Жизнь бабочки - Тевлина Жанна
– Сева, тут немного изменились обстоятельства…
– Какие обстоятельства?
– Дело в том, что Павел Иванович больше не декан…
Последний год имя Павла Ивановича Стружко поминалось в их семье чаще, чем имена близких родственников и знакомых. Они с отцом когда-то учились вместе, а последние лет пятнадцать Павел Иванович был деканом журфака. Говорили, что он сам предложил помощь, и отцу даже не пришлось ни о чем просить. Вроде бы они всегда были друзьями, однако до этого года Сева даже имени такого не слышал. Сейчас Павлу Ивановичу звонили не реже, чем раз в неделю, причем к звонку готовились. Мама садилась рядом, внимательно следила за папиной артикуляцией, готовая в любую минуту подсказать что-то особо ценное и своевременное.
Сева никак не мог осознать услышанное.
– Но он же вчера был деканом?
Родители переглянулись. Папа сказал:
– Вчера был, а сегодня нет. Начинаются трудные времена, Севочка. Но мы уже все продумали. Ты идешь на филфак, на русское отделение. Там мальчики на вес золота…
На этих словах мама нервно захихикала, но отец посмотрел на нее строго, и она снова приняла скорбный вид.
– …поэтому там тебя не завалят. Это гарантированно.
– А как же творческий конкурс?
– А творческий конкурс ты прошел, и этого никто не отменял. И ты должен об этом всегда помнить. Ничего, Сева, все, что ни делается, все к лучшему.
Мама интенсивно закивала.
Потом у Севы началась истерика, все испуганно бегали вокруг него, куда-то звонили, приезжал папин доктор. А дальше были вступительные экзамены, которые он успешно сдал, но ему уже было все равно.
В комнате было накурено, и от этого запаха начинало тошнить. Голова болела с утра, и она даже попыталась уговорить Петю не идти к Хромовым, но тот возмутился, сказал, что это в принципе невозможно, и чтобы она не кисла, и ей, наоборот, надо встряхнуться и тогда все пройдет. Он прекрасно знал, что ее мигрень длится не меньше трех дней, и никакая встряска ей не поможет. Первые годы совместной жизни Петя никак не мог поверить, что ей настолько плохо, а потом проникся, очень жалел, мог часами сидеть рядом в темной комнате и держать ее руку. Она просила его что-нибудь рассказывать, и он бубнил что-то монотонное, как делают взрослые, когда убаюкивают ребенка. А Маня лежала с закрытыми глазами и думала, что мигрень пройдет и ее можно вытерпеть, а Петя останется. Навсегда. После рождения Линки около года мигрень не возвращалась. Говорили, что так бывает: гормональная встряска. Может, вообще не вернется. Маня надеялась, но каждый месяц ждала приближения ее первых, туманных симптомов. И мигрень вернулась. Это принесло какое-то парадоксальное облегчение. Вроде все стало на свои места. Жизнь продолжается.
Маня незаметно встала из-за стола и вышла на балкон. Ее окатило морозным воздухом, и на мгновение показалось, что голова прошла, но она знала, что это не так, что боль просто ушла внутрь. Дверь распахнулась, и вошел Петя. Она подумала, что он принес дубленку и сейчас будет ругать, что вышла голая в такой холод, но он сразу заговорил возбужденно и радостно:
– Манька, Хромовы сказали, что мы остаемся у них.
Она резко обернулась.
– Как остаемся? У меня мигрень, Петя!
Его взгляд сразу стал холодным и отчужденным. Она знала этот взгляд и боялась его. В такие минуты он становился непробиваемым, и это было хуже любой ругани или обиды.
– Ты, как обычно, хочешь все испортить?
– Что испортить?! У меня мигрень, Петя!
– У тебя всегда мигрень.
На глаза навернулись слезы, и она быстро вдохнула воздух. Сказала тихо:
– Мне нужно лечь спать в свою постель, ты же знаешь.
– Ты и тут можешь лечь. Я же тебе сказал: это очень важная встреча. Можно хоть раз не капризничать?
Каждая встреча с Хромовым была очень важной. Сергей Васильевич Хромов владел сетью частных лабораторий по всей Москве, которая постоянно расширялась, и Петя с Васильчуком уже три года поставляли ему оборудование. Маня была уверена, что Хромов их дурит, даже пыталась поговорить с Петей. Это были еще те времена, когда они все обсуждали. Но на этот раз он ее сразу оборвал, начал кричать, что она ничего не понимает, что Хромов – не хапуга, а мужик незаурядный, и это счастье, что он им попался. А вот она как раз любит всех грязью облить. Неважно, хороший человек, плохой, ей главное – измазать. Это было настолько несправедливо, что она даже не нашлась, что ответить. Долго с ним не разговаривала, ожидая, что он придет мириться, а потом ее вдруг осенило, что он сам все понимает, но вынужден терпеть эти унижения, потому что по-другому нельзя. И ей стало жалко Петю, до боли в груди, и она плакала, и он потихоньку оттаивал.
Сейчас, стоя на балконе, она почувствовала, что нет сил спорить. Было холодно, и раскалывалась голова. В ванной долго умывалась холодной водой. К ней зашла Лида, черновская жена, и обняла ее сзади. Маня вздрогнула от неожиданности.
– Бедняжка, что ж ты сразу не сказала?
В руках она держала комплект постельного белья. Потом они поднялись на второй этаж, в гостевую спальню. Хромов купил эту квартиру в Строгино несколько месяцев назад, и с тех пор взял моду устраивать домашние посиделки. До этого встречались только в ресторанах. Ему очень нравилось небрежно разжигать камин или шумно сетовать, как трещит гардеробная от Лидкиных нарядов. Если б он знал, спланировал бы две гардеробные, но разве ж с этими бабами можно что-то планировать. Маня кидала быстрый взгляд на мужа, но тот не реагировал, всем своим видом поддерживая чаяния хозяина. Она не обижалась. Это было что-то вроде дресс-кода. Хочешь удержаться в коллективе, играй по правилам этого коллектива.
Она помнила, как однажды ее заставили срочно править чью-то рукопись. Кто-то там не успел, уехал или заболел, а завтра надо было сдавать в типографию. Она позвонила Пете, пожаловалась, что придется сидеть поздно, они вместе обругали начальство, и ей как обычно полегчало. Добралась домой около десяти. Петя с кем-то разговаривал по телефону и не слышал, как она вошла. Пока снимала сапоги, услышала обрывок фразы:
– Да нет ее до сих пор, представляешь?… Где, где? По магазинам ходит, мало ей тряпок…
Маня замерла с сапогом в руке. Бедный Петя! Ему даже неудобно сказать, что она пашет, как проклятая. Нормальные жены его круга должны заниматься ежедневным шопингом, капризничать, чего-то требовать. А ему так хочется, чтобы она была, как все. Вернее, ему этого не хочется, но он вынужден подыгрывать, раздваиваться, притворяться. Когда она вошла в комнату, он смутился, но Маня сделала вид, что ничего не слышала…
Лида стелила постель для Мани. Руки ее быстро и ловко выворачивали наволочку, встряхивали пододеяльник. Маня так не умела. Да и вообще, если бы она так тряханула подушку, из нее бы посыпались перья. Но сейчас не было сил об этом думать. Лида сказала:
– Вот тут у тебя своя ванна, туалет. Ну, ты знаешь…
Маня кивнула. Лида присела на кровать, внимательно посмотрела на нее.
– Что, совсем плохо?
– Да у меня всегда так. Если зарядит, то дня на три. Даже таблетки пить бесполезно.
Ей хотелось, чтобы Лида скорее ушла, то та сидела и о чем-то размышляла.
– Слушай, у меня доктор есть, обалденный… Николай Иванович… Как же я забыла…
– Какой доктор?
– Я ж говорю – обалденный!
– Ну от каких болезней? Мигрень не лечится…
– Ой, не лечится! Николай Иванович все лечит.
– А как он лечит?
– Ну, таким вроде массажем…
– Массажист?
– Да нет, не массажист. Остеопат.
– Остеопат? А что это такое?
– А тебе какая разница, что это такое? Тебе надо, чтобы голова прошла.
Лида начала копаться в памяти телефона. Маня испугалась.
– Ты что, его сейчас вызывать хочешь? Уже десять часов. Он никуда не поедет.
Лида хохотнула.
– Еще как поедет. За такие бабки он на Северный полюс прискачет, только позови…
