Тибор Фишер - Философы с большой дороги
воспоминания. Паромом он добирался до Ганновера, где обязательно посещал
некий зоомагазин, выполнявший весьма специфичные дедовы заказы.
Когда-то дед напрямую ввозил из Англии необходимые ему принадлежности
(дохлых тараканов и крыс, специальным образом упакованных), покуда однажды
таможенник не попросил его открыть чемодан и не ужаснулся, обнаружив
незадекларированную партию грызунов, запрещенных к ввозу в страну.
Полуразложившихся тварей дед разбрасывал тайком в гостиницах, ресторанах,
приемных дантистов, больницах, городских концертных залах – тем самым
провоцируя беспорядки, подрывая дух немцев и нередко добиваясь снижения
сумм, проставленных в счете за обслуживание.
Дедов арсенал
1. Жестокость в общении с официантками: заказать стейк, а когда заказ
принесут, сделать вид, что заказывал судака.
2. Навык подделки документов, которым дед овладел за годы войны,
проведенные в концентрационном лагере, активно использовался им при записи в
многочисленные библиотеки, чьи полки он методично освобождал от сочинений
Гельдерлина и Шиллера. Также он сочинял от имени немецких чинуш или
политиканов письма, провозглашающие отказ от политики разоружения и
подготовку к новой войне, и отправлял эти письма в английские газеты.
3. «Скажу вам по секрету – у вас честное лицо...» Его дару
мистификации можно было позавидовать. Весь год накануне очередного
путешествия он разрабатывал План. В результате население целых деревень
бросалось перекапывать окрестные поля в поисках несуществующих слитков
золота, которые, как уверял дед, были спрятаны там во время войны. Лучшей из
разработок такого рода дед считал ту, что привела к аресту в подвале только
что выстроенной больницы двух бывших пилотов дирижабля, вооруженных
отбойными молотками и методично вскрывающих фундамент. Бедняги искали тайник
с золотыми монетами, устроенный там, по их убеждению, английской разведкой.
4. Любая шутка не во вред. Он съезжал из отеля, не заплатив по счету;
оставлял в номере продуктовые «закладки» вроде креветок или филе
трески, дающие при гниении особо стойкий запах: как правило, он помещал их
под половицы или в пустотелые трубки карниза для штор; вызывал пожарных;
обесточивал светофоры, перекусив провода; организовывал поставки цементного
раствора частным лицам и организациям, вовсе не испытывающим нужды в цементе
(например, теологическому факультету Геттингенского университета; шофер
размахивал перед лицом декана бланком заказа, подписанным каким-то
профессором).
5. Он равно любил подавлять собеседника своим знанием тонкостей
сослагательного наклонения и делать вид, что ни слова не понимает
по-немецки. «Чем, по большому счету, плохо говорить по-немецки: на
этом языке можно изъясняться только с немцами», – пояснял он.
Свою вендетту дед вел на основе самоокупаемости. Он взял за правило
финансировать свои акции из средств бывших эсэсовцев (образовавших что-то
вроде первой панъевропейской организации), привлеченных под предлогом
«освобождения Гесса из Шпандау» или «покрытия расходов на
топливо для летающей тарелки Гитлера, что вращается на околоземной
орбите». «Если вы говорите людям то, что им хочется слышать,
именно это они и услышат от вас, и плевать им, что у вас не тот акцент или в
вашем рассказе полно нестыковок».
В квартире у нас повсюду валялись проспекты турфирм, предлагающих
групповой отдых за границей: отец разбрасывал их на самых видных местах
специально для деда. Как-то тот и впрямь решил провести отпуск в Испании.
Отец уже за три месяца до его отъезда был на седьмом небе от счастья: (a) он
мог не беспокоиться, что дед загремит в чужой стране в тюрьму, и (b) дед мог
войти во вкус таких поездок и изменить своим привычкам. Эйфория разом
прошла, когда дед вернулся из отпуска – загорелый, с чемоданом денег,
которые ему удалось выманить у одного из держателей тайной кассы СС в
Мадриде.
На эти деньги дед тут же купил автомобиль (легендарный
«Зефир» [МК-1 Zephyr – английская модель автомобиля на базе
«Ford'а», производившаяся с 1951 по 1956 год], зависть всех
водителей), милостиво разрешил мне научиться с ним управляться, но при этом
воспротивился тому, чтобы я сдавал экзамен на права. «Англичанину не
нужна бумажка, подтверждающая, что он вежлив и внимателен к ближним: мы
идеальные водители от рождения».
И вот я возил его по всей стране – мы исколесили Англию вдоль и поперек
в поисках притаившихся на ее просторах книжных лавок, где могли найти приют
некие авторы на «Ш» и «Г», ибо дед поставил своей
целью «штереть» эту парочку в порошок! Он хотел, чтобы на его
могиле было высечено: «Ш...? Г...? Кто такие?»
Почти сразу после покупки машины мать стала высказывать вслух надежду,
что деда все-таки посадят в тюрьму или его прикончит какой-нибудь наемный
убийца, подосланный этими мерзкими баварцами: ей не давало покоя, что в доме
уже тридцать лет не меняли занавески, а при этом на улице припаркован
автомобиль, продав который можно было купить половину нашего дома.
По поводу наемных убийц дед пожимал плечами: «О том, чтобы
кто-нибудь выследил меня в Маклесфилде, не может быть и речи. Этот городишко
– его просто не существует для внешнего мира. Точно так же, как для
большинства здесь живущих не существует внешний мир».
Подходя к «дому под оливами»
Я захлопнул дверь машины и пересек улицу: казалось, та с каждым шагом
становилась шире или, может, просто имела какую-то непереходимую ширину.
Сознание мое итожило прожитую жизнь. По мере того как воспоминание за
воспоминанием въезжало на отведенную ему площадку для парковки, итог
получался все более неутешительным.
О чем я не напишу 1.7:
* * *
Когда я достиг «дома под оливами», мне всюду мерещились
некрологи. Именно теперь, когда он был особенно близок к тому, чтобы внести
выдающийся вклад в изучение досократиков... Я встряхнулся, отгоняя прочь эти
мысли. Если вы разменяли полтинник, но зеваки при встрече с вами на улице не
срывают с головы шляпы, вы трудились на работодателя, имя которому -
забвение. Фелерстоун как-то прошелся по моему поводу: мол, единственное, что
я могу привнести нового в мою профессию, это расписать задницу гиппопотама
