Карен Молинэ - Белладонна
Хогарт едва заметно поправил носовой платок в нагрудном кармане. Темно-бордовый с зеленью шелк, индийский рисунок. Очень утонченная и дорогая вещица.
— Как ни печально, твой ребенок мертв, — произнес Хогарт с едва заметным раздражением. — Он умер, и мы похоронили его у опушки леса, по ту сторону морковных грядок. Скоро поставим надгробие и отслужим за упокой.
— Вы лжете.
— Я бы и рад был солгать, — отозвался он. — Ничто не порадовало бы Его Светлость более, чем сын. Но, увы, этому не суждено сбыться.
Эти слова пробудили ее от оцепенения.
— Мне казалось, он предпочитает девочек, — с горечью съязвила она.
— Милая, ты меня изумляешь, — ответил Хогарт. — Ну-ка, посмотрим, как поживает прелестная Брайони, а потом я должен уехать. — Он подошел к колыбели и долго глядел на Брайони. На его губах играла мерзкая суетливая, чисто хогартовская улыбочка. Я на цыпочках поднялся наверх и смотрел на него из дверей. Зачем он приехал? Только чтобы взглянуть на Брайони? Может быть, он должен был что-то передать трем М. Не хотелось бы мне оказаться на месте того, кто сообщит Хогарту, что он немного опоздал.
Наверное, он прокладывает путь, решил я. Следом за ним скоро пожалует Его Светлость. В коленной чашечке запульсировала тупая боль. Может быть, он уже едет сюда, приближается к дому. Что нам делать? Что?..
Я лихорадочно обдумывал варианты, дожидаясь, пока из сторожки вернется Маттео. Вдвоем мы сможем одолеть Хогарта, и тогда…
Перед глазами что-то мелькнуло, я услышал тошнотворный глухой удар. Хогарт жалобно пискнул и повалился набок. Раздался еще удар, потом еще и еще.
Крови было страшно много, она хлестала из трещин в голове. Он очень огорчится из-за того, что кровь запачкала белый воротничок и носовой платок, сказал я себе и вдруг с дрожью осознал, что Хогарт мертв.
Она уронила кочергу, закрыла глаза и покачнулась. Я поймал ее на лету — она упала в глубокий обморок. Я перенес ее на кровать, и тут вбежал Маттео с дробовиком Морица в руках. При виде Хогарта, уродливо распростертого на ковре, он остановился, как вкопанный. Брайони по-прежнему крепко спала.
Я не стал ему говорить, что его убила она. Сказал, что это сделал я.
— Проверь его карманы. Скорее, — велел я. Нам повезло. Еще один паспорт, водительские права, толстый бумажник с деньгами, ключи от машины. Так хорошо, что даже не верится.
Но он был мертв. Все они были мертвы. И никто больше не мог рассказать нам правды о Тристане.
* * *Начало нашего путешествия прошло в страхе.
Мы торопливо упаковали в чемоданы и саквояжи кое-что из одежды Белладонны, ее изумрудное ожерелье, детские вещи для Брайони, несколько бутылочек с молочной смесью, подхватили свои, заранее собранные чемоданы, извлекли припрятанные сэндвичи и сложили все в машину Хогарта. Осторожно перенесли Белладонну, все еще лежавшую без сознания, усадили ее на заднее сиденье и накрыли одеялами. Я сидел впереди и держал Брайони, а Маттео сел за руль. Он вел машину так уверенно, будто и не было долгих лет перерыва: не сбавляя скорости, проскочил ворота, которые я торопливо распахнул, затем, не оглядываясь, миновал деревню и покатил дальше по дороге. Наконец, мы въехали в деревню покрупнее, где была железнодорожная станция. Она называлась Намюр. Там мы остановились в отеле, а я поколдовал с паспортами. Белладонна очнулась, мы сказали ей, что отправились в небольшое путешествие, но она была в таком глубоком шоке, что вряд ли поняла хоть слово. Потом она снова погрузилась в крепкий сон, а мы долго обсуждали, какой путь будет безопаснее, где внимательнее проверяют паспорта — в поезде или на границе. Мы решили рискнуть и отправиться на машине во Францию, потому что до нее было недалеко. Лишь когда утомленный таможенник махнул нам вслед на границе, мы вздохнули с облегчением. Кроме того, у нас с собой был набитый деньгами бумажник Хогарта, а я за версту чую человека, которого можно подкупить.
Такой запах не забывается.
Мы доехали до города Нанси и остановились в самом безобидном отеле. Нам были нужны паспорта получше; я размял затекшие мышцы и вспомнил все премудрости, каким научился в Бенсонхерсте, обчищая карманы. Дело это нетрудное, надо только войти в такт, будто переключаешь передачи в машине Хогарта. Я выследил трех беспечных туристов, немного похожих на нас, и пустил в ход свое искусство.
Пока я ходил на прогулки, Маттео с Белладонной и Брайони оставались в отеле. Я сам себе удивлялся — так быстро я привыкал к жизни на воле. Несмотря ни на что, я даже начал находить в этих прогулках удовольствие. Мне нравилось покупать пирожные и журналы, смотреть на наряды, на машины, на радиоприемники, вдыхать запах сигарет и желтого пива в табачной лавке на углу. Куда приятнее глазеть на досужих туристов, чем вспоминать то, что осталось у нас позади.
Через два дня наши бумаги оказались в полном порядке, мы были готовы отправиться в путь. Мы решили оставить машину и купили билеты первого класса на поезд до Базеля. Это гораздо ближе, чем Женева. Если Его Светлость прибыл в Бельгию — а мы жили в постоянном ужасе, ожидая этого — он наверняка догадается, что мы как можно скорее направимся в Швейцарию.
Наша поездка до Берна прошла на удивление спокойно. Мы остановились в уютном пансионе, который порекомендовал нам таксист. А утром позвонили в Швейцарский Консолидированный банк и справились о состоянии счета номер 116–614. Нам сообщили, что владелец счета должен явиться лично, и мы объяснили это Белладонне. Но она нас не поняла. Она впервые почти за двенадцать лет оказалась на свободе, но целыми днями лежала в постели, погруженная в дремоту.
И я ее прекрасно понимал.
Но мы не могли ждать, пока она поправится, поэтому усадили ее, тщательно одели, потеплее укутали Брайони — мартовский день был прохладным — и на такси поехали в банк. Маттео остался с Брайони в просторном наружном вестибюле, а нас с Белладонной направили в кабинет, обшитый панелями красного дерева. За столом восседал седовласый господин по имени Этьен де Сен-Суассон. Мы назвали ему номер счета и сказали, что первый взнос был сделан в мае 1935 года. Месье Этьен кивнул и исчез — посовещаться с кем-то еще. Потом вернулся, сел за стол и положил перед нами лист бумаги.
На счету было около 3 миллионов фунтов стерлингов — почти 12 миллионов долларов. В 1947 году это была умопомрачительная сумма. Хватит на то, чтобы купить нам свободу, и еще останется.
Месье Этьен осторожно кашлянул, и я внутренне сжался. Наверняка он потребует удостоверение личности, а у нас есть только фальшивые паспорта. И ни в одном из них не проставлено имя Изабелла Ариэль Никерсон.
Изабелла Ариэль Никерсон признана умершей много лет назад.
— Вам нужны удостоверения личности? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Он кивнул.
Белладонна, которая, казалось, не слышала ни слова из того, что он сказал, внезапно вытянула левую руку и сняла перчатку. Потом показала озадаченному банкиру кольцо на пальце. То самое, которое она не могла снять. Но если присмотреться, можно различить под ним едва заметную темную полоску. Татуировка.
Месье Этьен тщательно осмотрел кольцо и палец, затем улыбнулся.
— Чем могу служить? — весело воскликнул он.
* * *Небо залито бледной голубизной. Мы уже допили весь бурбон из бутылки.
— Я так и знал, что это не ты, — говорит Маттео. — Я о Хогарте.
— Благодарю тебя, fratello mio, — отвечаю я, но его слова мало утешают меня.
— Почему вы поехали в Мерано? — спрашивает Гай. Мне казалось, он будет потрясен услышанным, но ничто не может поколебать его любви к Белладонне.
— Нам не хотелось уезжать далеко, она была слишком слаба для еще одного долгого путешествия, — поясняю я.
— К тому же мы говорили по-итальянски, — добавляет Маттео.
— Я случайно подслушал в кафе разговор туристов, они обсуждали, куда лучше ехать на воды — в Монтекатини или в Баден-Баден, — продолжаю я. — Принять курс лечения на водах — такая идея показалась разумной. Мы решили отправиться на какой-нибудь захолустный курорт в Италии, где нас никто не станет искать. Я расспросил ночного портье в нашем пансионе, потому что слышал, как он говорит по-итальянски с северным акцентом. Я этот говор помню с войны. Он рассказал о нескольких местах и добавил, что брат жены его кузена когда-то работал в Мерано. Это не очень далеко; местечко небольшое, тихое, а после воины растеряло былой лоск. Но тамошние воды, по его словам, очень полезны для почек.
И для всех прочих наших немочей.
— Там-то вы и познакомились с Леандро, — заключает Гай.
— Да, — отвечает Маттео. — И он пригласил нас к себе.
— Что случилось с изумрудным ожерельем? — спрашивает Гай.
— А, — говорю я. — С тем самым. — И смотрю на Маттео. — Перед отъездом из Берна в Мерано я спросил ее, что с ним делать. Она попросила показать его, я достал его из чулка, в котором оно было спрятано, и с минуту она держала его в руках.
