Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
Для этого она и послала его учиться. Чтобы он мог облегчить ее боль. Хоть немного. Для этого она и родила его.
И чему же он научился? Ничему. Он стоял и, чтобы не упасть, держался за косяк двери.
Наверное, он все-таки уснул стоя, потому что рядом оказалась Анна.
Ему вынесли стул. Но он отказался сесть. Боялся, что не проснется вовремя. Ведь Карна была в доме. Кто позаботится о ней, когда у нее начнется припадок?
Вышла Карна и тронула его за руку:
— Папа, поспи немного. Я разбужу тебя…
Ясно и просто. Словно она была старшая сестра, а не его маленькая Карна, страдавшая эпилепсией.
Он лег на тюфяк возле кровати Дины.
Тогда из тумана к нему вышла Анна. Она шла к нему и одновременно обнимала его. И несла его на руках. Наконец она подошла к нему вплотную, и он принял у нее ее ношу. Самого себя.
— Анна?
Он вскочил на ноги, не понимая, что его разбудило.
И тут же услыхал хриплый голос Дины:
— Я не нашла ее.
Юхан встал и вышел из комнаты. Вениамин даже не знал, что Юхан был здесь. Яркий свет резал глаза.
Он сел на стул и взял Динину руку в свои. Звуки за окном и весь остальной дом исчезли.
Она была неспокойна. Дышала с трудом. Но глаза смотрели прямо на него.
— Ты узнала меня? — спросил он.
— Да! Вениамин…
Она хотела что-то сказать. Но не смогла. Борьба отняла у нее все силы.
Он наклонился к ней:
— Мама!
Она жалобно застонала. Страждущая душа.
— Вениамин!
Он кивнул. Вот оно! Он вздохнул. Спокойно! Руки не должны дрожать. Порошок. Надо дать ей порошок.
Но она толкнула его руку, и порошок просыпался на ее покрытое черной коркой лицо. Он встретился с ней глазами.
— Мы с тобой одолеем и это! — сказал он, встал на колени и положил голову к ней на-подушку.
— Я искала… Ее там не было… — проговорила Дина, потом спросила, помолчав: — Ты меня осуждаешь?
— Нет! Я только хотел, чтобы ты всегда была со мной. И ты приехала… наконец…
Он сдался.
Вскоре вернулся Юхан.
Дыхание Дины стало неровным и свистящим. Вдруг она открыла глаза:
— Мама? Уже?
Тихий, чистый голос.
Открытые, глядящие куда-то глаза погасли.
Глава 21
Вениамин закрыл за собой дверь. Постоял, сгорбившись, на крыльце. Потом нетвердым шагом спустился на землю.
Он искал, разрывал пепел лопатой и руками. Осматривал все обуглившееся, что можно было осмотреть. За ним постоянно ходил кто-то из людей, он только не знал — кто.
Раскапывал то, что в Рейнснесе называли картофельным погребом.
Не кислый запах дыма, совсем другой ударил ему в лицо. Вениамин не знал этого сладковатого запаха сгоревшей плоти.
Он поднял остатки обуглившегося конька крыши и обгоревшие лохмотья ткани. Под тем, что осталось, лежала рука. Обручальное кольцо все объяснило. Твой Вилфред.
Так он узнал, что это не Анна.
В Страндстедет было послано за тремя гробами. Люди оставались практичными.
Четверо рабочих с верфи еще раз осмотрели все пожарище вместе с ним. Но ничего не нашли.
Всякий раз, ступая на землю, Вениамин наступал на Анну. Ему не стало легче и в доме, где жила Стине. Половицы там тоже были Анной.
По утоптанной тропинке Вениамин шел к бугру, на котором стоял флагшток.
Морские птицы. Влажные вздохи воды между камнями при каждом откате волны. Солнечные блики на мелях. Темные пятна между ними. Там дно было черное. Он повернулся к морю спиной.
Перед ним высилась гора. По ее склону он бежал вниз в ту минуту, как их пожирало пламя. Или когда же это было?
Солнце презрительно смотрело на черный пепел. Трубы еще стояли. Вокруг них поднимались к небу ослабевшие спирали дыма.
Вениамин подошел к скамейке возле флагштока. Его глаза пытались зацепиться хоть за что-нибудь в проливе. Но он видел только ветер. Движение в глубине зрачков. Шум воды. Словно на площади какого-то неизвестного города вдруг забили фонтаны. Там встретились все загадки, и все горизонты сошлись в одной точке.
А запахи лета! Неужели они думали, что смогут заглушить запах смерти? Соленый, тяжелый, резкий, летучий.
И звуки! Лодок, которые приходили и уходили. Людей, говоривших о пустяках. Шагов. Неужели они не знают, что звуки заглушают друг друга и что единственным милосердием может быть тишина?
Он лежал на скамье, подложив руки под голову. Может быть, даже спал. Но мысли все равно не покидали его. Хотя в них не было смысла. Перед ним была стена.
Закрывать глаза было теперь бесполезно.
Анна! Она шла по блестящим на солнце водорослям. Как будто и не сгорела. Шла, плотно закутавшись в шаль. Сначала ее походка была нетвердой, как у человека, выходящего из воды на берег.
Шум волн отступил перед ней. Словно Вениамин вовсе не спал.
Ничто не отнимет у меня облика Анны, думал Вениамин.
Анна стала большой и близкой. Нависла над ним, точно свод.
Он ощутил тепло. Руку. Она прикоснулась к его груди. Ко лбу. Он чуть не сошел с ума от ощущения прохладного жара ее кожи.
— Вениамин!
Голос… Целительный сон! Теплая, нежная кожа. Он не удержался и притянул ее к себе.
— Анна!
— Прости меня, Вениамин!
Почему она так говорит? Почему на ней мужская куртка? Он вытер рот рукавом этой куртки. Откуда на ней чужая одежда? Он тер руки о штаны, пока не решил, что они уже достаточно чистые.
Потом осторожно прикоснулся к этой чужой куртке, внутри которой была Анна.
Глава 22
Призри на страдание мое и на изнеможение мое, и прости все грехи мои.
Сохрани душу мою, и избавь меня, да не постыжусь, что я на Тебя уповаю.
Псалтирь, 24:18 и 20На похоронах останков Ханны Олаисен все безудержно рыдали.
Пробст сам произнес надгробное слово. Он говорил о мужестве, без которого невозможно помочь ближнему. Ханна Олаисен пожертвовала собой, чтобы спасти чужую жизнь. Он тепло говорил о любви к ближнему. И о том, что в любой трагедии есть промысел Божий. Никто не должен думать, будто Бог забыл о нем.
Все без исключения скорбели о Ханне, эта скорбь заставила людей забыть о себе. Ханна стала примером для всех. Она была гостеприимной и доброй при жизни. И отдала свою жизнь, чтобы спасти чужую.
В Страндстедете не было своего святого. До сих пор не было. Ханна должна была умереть, чтобы жизнь людей обрела смысл.
Вид четверых мальчиков, оставшихся без матери, и красивого бледного мужа сделал сочувствие искренним. Одни говорили о тяжелых ударах судьбы. Другие — о том, что Бог в своей неизреченной мудрости возлагает тяжелую ношу на плечи избранных.
Церковь была полна. Пока говорил пробст, Вилфред Олаисен стоял с закрытыми глазами. По его серому лицу бежали капельки пота.
Свет был не яркий, и от хоров до первой скамьи было большое расстояние. Это позволяло женщинам не спускать глаз с Вилфреда Олаисена. Они упивались признаками его безграничного горя.
Незамужняя дочь коммерсанта Холе не отрывала от него глаз — как красиво он держит руку на плече старшего сына!
Сара сидела с другими детьми, держа младшего на коленях. Они являли собой серое отчаяние, но оно не произвело на фрёкен Холе сильного впечатления.
Сначала пробст и слышать не хотел о том, чтобы исполнить волю фру Дины, которая просила, чтобы ее, как моряка, похоронили в море. Подальше от берега.
Но Юхан поговорил с ним с глазу на глаз. Неизвестно о чем, но он утвердительно кивнул Вениамину и Анне, когда они спросили, как прошел разговор.
Юхан взял ответственность на себя: «Я очень уважаю нашего пробста. Но я сделаю все, как она просила».
Правление местной управы решило выстроить на площади портал в честь фру Дины. Он должен быть украшен цветами, и на нем золотыми буквами будет написано ДИНА БЕРНХОФТ.
Она была главной в Страндстедете, вложила в него много сил и денег. Похоронная процессия должна пройти через этот портал.
Было достигнуто своего рода соглашение. Духовенство отслужит в церкви торжественную панихиду, правление возведет портал, и тогда уже море получит свое.
Юхан и Карна сидели в Дининых покоях в «Гранде». Они читали вслух Библию.
Бергльот объясняла всем, кто выражал удивление по этому поводу, что Карна еще не пришла в себя и нуждается в духовном утешении. Ей нужно с кем-то поговорить. А вообще она почти не разговаривает. И почти ничего не делает. Бергльот приходится заботиться обо всех и в доме доктора, и в «Гранде». Она бегает между домом доктора и гостиницей, носит еду.
Бергльот шёпотом сообщила служанкам, что доктор совсем поседел и все члены семьи так исхудали, что она могла бы унести их всех на спине за один раз.
Анна и Вениамин почти не разговаривали с тех пор, как вернулись из Рейнснеса. Только держались за руки. Боялись выпустить друг друга из виду. Ведь тогда все могло случиться. Что именно, они не знали.
