Такая вот любовь - Ньюберри Мартин Синтия

А вот ее саму следовало бы наречь язвой.

Анджелина подняла глаза на шесть экранов: кулинарное шоу, война в Афганистане, женщина с микрофоном, танцевавшая, кажется, не в такт грохочущей музыке, прогноз погоды с картой Соединенных Штатов, опять женщина с микрофоном и, наконец, обращение Красного Креста. Анджелина постаралась выровнять дыхание – вдох, выдох – и почувствовала, как краска отхлынула от лица, а сердцебиение замедлилось. И так приятно было запрокинуть голову и устремить взгляд куда‑то вдаль.

Глава 8

Отправиться на веранду, что они с Анджелиной обычно делали тотчас после возвращения Уилла с работы, сегодня вечером опять удалось не сразу. Когда он предложил это около половины шестого, Анджелина уронила: «Сейчас?» Уилл пожал плечами. Пока она перезванивала Каре, он отнес на второй этаж корзину для белья. А когда вернулся со своей грязной одеждой, наверх ушла Анджелина.

Но вот они наконец очутились на веранде. Низкое фанерное ограждение и медная защитная сетка остались столь же прочными, как и много лет назад, когда Уилл смонтировал их. Он надавил на сетку – она не поддавалась.

Анджелина, качаясь в кресле, рассказывала ему о своем вчерашнем визите к Люси:

– Люси… Не знаю… она особенная.

– Похоже, очень гадкая: опарыши, ножи и вонь. Еще и толстуха в придачу.

– Ничего гадкого в ней нет. Я не могу объяснить. Люси вовсе не гадкая.

– И ты собираешься вести только одного пациента? – спросил Уилл.

– Да, – ответила Анджелина отсутствующим голосом. – Неполная занятость. Один пациент.

Уилл подошел и сел рядом с ней, покрепче сжав свой бокал, точно тот грозил выскользнуть у него из пальцев.

– Именно это мне и нужно, – добавила Анджелина. – А у них там отчаянная нехватка патронажных сестер. Сотрудников по надомному уходу. – Она посмотрела на мужа. – Видимо, никому не хочется выходить из дому. – Анджелина сделала глоток. – Думаю, они надеются, что в конце концов я перейду на полную ставку.

– Ты этого хочешь? – спросил Уилл так тихо, что сам едва себя расслышал.

– Я не знаю, чего хочу.

– Понятно, что патронажные сестры нужны. Твой отец всегда говорил, что, когда ты заболеешь или состаришься, наверняка сможешь рассчитывать на окружающих.

– Только с ним самим ни того ни другого не случилось, – возразила Анджелина и поставила свой пустой бокал на стол, словно завершая разговор.

Уилл отвернулся, но перед ним был темный дом, лишь кое-где светились тусклые отблески. Чуть раньше Анджелина, наконец соизволившая спуститься, сразу же направилась на кухню. Со своего места в кабинете Уилл услыхал позвякивание винных бокалов о столешницу, а затем – скрип открывающейся дверцы холодильника. Он улыбнулся. Ему хотелось рассказать жене о своем дне, о том, как он придвинул кровать к стене, а потом обнаружил на чердаке карточный стол, который сгодится в качестве временного верстака; как снес вниз старый обеденный стол, чтобы заново отполировать его для Кары; как отправился в строительный магазин за новым шлифовальным станком и необходимыми материалами; как принялся мастерить настенную ключницу для задней двери. Как у него появилась мастерская. Но когда Уилл отважился зайти на кухню, он увидел на столешнице свой пустой бокал.

Как‑то раз, много лет назад, после рождения Ливи, Уилл заметил, что, когда он возвращается с водопроводной станции и здоровается, Анджелина отвечает, не глядя на него, и продолжает заниматься своим делом: резать морковь, подогревать бутылочку, помешивать суп, накрывать на стол, складывать белье. Так шло изо дня в день. По дому носилась Кара, на полу стояли кастрюли и сковородки, Ливи сидела в переноске. Уилл стоял на кухне и просматривал почту. Когда он спрашивал у жены, как прошел день, та всегда отвечала лишь «Прекрасно», пока однажды вечером не добавила:

– Когда ты приходишь домой, твой рабочий день заканчивается. Ты можешь расслабиться. Жизнь становится легкой. А я продолжаю работать. И конца этому нет.

И тогда, воздержавшись от перечисления назидательным тоном всех своих обязанностей (загрузка посудомоечной машины, помощь с купанием, чтение девочкам на ночь), Уилл предложил жене после его возвращения с работы вдвоем уходить на веранду, чтобы Анджелина могла отдохнуть и они оба сблизились и сплотились. Появилась традиция. Супруги на время откладывали повседневные дела – ужин, заботы о дочерях – и присматривали за малышками через окно, а когда те стали старше, уже не обращали на них внимания.

Уилл с Анджелиной выходили на веранду как два отдельных существа, а внутрь возвращались единым целым. И всё, чего хотел сейчас Уилл, – ощутить связь с женой. Сохранить эту связь. По опыту прежних дней он был уверен: если подождать, Анджелина сменит гнев на милость.

Однако теперь и он, и веранда оказались бессильны. Уилл посмотрел в том направлении, куда был устремлен взгляд жены, и увидел лишь темноту.

Глава 9

Остановившись перед трейлером номер один во время второго визита к Люси Анджелина задумалась: а кто живет в двух других? Ни машин, ни людей. Вероятно, все на работе. Анджелина снова стояла на бетонной плите перед обшарпанной алюминиевой дверью. На сей раз кроме лая до нее донеслись слова Люси:

– Она уже привязана. – И, когда дверь открылась, хозяйка трейлера добавила: – О, я собиралась развесить хеллоуинский декор еще до вашего прихода.

Внутри определенно чем‑то воняло.

Люси, в том же выцветшем домашнем платье, которое было на ней под свитером в предыдущий раз, заковыляла к комоду.

– А ходунки?

– Они только раздражают. – Люси открыла верхний ящик стола и, вскрикнув, зажала пальцами нос.

Анджелина ощутила еще более сильное зловоние – запах тухлятины.

– Весь декор испорчен! – воскликнула Люси, все еще зажимая нос.

Анджелина, не сводя глаз с пациентки, которая вытащила ящик полностью, попятилась к двери.

– Люси, осторожнее!

– Вот проклятые опарыши, – проговорила Люси. – Джон Милтон, должно быть, засунул сюда эту маленькую тыковку еще в прошлом году. А теперь она испортила ведьму, индюшку и Санта-Клауса, которых я ему подарила. – И она, выставив перед собой ящик, направилась к Анджелине.

– Я вам верю, – сказала Анджелина.

Люси закатила глаза.

– Вы загораживаете дверь. Не откроете ее?

Анджелина подчинилась и изумленно пронаблюдала за тем, как Люси выбросила на улицу все содержимое ящика, после чего отряхнула руки и вытерла их о домашнее платье. Словно обращаясь к самой себе, она пробормотала:

– Джон Милтон потом уберет.

Они сели за карточный столик, и пока Анджелина сортировала лекарства Люси, раскладывая пузырьки по пакетикам с застежкой, которые принесла с собой, ее пациентка подкреплялась карамельными «кукурузками»  из лежавшей на столике надорванной пачки.

– Значит, Джон Милтон рисует рекламные баннеры?

– На самой верхотуре, – сказала Люси. – Это его захватило в первый же день в школе. Парнишка вернулся домой – лицо разрумянилось, кончики длинных черных прядей спутались – и букварь открыл не сразу. Внутри лежали афишки, которые он нарисовал на акварельной бумаге красной и синей ручками. Джон Милтон специально сложил их так, чтобы они поместились в книге. Объяснил: «Чтобы не помялись». Тем же вечером, уходя на работу, я зашла в круглосуточный магазин и купила коробку цветных мелков – восемь штук – и пачку конторских карточек для записей. Дома отсчитала восемь штук и вместе с новенькими мелками положила ему на стол. С тех пор Джон Милтон всегда носил с собой мелки и карточки. Я следила за тем, чтобы они у него никогда не кончались. «Лимонад – пять центов»: синяя надпись на желтом фоне. «Постановка четвертого класса Волшебник страны Оз»: в этой он использовал все восемь цветов. «Постановка седьмого класса Анна Франк»: полностью черно-белая. «Рисую афиши – один долл. за шт.»: разноцветная. «Постановка старших классов Малыш Абнер»: много красного.