Джон Фаулз - Червь
В: Не имело ли это питьё спиртуозного вкуса? Не походило ли на бренди, джин?
О: Нет, на добытый из плодов сок.
В: Дальше.
О: Дальше она присела подле меня, протянула руку и коснулась синего камня в стене над моей головой. И в тот же миг света в комнате как не бывало. Сделалось темно, и просвечивало только в окошки, которые я вначале приняла за глаза. Да, забыла сказать: изнутри они виделись не так, как снаружи: стекло в них было не зелёное, а чистое-пречистое. Хоть бы где пузырёк или трещинка. Я бы прямо умерла со страху, спасибо, леди обняла меня за плечи, а другой рукой нашла в темноте мою руку и пожала ободряюще: всё силилась уверить меня, что никакого вреда мне не умышляет и не причинит. Держит меня как своё родное дитятко, словно желает унять мой страх перед этими чудесами, которые не вмещаются в моё понятие.
В: Она прижимала вас к себе?
О: Как подругу или сестру. В борделе мы, бывало, в минуты досуга или ожидания тоже так сиживали.
В: Что было дальше?
О: И тут приключилось чудо против всех прежних величайшее. Вдруг в дальнем конце покоя, где у червя голова, сотворилось окно, а за ним показался большой город, и мы летели над ним точно птица.
В: Что?
О: Истинно говорю тебе, так и было.
В: А я говорю — не было. Уж это чересчур!
О: Господом Богом клянусь, так и было. Так мне виделось.
В: Что ваш расчудесный покой, изукрашенный самоцветами, порхнул из пещеры и, как глазом моргнуть, перенёсся в большой город? Не почитаете ли вы меня за иного из своих желторотых гусёнышей? Не на такого, сударыня, напали!
О: Если и есть тут обман, то обманывает мой рассказ, но не я. Я передаю, что видела, а от какой причины мне это увиделось, я не знаю.
В: Таким баснословием книжки для сброда наполнять, а человеку с понятием такое и слушать зазорно. Ты, как погляжу, так и осталась продувной шлюхой, хоть и толкуешь про пилы да молотки, щепы да опилки.
О: Мои слова — чистая правда. Ну поверь же ты мне! Ты должен мне верить!
В: Не стало ли причиной сказочного видения то зелье, которым вас угощали?
О: Меня не сон сморил, не истома напала. Я куда яснее видела, что мы летим над городом. И много ещё чего видела — дальше расскажу. Хотя, правду сказать, не обошлось и без доброго чародейства, какое только во сне пригрезится. Через окошки поменьше было видно, что пещеру мы не покидали: как были за окошками стены, так и остались.
В: Какую величину имело то окно, за которым открылся город?
О: Высотой три фута, длиной четыре. Вытянутое в длину.
В: И вы положительно утверждаете, что машина, в коей вы помещались, пещеры не покидала?
О: Да.
В: Так и есть: либо ворожба, либо зелье. Либо то и другое вместе.
О: Пусть так, и всё равно я знаю, что меня несло по воздуху. И что было за окном, виделось не так, как оно обыкновенно видится через простое стекло. Точно кто неведомый показывал нам вид из окна таким, каким хотел представить его нашим глазам: то покажет издали, это — сблизи, то с одного бока, это — с другого. Я бы и рада глядеть по сторонам или рассмотреть те места, что остаются позади, — рада бы, да не выходит. Как ни задерживаю взгляд, а всё равно вижу лишь то, что видит окно.
В: Окна, сударыня, видеть не умеют. То был один обман чувств. Над каким же городом вы будто бы пролетали?
О: Над городом красоты несказанной. Сама не видывала и от людей не слыхала, чтобы во всём свете был хоть один такой город. Строения сплошь белые с золотом. Куда ни глянь — парки и плодоносные сады, чудные улицы и аллеи, речки и пруды. Не то чтобы город, а больше пригород, где селятся богатые горожане. И таким от всего этого веет покоем!
В: Откуда вы узнали, что сады были именно плодоносные? Разве вы пролетали не на большой высоте?
О: Так мне показалось. Маленькие деревца, рядами посаженные, — я и рассудила, что это плодоносные сады. И меж них через всю окрестность протянулись великолепные широкие дороги, точно золотом мощённые, а по ним двигались люди и бегали блистающие кареты. Сами собой, без лошадей, а бегают.
В: Каким же это способом они бегали?
О: Не знаю. А люди по золочёным дорогам передвигались не сами, не пешим ходом — двигалась мостовая у них под ногами. Сама двигалась и их везла. Хотя ходить пешком они умели не хуже, чем мы. Мы, как пролетали над полем, видели их пляшущими, девицы стояли двумя кругами, а мужчины на другом поле — рядами. И плясали. Попадались нам и просто прохожие: ходят совершенно как мы.
В: И как они плясали?
О: Плясали и, похоже, припевали. И девицы движениями показывали, будто пол метут. Преизящнейшим образом двигались и с ликованием запрокидывали головы. А мужчины взмахивали руками, будто сеют семена, а потом изображали, будто косят. Как взаправду, только что проворнее. Чистоте духовной в этой земле почёт и уважение. Я многих там видала, которые, взяв помело или веник, по правде мели дорожки или золочёные аллеи и этим изъявляли, как несносна им неопрятность. Другие же стирали в ручьях бельё. А мужчины в пляске радовались щедротам Господним. И повсюду у них усматривался благостный порядок — и в садах, и в парках, и, без сомнения, в жилищах.
В: Наружность их была ли подобна нашей?
О: Как у различных народов. Иные белые, иные смуглые или жёлтые, а то чёрные, словно ночь. Всех я с вышины не рассмотрела. Мы глядели словно с маковки превысокой башни, которая двигалась на ногах.
В: А что их одежды?
О: Все были наряжены точь-в-точь как те три леди — в серебряные штаны и курточки. Что мужчины, что женщины. Я не всё разглядела из-за нашей быстроходности. Едва начнёшь к чему-то приглядываться, а оно уже скрылось из глаз и перед тобой новые виды.
В: А эти чёрные дикари — не нагими ли они ходили?
О: Нет.
В: Не попадались ли вам церкви?
О: Нет.
В: Не видели вы каких-либо символов Господа либо Его исповедания?
О: Таких, как заведены у нас, не видала. Всё вокруг было таким символом. А священников, церквей и прочего в таком роде не имелось.
В: А языческих либо не знаю каких ещё храмов?
О: Нет.
В: Ну а большие здания, дворцы? Биржи, лазареты, судебные палаты?
О: Ничего из этого не было. Дома же большие и красивые точно имелись, и люди, похоже, проживали в них все вместе и не делали между собой никакой разницы. И дома эти, ни заборами, ни стенами не обнесённые, не лепились друг к другу, но были разбросаны по зелёным полям. И едким печным дымом от них не разило. Славные дома, будто пребольшие фермы среди полей. И всё-то там зелено, как в летнюю пору, и всё залито солнцем, будто на дворе вечный июнь. Я теперь этот счастливый край, который нам открылся, так и зову.
