Артур Голден - Мемуары гейши
— Господин Арашино был добр ко мне и поручал готовить краску.
— Надеюсь, он знает, как удалить эти пятна, — сказал Нобу. — Ты не можешь в таком виде возвращаться в Джион.
— Нобу-сан, мои руки — далеко не единственная моя проблема. Я не уверена, что смогу вернуться в Джион. Я сделаю все, что в моих силах, и постараюсь уговорить Маму, но ведь решение принимает она, хотя, думаю, есть гейша, которая может помочь…
— Я не хочу слышать ни о какой другой гейше. Послушай меня. Несколько дней назад я пригласил министра Сато и еще несколько человек в чайный дом. Он молчал больше часа, но, наконец, прочистил горло и произнес: «Это не Ичирики». На что я ответил ему: «Конечно, ты прав». Он хрюкнул, как свинья, и сказал: «В Ичирики развлекает Саюри». И я сказал ему: «Министр, если бы она была в Джионе, она бы пришла сюда развлекать вас. Но ее нет в Джионе».
— Я надеюсь, вы обходились с ним более вежливо.
— Конечно, нет! Я могу выдержать его компанию не более получаса, после чего не отвечаю за свои слова. Это причина, по которой я хочу видеть тебя на встречах с ним. И не говори мне, что ты опять ничего не решаешь. Ты должна сделать это для меня, ты это прекрасно знаешь. Хотя мне бы и самому хотелось провести с тобой время.
— И мне бы хотелось провести время с Нобу-сан.
— Но, пожалуйста, не питай никаких иллюзий после возвращения.
— За последние несколько лет у меня не осталось никаких иллюзий. Но, может, Нобу-сан имеет в виду что-нибудь конкретное?
— Не надейся, что я стану твоим данной через месяц, вот что я имею в виду. До тех пор, пока «Ивамура Электрик» не восстановится, я не смогу сделать тебе такого предложения. Я очень волновался о будущем компании. Но, честно говоря, у меня появилось гораздо больше оптимизма относительно будущего после встречи с тобой, Саюри.
— Нобу-сан, как мило!
— Не смейся, наши с тобой судьбы тесно сплетены. Но я никогда не стану твоим данной, если «Ивамура Электрик» не возродится.
В последние годы войны я научилась не задаваться вопросами, что произойдет, а что нет. Я часто говорила соседским женщинам, что не уверена, вернусь ли когда-нибудь в Джион, но, честно говоря, всегда верила, что вернусь. Моя судьба, какой бы она ни была, всегда ждала меня там. За эти годы вода, из которой состояла моя личность, превратилась в лед. Теперь, когда Нобу напомнил о моей судьбе, лед начал таять, и во мне снова проснулись желания.
— Нобу-сан, — сказала я, — если важно произвести благоприятное впечатление на Министра Сато, может, вы попросите Председателя присоединиться к нашей компании?
— Председатель — занятой человек.
— Но если Министр важен для будущего компании…
— Ты думай о том, как самой попасть в Джион. Я же позабочусь о том, что лучше для компании. Ты меня очень расстроишь, если не приедешь в Джион в конце месяца.
Нобу встал, чтобы успеть вернуться в Осака засветло. Я проводила его до крыльца и помогла надеть пальто и обуться. Затем положила ему на голову шляпу. Когда я со всем управилась, он постоял, пристально глядя на меня. Я думала, он собирается, как обычно, сказать мне, как я красива, но неожиданно он, нахмурившись, произнес:
— О боже, Саюри, ты выглядишь, как крестьянка! После этих слов он развернулся и ушел.
Глава 30
В ту ночь я написала Маме письмо. Или же оно подействовало на Маму, или Мама сама была готова снова открыть окейю, не знаю, но через неделю я услышала старческий голос и, открыв дверь, увидела Анти. Ее щеки впали в тех местах, где у нее не было зубов, а серая кожа напомнила сашими, оставленные в тарелке на ночь. Но она по-прежнему обладала достаточной силой, потому что в одной руке держала мешок угля, а в другой — продукты, принесенные Арашино в благодарность за его доброту ко мне.
На следующий день я со слезами на глазах попрощалась с семьей Арашино и вернулась в Джион, где мы с Мамой и Анти принялись наводить порядок. Когда я прошла по окейе, то подумала, что дом наказал нас за годы пренебрежения. Нам пришлось провести четыре или пять дней в решении самых сложных задач: вытирании пыли, толстым слоем лежавшей на мебели, выуживании грызунов из колодца, приведении в порядок комнаты Мамы, где птицы порвали циновки татами и использовали солому для строительства гнезда в нише. К моему удивлению, Мама работала так же усердно, как и мы, частично потому, что мы могли себе позволить лишь повариху и одну служанку. Еще у нас появилась девятилетняя Этцуко, дочь человека, на чьей ферме жили Мама и Анти. Она напомнила мне о том, как я девятилетней девочкой впервые приехала в Киото. Казалось, она относится ко мне с таким же страхом, с каким я когда-то относилась к Хацумомо, хотя я старалась всегда улыбаться ей при встрече. Она была высокой и тонкой, как швабра, с длинными волосами, развевавшимися во время ходьбы, с лицом узким, как рисовое зернышко, которое однажды тоже бросят в кастрюлю с водой, и оно разбухнет, побелеет и станет пригодным к употреблению.
Когда окейя вновь ожила, я решила пройти по Джиону и начала с того, что позвонила Мамехе, жившей теперь в однокомнатной квартире над аптекой около святилища Джиона. У нее уже не было данны, чтобы оплачивать что-то более роскошное. Она поразилась, увидев меня, как она сказала, из-за моих сильно заострившихся скул. А я еще больше поразилась, увидев ее. Прекрасный овал лица сохранился, но шея обвисла. Очень странно выглядел ее сморщенный рот. У нее выпало несколько зубов, из-за чего она походила на старуху. Мы долго разговаривали, после чего я спросила, состоятся ли Танцы древней столицы следующей весной. Представления не было уже несколько лет.
— Почему нет? — сказала она. — Им можно было бы дать название «Танцы в ручье»!
Если вы хоть раз посещали курорты с горячими источниками и видели девушек, развлекающих там отдыхающих и маскирующихся под гейш, вы бы поняли шутку Мамехи. Женщина, представляющая «Танцы в ручье», на самом деле занимается стриптизом. Она все глубже и глубже заходит в воду, постепенно поднимая подол кимоно все выше и выше до тех пор, пока мужчины, наконец, не видят то, что они жаждали увидеть.
— При таком огромном количестве американских солдат в Джионе, — продолжала она, — только танцами представление не ограничится. Театр Кабуреньо уже превратился в кабаре.
Раньше я никогда не слышала этого слова, но вскоре узнала, что оно означает. Даже живя с семьей Арашино, мне приходилось слышать истории об американских солдатах и их шумных вечеринках. Я испытала потрясение, когда, войдя однажды вечером в холл чайного дома, вместо ряда мужских ботинок у первой ступеньки обнаружила армейские ботинки, каждый размером больше, чем Мамина собачка Таку. В первой же комнате я увидела американца в нижнем белье, спрятавшегося под полкой в нише, и двух гейш, пытавшихся достать его оттуда. Я увидела темные волосы на его руках и груди и почувствовала, что ничего более грубого мне не доводилось видеть. Он явно проиграл свою одежду при игре в «пьяницу» и пытался спрятаться, но вскоре женщины вытащили его за руки и вернули в комнату.
