Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей
– Твое влияние. Ведь это ты доказывал когда-то, что танцевать – значит морочить голову ногами.
– Опять ты права. Я проигрываю с тобой поединок за поединком. – Снова этот обезоруживающий голос. – Ты задумалась… Будешь со мной встречать Новый год, ладно? Скажи «да». Тут нет никакого подвоха, я действительно хочу пойти именно с тобой. Ты мне нравишься, Катажина. Мне с тобой хорошо, как ни с кем другим. Мы похожи друг на друга… Бог мой, что это я говорю. Я так привык к роли обольстителя, что забыл, с кем имею дело. Скажу тебе всю правду. Это отец уговорил меня проводить вас. Он мечтает о том, чтобы мы с тобой поженились. Он серьезно болен, ему нельзя волноваться. И вот старик вбил себе в голову, что моей женой будешь ты, и только ты. Может быть, нехорошо, что я с тобой так откровенен, но понимаешь… Очень хочется, пока возможно, не выводить его из заблуждения. Пусть он хотя бы за меня не переживает.
Когда Збышек кончил, я уже настолько овладела собой, что смогла ответить спокойно:
– Мне нравится, что ты ведешь честную игру. Я очень люблю твоего отца и готова ходить с тобой на любые мероприятия, если это хоть немного улучшит его самочувствие.
– Спасибо. Я им обещал, что перед балом приведу тебя к нам. Ты не возражаешь?
– Конечно, нет, – сказала я бодрым голосом, но на самом деле мне было грустно и даже хотелось плакать.
Но прежде чем я успела расплакаться, Збышек быстро попрощался и ушел. Как жаль, что он сказал мне правду…
Под Новый год я пожалела, что приняла приглашение Збышека. Меня звали с собой товарищи по училищу. Уговаривал пойти с ним доктор. А я зависела от прихоти Збышека.
Я сама сделала себе прическу, маникюр. Время тянулось медленно. С улицы все время доносились голоса людей, которые шли уже куда-то целыми компаниями. Бабушка торопила меня:
– Одевайся, уже скоро восемь. Мы с пани Дзюней рано ляжем спать, но нам хочется увидеть, как ты выглядишь в платье, которое хотела забрать мама.
Я послушно оделась и вышла к ним.
– Красивое платье, Катажина, и выглядишь ты в нем отлично. Счастье, что я тогда вмешалась, а то не видать бы тебе платья.
– Скажу тебе, бабушка, всю правду: раз я иду со Збышеком, платье не играет роли. Он его все равно не заметит, – не знаю, как вырвались у меня эти вроде бы шутливые, а на самом деле грустные слова.
Бабушка легла. Время шло, а Збышека все не было. Часы пробили половину девятого. Потом прошло еще пять минут. И еще пять…
У меня внезапно мелькнула догадка, что в этом и заключается дьявольская шутка, которую надумал сыграть со мной Збышек. Он не придет. Я решила подождать еще пять минут, а потом уйти из дома, все равно куда. Но в этот момент в дверь позвонили.
– Ты пришел в последнюю минуту, я уже собралась уйти на вечер к своим товарищам по училищу.
– Прости, я только что вернулся из командировки, – сказал он и как-то особенно хорошо взглянул на меня.
– В таком случае все в порядке. Можем идти.
– А ну-ка покажись. Тебе удивительно к лицу это платье. Мне, кажется, плохо придется…
Мы быстро побежали домой к Збышеку. Родители его уже волновались. Пока Збышек переодевался, мне пришлось снова продемонстрировать свое платье.
Новогодний бал устроило проектное бюро. За заказанным столиком уже сидели две приятные молодые пары; с одной четой я даже была немного знакома, вторая – молодожены – беспрерывно обменивалась милыми шутками; все кругом смеялись.
В оформленном архитекторами зале царила радостная, праздничная атмосфера. У Збышека тут было много друзей, и он знакомил меня с ними, но сам тоже часто приглашал меня танцевать. А потом мы танцевали с ним один танец за другим.
– Что случилось? Ты вовсе не обязан танцевать со мной беспрерывно. Я все думаю: ты ли это? Неужели ты держишь себя так со всеми теми женщинами, которые бросаются тебе на шею, и от которых ты сегодня прячешься за моей спиной?
– Не угадала, – ответил Збышек, – просто я стараюсь быть на высоте, потому что мне потребуется от тебя письменное удостоверение.
– Что же я должна буду удостоверить?
– А вот то, что я пригласил тебя на новогодний бал и добросовестно выполнял свои обязанности. Больше ничего.
– И кому ты это предъявишь?
Мне хотелось взглянуть ему в лицо, но он так прижал меня к себе, что это было невозможно, И все же я продолжала:
– Может быть, той девушке, которую ты провожал сегодня вечером?
– А ты откуда знаешь?
– Просто я вас видела, а остальное вывела дедуктивным методом.
– Ну, раз так, отрицать бесполезно, удостоверение мне нужно именно для нее. Но это все на добровольных началах. Принуждать я тебя не буду.
– Отчего же! Я напишу такое удостоверение с превеликим удовольствием. Не беспокойся. А теперь у меня к тебе просьба – нельзя ли уйти отсюда? С меня хватит.
Он ответил не сразу и снова прижал меня к себе. Ярость и удовольствие от танца как-то уживались во мне.
– Я тебя так нежно обнимаю, потому что на нас уже начали обращать внимание. Чего доброго, скажут, что я пришел на новогодний бал с сестрой. Я за тобою поухаживаю немного, ладно? А теперь скажи мне на ушко, мастер дедукции, почему ты покраснела, говоря, что видела меня сегодня вечером? А? Я слушаю.
– Хватит. Пусти меня. Ни один человек не вызывал еще во мне таких кровожадных чувств. Я готова тебя убить.
– Милочка! Не борись со мной. Взгляни, там, слева от нас… улыбаются.
Когда кончился танец, Збышек подвел меня к столику и спросил:
– Может, ты выпьешь чего-нибудь, милая? – Он улыбался, глядя на меня как-то странно. Но как? Я не понимала.
Я выпила рюмку до дна. Водка показалась мне очень вкусной. Воспользовавшись тем, что все оживленно беседовали и не обращали на меня внимания, я налила себе еще одну рюмку и выпила. Затем, уже не стесняясь, спросила громко:
– Кто выпьет со мной рюмочку? – И выпила еще раз.
Заиграл оркестр. Наши соседи по столику ушли танцевать. Я потянулась к бутылке, но Збышек опередил меня.
– Не пей столько, милая, у тебя закружится голова.
– Оставь меня в покое. Я вошла во вкус и хочу выпить.
– Катажина, подожди до полуночи, тогда я охотно составлю тебе компанию.
Больше мы не разговаривали. Около полуночи общее веселье и возбуждение достигли апогея. Наконец, пробило двенадцать. Свет погас. Люди поздравляли друг друга, целовались.
– Чего тебе пожелать в наступающем году? – услышала я совсем близко его голос.
– Не знаю. А тебе я желаю, чтобы сбылась твоя самая сокровенная мечта.
Тут я почувствовала, что он обнимает меня. Я отстранилась. Зажегся свет. Снова заиграл оркестр. Збышек повел меня танцевать, но не говорил ни слова. Я чувствовала, что с ним творится что-то непонятное.
– Если хочешь, мы можем уйти, – сказал он, когда кончился танец. – Но помни, что в Новый год полагается забыть старые обиды.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, но я согласна. Пошли. Мне все равно. Только мне хочется перед уходом выпить еще рюмочку.
Я пошла к столику, но не успела сесть, как Збышек взял меня за плечи и, наклонившись, шепнул:
– Умоляю тебя, выйдем отсюда хотя бы на минутку, потом ты можешь делать все, что хочешь.
Чутье подсказало мне, что надо согласиться. Збышек вывел меня из зала, провел по коридору на лестничную площадку и, остановившись у окна, сказал, глядя в сторону:
– Мне полагается новогодний поцелуй, но я не хочу брать его силой.
Я не ответила, а только повернулась к нему лицом. Он обнял меня, прижал к себе так осторожно, словно я была из стекла, и поцеловал. Кто-то шел мимо, но разве это имело значение? Он целовал меня в губы, в глаза, водил пальцами по лицу, смотрел на меня и, наконец, сказал:
– Садись сюда, со мной рядом, на подоконник. Ближе… Никогда не думал, что в своей единственной настоящей любви я буду объясняться на лестничной площадке. Я люблю тебя, Катажина! Люблю! Скажи, ты можешь меня полюбить? Поверь, я говорю серьезно: я тебя люблю. Взгляни на меня.
Я посмотрела ему в глаза. Они улыбались. Той новой улыбкой, смысла которой я никак не могла понять.
– Ты хорошо посмотрела. Спасибо.
Мы целовались без конца. Я ничего не говорила, но сердце у меня билось так, что его, наверное, было слышно далеко вокруг. Теперь люди нам мешали. Мимо нас то и дело кто-нибудь проходил.
– Пошли отсюда. Нам незачем спешить, теперь у нас впереди вся жизнь.
Я первой спрыгнула с подоконника, но он окликнул меня:
– Подожди, я хочу, чтобы ты была рядом.
Примечания
1
Кресы – восточные окраины довоенной Польши. (Здесь и далее примечания переводчиков.)
2
Баншуцы (точнее, баншютцы – Bannschutze) – немецкая военизированная охрана железных дорог.
3
Хейнал – песня, исполняемая на заре трубачами на колокольне. Здесь речь идет о традиционном хейнале, раздающемся каждый час с башни Марьяцкого костела в Кракове; звуки этого хейнала служат позывными Краковской радиостанции.
