Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения
— За день до финала я застукал тебя с твоим «ботаником» и не мог после этого играть. Странно, что я еще помнил, как держать кий.
— Действительно, странно, ведь ты был вдрызг пьян! — Ирина столько раз повторяла, что просто хотела «встретиться с самой собой», что ей стало казаться, что фраза режет слух даже ей, и она перестала ее произносить.
— Я был ослеплен горем, голубушка. Первые фреймы у меня перед глазами стояла картина, как ты с «ботаником» кувыркаешься в постели.
— После полутора бутылок «Реми» ты не разглядел бы свои пальцы прямо перед глазами! Скажи мне прямо, ты действительно считаешь меня виноватой в твоем провале в Шеффилде?
Рэмси смотрел на нее с непониманием.
— А из-за кого я напился? Ты действительно не считаешь себя виноватой в моем публичном позоре? Милая, да тебе просто повезло, что твой Рэмси Эктон умеет прощать!
Удивительно, что после всего пережитого у Ирины еще были силы ругаться, но адреналин в кровь при этом уже не поступал. Она сочла, что его поведение дает ей право сказать все то, о чем промолчала в мае.
— Ты сам себя опозорил! Кроме того, опозорил еще и меня! Думаешь, мне было приятно смотреть на мужа, который, шатаясь, крутится у стола и не может забить шар, стоящий в двух дюймах от лузы? Да и выглядел при этом как бродяга — одежда мятая, волосы взъерошены. А твои реплики в адрес О’Салливана — мне хотелось сквозь землю провалиться! Умеет прощать — в гробу я видела твое умение!
— Если бы в моей жизни не было жены, которая путается с другими парнями, я бы этого О’Салливана в порошок стер, не сомневайся!
— Если бы ты умел слушать свою жену и доверять ей, может, ты бы и выиграл финал. Но я не собираюсь нести ответственность за твое неумение доверять людям!
— Я тебе все на блюдечке преподнес. Имей в виду, лапочка, если бы не я, ты бы ни за что не получила эту медаль в Нью-Йорке.
У Ирины отвисла челюсть.
— Значит, ты проиграл из-за меня, а я получила медаль благодаря тебе? Интересно.
— Я открыл для тебя снукер! Я подарил его тебе! Не будь снукера, не было бы твоей книги, и медали бы не было. Никогда.
— Ты подарил мне снукер? Пожалуйста, позволь его вернуть! Потому что меня тошнит от снукера, мне до смерти надоел снукер, я даже слова снукер слышать не могу, и, если я смогу больше никогда в жизни не увидеть ни одного матча, я готова встать на колени лицом на восток и целовать землю!
Рэмси побелел. Он замер на мгновение и быстро скрылся за дверью, ведущей в подвал. Сначала она решила, что он сбежал в свое логово, чтобы подавить позывы к применению силы. Но у насилия столько же вкусов, сколько у мороженого. Через минуту появился Рэмси, держа в руках Дениз. С пугающей неторопливостью он подошел к столу, поставил ногу на стул и одним движением сломал хребет Дениз на тридцать третьем году ее жизни.
Убийство соперницы мгновенно сняло существовавшее в помещении напряжение. Воздух уже казался ей менее плотным, а тиканье часов над плитой не таким навязчивым. Солнце взошло, и его веселящий свет рвался сквозь шторы. Ирина встала из-за стола, чтобы налить кофе, и поморщилась от заунывных звуков кофемолки, похожих на стоны плакальщицы, убивающейся по усопшему. Открыв холодильник, она обнаружила, что закончилось молоко.
— Я не могу пить крепкий кофе на пустой желудок, — через силу произнесла она. — Пойду схожу за продуктами. Тебе что-нибудь купить?
Стоявший напротив нее Рэмси, с половинками кия в каждой руке, покачал головой.
Выйдя из дома, охваченная свежестью утреннего воздуха, Ирина с трудом верила, что оказалась на улице. И все же ощущение облегчения появилось не благодаря воздуху, а тому, что рядом не было Рэмси.
Когда она вошла в «Сейфуэй», знакомая кассирша поспешно отвела взгляд. Все закономерно, странно только, что потом она взяла себя в руки и все же подняла полные тоски глаза. Сдачу она вложила ей в руку с таким видом, каким подавали ребенку монетку в те времена, когда они еще радовались гривеннику.
— Бог мой, — сказала девушка, — мне так жаль. Даже не знаю, что и сказать.
Растерянная Ирина также не понимала, что должна ответить. Возможно, денег было недостаточно, но она поспешно сунула монеты в карман. Насколько девушка могла ее обмануть, если она дала ей всего фунт? Пробормотав «Ничего страшного», Ирина сочла тему закрытой, но все же взгляд девушки, прошенный ей в спину, был неожиданно пронзительным.
Рынок на Роман-Роуд был уже открыт. Ирина не спешила вернуться в кухню к Рэмси, сжимавшему в руках обломки своей жизни, поэтому направилась к прилавку, где всегда покупала овощи, чтобы приобрести зеленой фасоли. Улыбаясь продавцу, она боялась, что мышцы не выдержат непривычной нагрузки, ведь она не улыбалась уже несколько дней.
Когда Ирина впервые гуляла по Роман-Роуд, обнявшись с Рэмси, прохожие приветствовали их прохладно; жители Ист-Энда с неохотой передают свое национальное достояние американцам. Но она не боролась за свой статус, и постепенно они сменили гнев на милость. Тем не менее, когда она поставила корзину на прилавок, продавец посмотрел на нее испытующе, что страшно нервировало.
— Вот это да, — сказал он. — Жуть какая, верно?
Может быть, неподалеку произошел несчастный случай или пожар, но Ирина была так вымотана бессонными ночами и подавлена разломанными в щепки ценностями, что у нее просто не было сил думать о чужих несчастьях. Она пробормотала нейтральное: «М-м-м» — и принялась искать деньги.
— Вот, возьмите, — добавил продавец и положил в ее корзину три огромных, ярких апельсина.
— Не стоит… — запротестовала Ирина, но мужчина положил сверху авокадо.
Она, разумеется, поблагодарила щедрого торговца и была довольна приобретенной популярностью, но не смогла по достоинству оценить размеры собственных успехов, а ведь она добилась такого признания, как подарки в виде бесплатных овощей и фруктов. Растроганная вниманием, Ирина решила заглянуть в газетный киоск и купить «Телеграф».
Подняв глаза на витрину, без того бледная Ирина стала еще белее. Кажется, она даже пошатнулась и была готова упасть в обморок, но не от усталости.
Рэмси все еще стоял в оцепенении у кухонного стола, сжимая обломки кия. Не произнеся ни слова, она положила на стол стопку газет, отодвинув полную окурков пепельницу. На фотографии на первой странице искореженные железные балки напоминали изломанные в пепельнице окурки. Слезы — единственные пролитые не без повода за последние два дня — закапали на страницу.
— Никогда, — проговорила она, задыхаясь, — никогда… — Горло сдавило спазмом, но она попыталась снова. — Никогда мне не было так стыдно.
10
Это была инициатива Ирины — посмотреть с Лоренсом финальный матч 2001 года, в котором Рэмси играл против Ронни О’Салливана, — последнее время ей казалось, что очарование снукера ослабило на нее свое воздействие. Они не видели Рэмси три с половиной года, и, скорее всего, он изменился. Во время просмотра вечерней сессии Ирина задумалась, нашел ли Рэмси женщину, и надеялась, хоть мысль казалась абсурдной и недоброй, что еще нет. Она пребывала в легкой психической зависимости от Рэмси, и хотя ее существование никак не было с ним связано, неизвестно, к лучшему это или к худшему, но ей нравилось время от времени ненадолго погружаться в его жизнь, будто опускать руку в воды реки, сидя в каноэ.
Рэмси, как всегда, выглядел безупречно — чисто выбрит, волосы идеально уложены, одежда отутюжена, галстук-бабочка ни на градус не склонился вниз. Грубоватый О’Салливан, возможно, немного изменился в лучшую сторону, но все же смотрелся рядом с Рэмси неряхой. Движения Рэмси были уверенными, и, хотя оба придерживались высокого темпа игры, он выглядел задорным, в то время как Ронни нетерпеливым. Удары Рэмси были превосходны и точны, но никогда не в ущерб диспозиции, в то время как Ронни не мог сопротивляться желанию сыграть эффектно на публику. О’Салливан никогда не вел себя откровенно грубо, но все же изысканные манеры старшего коллеги — Рэмси лишь слегка постукивал по столу, наблюдая за безупречной серией соперника, — способствовали более бурному проявлению эмоций. Сидя в кресле, Ракета порой позволял выразить всем своим видом скуку и раздражение, а во время лучшей серии Рэмси закрыл лицо полотенцем — возможно, для сохранения концентрации, но, скорее всего, чтобы просто ничего этого не видеть. Несмотря на то что Клайв Эвертон отметил, что за последние три года рейтинг Рэмси Эктона значительно ухудшился, Ирина была уверена, что в жизни старого приятеля наконец настал солнечный день.
— Думаю, он сможет победить, — произнесла она, когда трансляция первого дня была окончена победой Рэмси десять против шести. Коммерческий успех «Ивана и его неприятностей» открыл в ее жизни новую эру, когда она всем желала добра и процветания.
