грустно и немного неприятно, но он не мог изменить то, что было заложено в мозгу. Молоденькие девушки неизменно привлекали его и столь же неизменно оставляли разочарованным, точь-в-точь как кокаин: когда Кац отказывался от него, то вспоминал о нем как о чем-то потрясающем и невообразимом. Он жаждал наркотика, но как только вновь принимал дозу, то не испытывал никаких потрясающих ощущений. Нечто стерильное, пустое, механистичное, пахнущее смертью. В последнее время молодые девушки с какой-то болезненной активностью предавались постельным утехам, спеша испробовать все возможные позы, так и этак, но интимные части их тел отнюдь не источали благоухание и были настолько чисто выбриты, что даже не походили на человеческие. Кац вспомнил в подробностях несколько часов, проведенных с Патти Берглунд, — они стоили десяти лет общения с молоденькими. Конечно, он знал Патти всю жизнь, и она всю жизнь ему нравилась, — долгая предыстория, несомненно, сыграла свою роль. Но кроме того, в ней, в отличие от малолеток, было нечто глубоко человеческое. Более сложное, многогранное, достойное обладания. И теперь, когда его член, словно стрелка компаса или лоза, с которой ищут воду, вновь указывал в сторону Патти, Ричард отчаянно пытался припомнить, отчего он тогда не использовал свой шанс. Какой-то неверно понятый намек, ныне совершенно неуловимый, помешал ему поехать к ней в отель в Филадельфии и насладиться вволю. Однажды уже предав Уолтера, во мраке ледяной северной ночи, Кац должен был бы пойти дальше, обмануть его сотню раз и скрыться с горизонта. Свидетельства того, как Ричарду этого хотелось, крылись в песнях, которые вошли в «Безымянное озеро». Он воплотил свое неудовлетворенное желание в искусстве. Но теперь, покончив с искусством и пожав сомнительные плоды, Кац не видел поводов и дальше отказываться от желаемого. Если Уолтер, в свою очередь, волочится за молодой индианкой, перестав быть ханжой и моралистом, — тем лучше.
В пятницу вечером Кац отправился поездом из Ньюарка в Вашингтон. Он по-прежнему не мог слушать музыку, но его не-эппловский плеер был загружен «розовым шумом» — громкость частот уменьшалась с каждой октавой, и это нейтрализовало любой посторонний звук из окружающего мира. Надев большие мягкие наушники и устроившись у окна с романом Бернхарда в руках, Кац наслаждался совершенным уединением, до тех пор пока поезд не остановился в Филадельфии. На свободных местах впереди устроилась молодая пара, чуть за двадцать, в белых футболках и с мороженым в бумажных стаканчиках. Снежная белизна футболок казалась Кацу воплощением режима Буша. Девушка немедленно откинула спинку кресла, заставив Каца подвинуться, доела мороженое и выкинула стаканчик под сиденье, рядом с его ногами.
С тяжелым вздохом он снял наушники, встал и бросил стаканчик ей на колени.
— Блин! — с отвращением взвизгнула девица.
— Какого хрена, мужик? — поинтересовался ее спутник.
— Вы бросили мусор мне на ноги, — ответил Кац.
— Но не на колени же!
— Великолепно, — сказал Кац. — Вы защищаете свою подружку, которая бросила мокрый стаканчик из-под мороженого на ноги другому пассажиру.
— Это общественный транспорт, — возразила девушка. — Купите себе персональный самолет, если не умеете ладить с людьми.
— Да, в следующий раз я, видимо, так и сделаю.
Остаток пути до Вашингтона парочка просидела, развалясь в креслах, откинутых как можно дальше в сторону Каца. Они, судя по всему, его не узнали, а если и узнали, то скорее всего не преминули написать в своих блогах о том, какой придурок этот Ричард Кац.
