Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов
— Конечно хочу.
— Так поедем.
— Это невозможно, Камилла. На следующей неделе у нас экзамены.
— Через неделю будет поздно. Я не смогу. Мне не хватит духу. Если бежать, то сегодня.
— Такое случается только в сказках. Или в мечтах, но не в реальной жизни.
— Если любишь, увези меня, Мишель, не позволяй уехать в Израиль.
— Бежать очертя голову — не лучшая идея.
— Поедем к твоему дедушке, в Италию. Ты говорил, он…
— Мы несовершеннолетние! Нас арестуют на границе! Да и денег на билеты у нас нет.
— Поедем автостопом. Некоторым удается весь мир так повидать.
— Давай сдадим экзамены. Сейчас это главное — и для тебя, и для меня. Потом попытаемся найти решение. На свежую голову.
— Значит, ничего не получится?
— Думаю, нет.
Она покачала головой, как будто пыталась осознать мои слова. Я хотел взять ее за руку, но она не далась.
— Камилла, не стоит…
— Я пошутила, Мишель. Хотела увидеть твою реакцию.
— Я тебя провожу.
Она повернулась и пошла прочь.
— Камилла, мы можем еще раз все как следует обдумать…
* * *Говорят, удача только раз стучится в дверь человека и нужно уметь ухватить ее за хвост, иначе она ускользнет и больше не появится. Сожалений не испытывают только утратившие память люди. Я миллион раз прокручивал в голове эту сцену и всегда приходил к одному и тому же выводу. Я был королем придурков. Трусом. Мелким человечишкой. Я относился к категории людей, которые всегда остаются на причале и машут вслед уходящему кораблю. Чтобы уехать с Камиллой, нужно было обладать мужеством. Что она обо мне подумала? Где бы мы сейчас были, скажи я «да»? В какой африканской стране? В Адене? В Пондишери? На Маркизских островах? В штате Монтана? Непокорными называют лишь тех, кто способен не думая ввязаться в авантюру.
* * *Мне было совершенно необходимо поговорить с Сашей, узнать, что он обо всем этом думает. Никто другой не смог бы меня сейчас подбодрить. Хозяин «Фоторамы» сообщил, что Саша заболел тяжелым гриппом, — неудивительно, при такой-то погоде! Я отправился к Саше домой, где не был около года и успел забыть грязную лестницу с прогнившими ступенями, облупившимися стенами и провисшей проводкой. На последнем этаже горела только половина лампочек. Я не помнил, какая из дверей Сашина, и выбрал ту, где не было ни фамилии, ни инициалов. Постучал.
— Кто там?
— Саша, это я, Мишель.
Через минуту дверь приоткрылась и в щелку выглянул Саша:
— Вы один?
— Да.
Он был в синем шерстяном халате на голое тело. У него было землисто-бледное лицо, всклокоченные волосы и недельная щетина. Саша по привычке настороженно огляделся и спросил:
— Зачем вы пришли?
— Хотел узнать, как у вас дела.
— Только вы обо мне и помните. Зайдете?
Он отступил в сторону, пропуская меня внутрь, запер дверь, задвинул засов и закашлялся. Я заметил в пепельнице гору окурков и укоризненно покачал головой. Свет в комнате был тусклый. На столике рядом с разобранной постелью лежала какая-то книга на русском языке. На стенах проступили пятна влаги.
— Здесь собачий холод!
— Потому я и заболел. Хозяин не желает включать отопление в июне.
— Вам бы не помешал обогреватель.
— Это верно.
— Кажется, у нас дома есть электрическая батарея. Я схожу и принесу.
— Не стоит. Погода скоро наладится. Можете оказать мне услугу?
— Конечно, Саша.
— У меня закончились лекарства, а сил выйти на улицу нет. Нужно что-нибудь сильнодействующее от бронхита и кашля.
— Я позвоню вашему врачу.
— Нет у меня врача! Идите в аптеку на площади Монж и обратитесь к продавцу со стрижкой ежиком и в английском галстуке. Скажете, что вы от меня, и познакомитесь с уникальной личностью — он отпускает лекарства в кредит!
— Может, я заодно зайду в магазин и куплю еды? Вы похудели, нужно есть, чтобы набраться сил.
— У меня нет аппетита, но спасибо, Мишель, вы очень любезны.
* * *Саша был слишком слаб, я не хотел докучать ему своими проблемами и отправился домой. В квартире было тепло — домовладелец не стал экономить и включил центральное отопление. Масляный радиатор без дела пылился в кладовке, им давно не пользовались, но я постарался вынести его так, чтобы никто не заметил, а по улице катил на колесиках. Аптекарь выдал мне кучу лекарств, расписав на упаковках дозировку, после чего занес в блокнот их стоимость. Я купил у бакалейщика яблок, ветчины, сыра грюйер и не без труда затащил весь этот груз на восьмой этаж. Мы включили батарею, комната быстро согрелась и перестала напоминать морг.
— Счет за электричество будет феерический.
— Об этом не беспокойтесь. — В крошечную, размером с булавочную головку, дырочку в счетчике Саша просунул разогнутую скрепку и заблокировал зубчатое колесико. — Это соседка меня научила. Здесь все так делают. В России я бы никогда не осмелился на подобное, там это уголовно наказуемо. Тут другое дело. Скрепку вынимают за неделю до прихода контролера из «Электрисите де Франс», и счетчик начинает крутиться. Полагаю, монтер все знает, но молчит. Как поживает Камилла? Вам удалось сделать хорошие фотографии?
— Сейчас не до того, мы готовимся к экзаменам. Вам нужно принять лекарство и хоть на время бросить курить.
— Черт, забыл попросить вас купить сигарет.
* * *На следующий день центральное отопление в нашем доме отключилось, и температура упала до четырнадцати градусов. Тут-то и выяснилось, что радиатор исчез.
— Но он же не мог улететь! — воскликнула мама и обвела нас негодующим взглядом.
— На прошлой неделе он стоял в кладовке, я точно помню, — заявила Мария.
— Очень странно.
— Я не вру, клянусь вам, мадам.
— Ты доставал радиатор, Мишель?
— Зачем он мне сдался? — возмутился я.
Загадка улетучившегося радиатора занимала нас еще несколько недель. Мы искали повсюду, расспросили соседей и консьержку. Мама заподозрила, что папа увез его в свою холодную провинцию, не сказав ей ни слова. Некоторые тайны вызывают жгучий интерес и дают пищу для споров и дискуссий, например страшный снежный человек, лох-несское чудовище и летающие тарелки. На самом деле никаких загадок на свете нет — только лжецы, двуличные придурки и трусы.
— Господи, как же хочется согреться! — взвыл я. — Здесь холодно, как в Сибири. Мозги замерзают. Не удивляйтесь, если я завалю экзамены!
19
Я проснулся среди ночи от озарения. Нужно сесть на корабль. Сняться с якоря и не смотреть, как удаляется берег. Выйти в открытое море и перешагнуть черту. Решено. Мы уедем. Вместе. Никто не сможет мне помешать. Оставалось определиться с экзаменами — сдавать или наплевать на степень бакалавра. В конце концов я решил не затягивать дело и «вскрыть нарыв». Я знал от Камиллы, что ее отец рано возвращается с работы. Нужно во что бы то ни стало увидеться с ним, действовать напористо и добиться своего. Я прогулял последний урок и отправился к Камилле домой, намереваясь использовать шахматную тактику и навязать «противнику» свою волю. Дверь открыл крепкий мужчина лет пятидесяти. Он приветливо улыбнулся и спросил, чем может быть полезен. По глуховатому голосу я узнал отца Камиллы.
— Здравствуйте, мсье Толедано. Я — Мишель Марини.
— Здравствуйте, Мишель, как поживаете?
Он приветливо улыбнулся и протянул руку, чем немало меня удивил.
— Вы к Камилле?
Я не знал, что ему известно, и сказал:
— Мне нужно поговорить не с вашей дочерью, а с вами.
— Понятно…
Он посторонился, пропуская меня в квартиру. У двери громоздились картонные коробки с наклеенными на крышки бумажками. Когда я позвонил, отец Камиллы как раз собирал очередную коробку в столовой.
— Скоро уезжаете?
— Сначала отправим вещи. Выпьете со мной кофе?
— Спасибо, не хочется.
Он налил себе большую чашку и сказал:
— Напрасно отказываетесь. В такую погоду кофе отлично помогает согреться… Так что у тебя за дело, мой мальчик?
Он видел, что я не знаю, как начать, и решил усадить меня за стол:
— Давай присоединяйся. Любишь миндальные бисквиты? Моя жена сама их печет. — Он открыл жестяную коробку с сухим печеньем. — Налетай! Бьюсь об заклад, тебе понравится.
Из вежливости я взял две штуки:
— Очень вкусно.
— Жена кладет в тесто апельсиновые корочки — это рецепт моей мамы, она родом из Константины.
Даже если ты не умеешь плавать, а вода ледяная, приходится прыгать за борт, чтобы не пойти на дно вместе с кораблем.
— Я хочу поехать с вами, мсье Толедано.
Он перестал жевать и поставил чашку на блюдце, но не выказал ни удивления, ни гнева.
— В Израиль?
— Да.
