Джоанн Харрис - Персики для месье кюре
Спрятавшись в узком проходе, тянувшемся по другую сторону зала, я дождалась, когда женщина в черном появится вновь. Ждать пришлось не больше пяти минут. Вышла она уже без коробки, с головы до ног закутанная в покрывало, но, приглядевшись, я все же узнала в ней Захру Аль-Джерба. Я тут же вышла из своего темного закоулка и громко ее окликнула:
— Захра!
Ее выдали цвета ауры, как она ни пыталась скрыться под своим никабом. И я отчетливо почувствовала, что она охвачена сильнейшей тревогой. Впрочем, она достаточно спокойно сказала:
— А, это вы, Вианн. Я просто принесла кое-какие вещи старого Маджуби.
— В спортзал?
Она пожала плечами.
— Мне не хотелось им мешать. И потом…
— Вам не хотелось встречаться с Каримом.
Она вздрогнула.
— Почему вы так думаете?
Я улыбнулась.
— Да просто вспомнила, как ваша бабушка восхищалась его внешностью. И он ведь действительно очень хорош собой! Не так ли?
— Да, он очень красив, — согласилась она. — И очень опасен. Но не беспокойтесь. Меня он вряд ли сведет с ума.
Я была удивлена ее тоном. После признаний Алисы и после моей собственной встречи с Каримом у меня создалось о нем вполне определенное впечатление. Женщины и мужчины всех возрастов, буквально все — от Оми до Алисы — уверены, что Карим неверен своей жене, но обвиняют в этом, похоже, не его, а Инес. А вот Захра почти насмешливо относится к возможности того, что тоже падет жертвой его очарования. Странно.
— Извините, я должна идти, — сказала Захра, — а то остальные будут гадать, куда это я подевалась.
Она поспешила к дому, а я смотрела ей вслед и думала, что она довольно справедливо охарактеризовала Карима. Однако поведение Захры несколько меня озадачило. Зачем она принесла вещи старого Маджуби в спортзал, да еще так поздно вечером? И почему она с таким явным недоверием относится к Кариму, если все остальные его просто обожают?
Я подошла к дверям зала. Над ними, как всегда, сияла неоновая вывеска. Внутри стояла тишина. Я слегка толкнула дверь, и она оказалась открытой. Внутри стоял запах хлорки и болота: старые здания в Маро во время паводка моментально затопляет, а сейчас вода в Танн стоит очень высоко. Но помимо этого я не заметила ничего необычного; в темном зале в отблесках рекламы виднелись очертания беговых дорожек и «коней» для опорных прыжков.
— Эй! — на всякий случай крикнула я. — Здесь кто-нибудь есть?
Ответа не последовало.
Я закрыла дверь и вернулась на бульвар. В дальнем конце узкого прохода, ведущего к реке, сияли огни, слышалась музыка, звучали чьи-то звонкие голоса. Речные цыгане явно что-то праздновали. Я прошла по бульвару до спуска к старому причалу и остановилась под деревьями; сквозь ветви я видела на берегу костры и мелькавшие тени людей. Пламя костра всегда меня притягивало, и я вдруг поняла, что незаметно для себя самой уже двинулась к причалу. Кто-то пек картошку в костре, разведенном в металлической бочке, а двое других наблюдали за ним с палубы суденышка. Рядом некто третий упражнялся в обезьяньих прыжках и вопил: «Бам! Бам! Бадда-бам!»
Я вышла из-под деревьев.
— Мама! — закричала Анук. — Мы нашли Жозефину! И ты только посмотри, кого еще мы нашли!
Жозефина, сидевшая на причале, встала мне навстречу. Она была в джинсах и грубом свитере, какие обычно носят рыболовы; ее волосы светились, как бледная корона в отблесках огней, отражавшихся в воде.
— Я все хотела пойти тебя поискать, — сказала она, — но…
Я не слушала, что она говорит мне. Все мое внимание было сосредоточено на фигуре человека на берегу; свет костра золотил его лицо, а волосы цвета перца так и пламенели в красноватых отблесках…
— Привет, незнакомка, — сказал человек, обращаясь ко мне.
Ну да, кто же еще это мог быть? — подумала я.
Это, разумеется, был Ру.
Глава вторая
Пятница, 27 августа
Жозефина тут же принялась объяснять:
— Я отправилась искать судно. Думала, если я его найду, то, может быть, найду и Рейно… — Она пожала плечами. — Однако Рейно я не нашла. Зато нашла Ру. И с ним была та женщина.
Ру улыбнулся. У Ру очень заразительная улыбка, легкая и вместе с тем странно неуверенная; улыбка постепенно добралась и до его глаз, но ей мешал застывший там вопрос. Я влезла на причал и обняла Ру. От него пахло дымом костра и еще чем-то неопределимым, но знакомым, как звуки ветра. Возможно, это был запах дома. Я губами отыскала его губы; мы поцеловались, и на какое-то время ответ на тот вопрос был найден.
— Ты что, телефон вообще никогда не включаешь? — спросила я.
Он усмехнулся:
— Я потерял зарядное устройство. А потом, когда нашел и прочел все твои послания…
— Теперь это уже не имеет значения, ведь ты здесь. Но где же Инес?
Теперь пришла очередь Ру рассказывать. Оказывается, он приехал сюда поездом два дня назад, встретил в Ажене своих друзей и присоединился к ним. На реке Ру знает каждый от Гаронны до Верхней Танн; он работал практически на каждом судне, и люди инстинктивно ему доверяют. В общем, его старое черное судно они нашли ниже по течению в пригородах Ажена, пришвартованное к берегу в самом неподобающем месте, и на борту по-прежнему находились Инес и Дуа. Судно Ру сразу же узнал; починил мотор и отвел обратно в Ланскне.
— Ну а что же Инес?
Ру пожал плечами.
— Она сказала, что у нее здесь возникли проблемы. Хотя судно она уводить вовсе не собиралась. Но когда оно само поплыло вниз по течению, ей не удалось повернуть назад.
— И она тебе все это рассказала?
— А почему бы ей было все это мне не рассказать?
Да, конечно, люди действительно всегда ему все рассказывают. Есть в Ру что-то такое, что неизбежно вызывает доверие. И куда бы он ни пошел, он, точно дудочник-крысолов, привлекает всех — детей, животных, людей, попавших в беду. И все же в нем чувствуется постоянное желание сохранить дистанцию, не подпустить к себе слишком близко; и эту дистанцию никому еще не удавалось преодолеть. С этой особенностью Ру связано и его глубокое, хотя и спокойное, нежелание говорить о каких бы то ни было событиях собственного прошлого, объяснять свои поступки, какими бы обстоятельствами они ни были вызваны. Вот и со мной он не пожелал говорить о Жозефине и ни словом не упомянул о существовании Пилу, хотя не мог не понимать, что в данном случае его молчание выглядело по меньшей мере подозрительным.
Но на реке такие вещи вполне разрешаются. Здесь никто не задает лишних вопросов. Дружба может возникнуть, даже если тебе просто одолжат полканистры бензина. На реке есть только настоящее; прошлое оставляют на берегу. Имена чаще всего заменены прозвищами, и документов никаких ни у кого не имеется. Криминальное досье, былые ошибки, разбитые семьи — все это в прошлом и теперь не считается. Жизнь в настоящем времени проста и необременительна…
