Артур Хейли - Детектив
По сделанным чуть ранее записям Круз сжато пересказал содержание записанного на пленку разговора, избегая при этом прямо упоминать о Патрике Дженсене, равно как и об убийстве Стюарта Раиса. Он лишь заключил так:
— Эта кассета окажет вам еще одну неоценимую услугу. В записи прозвучит имя человека, совершившего другое, никак не связанное с предыдущими делами убийство, которое тоже еще не раскрыто.
— Ваш клиент был каким-то образом вовлечен в оба описанных вами преступления? — спросил Ноулз.
Круз улыбнулся.
— Стоя на защите интересов моего клиента, я не могу пока ответить на этот вопрос.
— Вы лично прослушали запись, о существовании которой столь неожиданно сообщили нам? И видели ли вы упомянутые документы?
— Нет, — признал Круз, ожидавший этих вопросов. — Однако я полностью доверяю тому описанию, которое дал мне мой клиент, хочу напомнить только, что он владеет словом профессионально. И тем не менее я готов согласиться, что если мы сейчас сумеем договориться, а обещанные улики не выдержат в дальнейшем проверки, условия нашего соглашения будут пересмотрены.
— Не пересмотрены, а полностью аннулированы, — возразил Ноулз.
— Я это и имею в виду, — пожал плечами Круз.
— Хорошо, но предположим, все будет именно так, как вы говорите. Каковы ваши встречные условия?
— По совокупности мой клиент должен отвечать в суде только за непредумышленное убийство.
Ноулз откинул голову и зашелся в смехе.
— Ну знаешь, Стив!.. Надо отдать тебе должное… Давно не слышал более нахального заявления. Неужели ты серьезно считаешь, что твоего клиента достаточно просто поставить в угол, как маленького? И это при таких-то обстоятельствах!
— А по-моему, вполне нормальное предложение, — пожал плечами Круз, — но если оно вам не подходит, назовите свои условия.
— Не могу, потому что мы и так зашли с вами слишком далеко, — сказал Ноулз. — С этого момента все решения по вашему делу становятся прерогативой Адель Монтесино. Вероятно, она захочет побеседовать с нами обоими уже сегодня. Он обратился к Эйнсли: — Давайте сделаем перерыв, Малколм. Мне надо позвонить.
Вскоре Ноулз уехал в прокуратуру, а Стивен Круз, который обещал оставаться на связи, — к себе в офис, располагавшийся в центре города.
Ньюболд, между тем понимая, что перед управлением полиции встала теперь куда более сложная задача, сообщил обо всем своему непосредственному начальнику майору Маноло Янесу. Тот, в свою очередь, доложил по инстанции майору Марку Фигерасу, который на правах начальника всех подразделений расследования уголовных дел, немедленно назначил совещание у себя в кабинете.
Ньюболд приехал вместе с Эйнсли и Руби Боуи, застав Фигераса и Янеса уже на месте. Они уселись за прямоугольный стол совещаний, Фигерас — во главе его.
— Давайте проанализируем все, что нам известно. Абсолютно вес! — сказал он с нажимом.
Обыкновенно высокому руководству дела докладывались лишь в самых общих чертах и очень редко — в деталях. Исходили при этом из простого принципа: чем меньше людей знают подробности, тем лучше для следствия. Но сейчас, повинуясь знаку Ньюболда, Эйнсли рассказал о тех сомнениях, что породили в нем обстоятельства смерти супругов Эрнст, о том, как Элрой Дойл признал за собой убийство четырнадцати человек, но яростно открестился от причастности к убийству Эрнстов.
— Конечно, мы знали, что Дойл законченный лжец, но все же с согласия лейтенанта Ньюболда я предпринял дальнейшее расследование. — Эйнсли рассказал о том, как он поднимал досье, как, сравнив детали серийных убийств, обнаружил несообразности в деле Эрнстов…
Но важнее всего было проверить, правдой ли было все остальное, о чем рассказал мне перед смертью Элрой Дойл. Руби Боуи работала в округе Дейд и Тампе.
— Нам в точности удалось установить, что Дойл со мной не лукавил. С того времени я убедился: Дойл не убивал Эрнстов.
— Несколько бездоказательно, сержант, — заметил Фигерас.
Помимо воли Эйнсли стал основной фигурой в разговоре, и бросалось в глаза, что два высокопоставленных офицера относились к нему с уважением, которое временами доходило до почтительности.
Эйнсли затем попросил Боуи рассказать, как она изучила содержимое коробок из дома Эрнстов и обнаружила сначала дневники, проливающие свет на тайны детства Синтии, а потом и сокрытые ею улики, изобличавшие Патрика Дженсена в убийстве, — словом, все неожиданные обстоятельства, обнаруженные сотрудниками отдела.
Завершил изложение событий Лео Ньюболд, доложивший о произведенном несколькими часами раньше аресте Дженсена, его показаниях против Синтии Эрнст и обещании пожертвовать их документальными доказательствами.
Как ни привыкли Фигерас и Янес к ежедневным дозам самой шокирующей криминальной информации, оба были крайне изумлены.
— А у нас самих есть хоть какие-то улики, подтверждающие причастность Синтии Эрнст к убийству родителей? — спросил Янес.
— В данный момент ничего, сэр, — вызвался ответить Эйнсли. — Вот почему для нас крайне важны документы и пленка Дженсена, при условии, конечно, что там все именно так, как уверяет его адвокат. Все эти материалы должны быть переданы прокурору штата завтра.
— Что ж, — Фигерас обвел тяжелым взглядом всех присутствующих, — я обязан обо всем доложить на самый верх. Должен предупредить: если вам придется арестовать… городского комиссара, сделать это необходимо крайне деликатно и осторожно. Другого такого скандала я что-то не припомню… — Он снял очки, потер пальцами глаза и пробормотал словно про себя:
— Отец советовал мне стать врачом.
— Давайте не будем тратить время на глупые игры, — в разговоре со Стивеном Крузом прокурор штата Флорида Адель Монтесино была по своему обыкновению резковата. — Кэрзон рассказал мне о ваших фантазиях. Вы хотите, чтобы ваш клиент отвечал всего лишь за непредумышленное убийство. Мы уже посмеялись этой вашей шутке. Теперь обратимся к реальности. Вот вам мое предложение. Если улики, которые обещает передать нам ваш клиент, в самом деле окажутся весомыми, а он сам согласится подкрепить их свидетельскими показаниями в суде, обвинение не будет настаивать на вынесении ему смертного приговора.
— Ну, знаете! — воскликнул Круз, глядя на нее округленными глазами.
Их встреча происходила уже ближе к вечеру во внушительном прокурорском офисе, где стены были облицованы панелями красного дерева, а книжные шкафы ломились от толстенных, переплетенных в кожу юридических фолиантов. Огромное окно, из которого видны были крыши домов, а вдали — залив, выходило на внутренний двор с фонтаном, письменный стол, за которым работала Мотесино, будь он накрыт к ужину, вместил бы кувертов двенадцать. Под стать было и кресло из черной кожи, способное вращаться и раскачиваться во всех направлениях. В нем и восседала сейчас эта дама — коренастая и плотная, снова полностью оправдывавшая профессиональную репутацию «бой-бабы».
Стивен Круз сидел прямо против нее, Кэрзон Ноулз — по правую руку от адвоката.
— Ну, знаете! — в сердцах повторил Круз. — Разве это уступка? Это совсем не уступка, если учесть, что мой клиент совершил преступление на почве страсти… Страсти, Адель, понимаете? Это когда любят до самозабвения. — Здесь он неожиданно улыбнулся.
— Спасибо за напоминание, Стив, — Монтесино, к которой немногие смели обратиться по имени, не была лишена чувства юмора и за словом в карман не лезла. — Теперь позвольте кое о чем напомнить вам. Вы и ваш клиент дали нам понять, что он может оказаться соучастником еще одного преступления: убийства Эрнстов. А это, несомненно, должно классифицироваться как предумышленное убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Если принять это во внимание, то мое предложение не требовать для мистера Дженсена смертной казни — это верх щедрости.
— Я буду судить о вашей щедрости, когда узнаю, перед какой альтернативой вы собираетесь поставить моего клиента, — возразил Круз.
— Вы же сами отлично знаете. Это может быть только пожизненное заключение.
— Но приговор будет хотя бы предусматривать возможность досрочного освобождения по отбытии десяти лет как акт милосердия со стороны губернатора?
— О чем вы говорите?! — удивилась Монтесино. — Эта система развалилась с тех пор, как мы упразднили комиссию по помилованию при губернаторе штата.
Все трое понимали, что Круз увлекся пустейшей риторикой. С девяносто пятого года «пожизненное заключение» во Флориде следовало понимать буквально — как «пожизненное». Нет, по истечении десяти лет заключенный все еще мог подать прошение о помиловании, но без всяких шансов его получить, особенно если осудили его за предумышленное убийство при отягчающих обстоятельствах.
