Толераниум - Огородникова Татьяна Андреевна
Товарищам по «Высшей лиге» Альберт не собирался рассказывать ни о маме, ни о часах, хотя личные секреты были против правил клуба. В остальном Альберт жил по правилам и понятиям, параллельно отрабатывая свои задачи. Он вписывался в среду, совершенствовал язык и дорос до четвертого уровня совершенства. Этого ему хватало, и постоянные вопросы братьев о том, что мешает Альберту продвигаться на более высокие ступени, казались странными… Клубная жизнь с погружением затянулась на несколько лет, пока Альберт не обнаружил себя в палате реанимации благотворительного госпиталя…
Он не любил вспоминать об этом, но всякий раз, встречая на подходе к универу стайки мнущихся доброхотов, испытывал жгучее желание достать раскаленный железный прут и приложить его к просветленным физиономиям этих благообразных юношей прямо здесь и сейчас.
– Доброе утро, Михаил! – отдышавшись, поздоровался Альберт.
Он пропустил Мишу вперед, и они вместе появились перед аудиторией, где уже обменивались летними впечатлениями Мишины сокурсники. При виде Альберта студенты немного подобрались, а Миша отнес это обстоятельство к своему новому имиджу.
Группа четвертого курса финансово-экономического факультета явилась на встречу почти в полном составе, хотя обязательное изучение языка закончилось на втором курсе. Во-первых, владеть иностранным языком стало модно, во-вторых, Альберт был отличным преподавателем, к тому же – куратором группы. У Альберта имелся собственный подход к оценке событий.
Алексею Ковригину, скорее всего, английский очень нужен. Тяга Ковригина ко всему иностранному была очевидна. Он даже представлялся Алексом и демонстративно не отзывался на другое имя. Ковригин прекрасно успевал по всем предметам, но его рвение в изучении английского бросалось в глаза. Алекс настойчиво заполнял все возможные формы, которые касались зарубежной практики, стажировки по обмену студентами, семинаров с приглашенными носителями языка. Как-то раз Алексей признался Альберту, что мечтает изменить фамилию.
– Как можно именовать себя в честь национального хлеба…
Альберт тогда возразил, что большинство фамилий, иностранных в том числе, являются производными самых обыденных вещей.
– А какую фамилию вы бы выбрали, будучи американцем? – спросил Альберт.
– Ну, Смит… или Буш, – задумался Ковригин.
– Вы считаете, что Кузнецов или Кустов звучит лучше Ковригина?
Нет, Алекс так не считал. Он просто считал, что все, сделанное за границей, звучит, пахнет, ощущается и выглядит лучше, чем то же самое, но отечественное. Более того, Ковригин, отвергая оригинальные источники информации, настолько вник в навязчивые альтернативные трактовки, что искренне верил и в победу американцев во Второй мировой, и в покорение ими космического пространства. Одержимость заморским раем, как правило, начинается с первой идеальной глянцевой картинки, которую профанам выдают за бытовой стандарт. Ну откуда Алексу знать, что куклы Барби на самом деле – нереализованная мечта заплывших жиром американских домохозяек и их супругов, а безупречный уютный дом – всего лишь передвижной трейлер с картонными декорациями.
Интересовалась английским и Юля Павлова, хотя ей как раз был не нужен ни английский, ни статистика, ни литература. В ее жизненные планы работа по специальности и вообще «работа» явно не входила. Главной целью текущего периода Юлиной жизни было удачно выдать себя замуж. Экономический ликбез был необходим Юле, чтобы помогать будущему супругу составлять финансовые портфели и контролировать рынок акций. Безупречная внешность и благополучие достались девушке по наследству, для полной гармонии ей нужен был всего лишь муж со статусом и регалиями. Ни мажоры, ни бедные студенты не интересовали Юлю в принципе. Даже конкуренция международного уровня не тешила ее самолюбие. Самонадеянные иностранные специалисты, внедрявшие в Венецком университете прогрессивные западные программы, сворачивали головы, когда на горизонте появлялась Павлова. Один из них, американец, как-то рискнул пригласить Юлю стать победительницей конкурса красоты «Мисс Детройт». «Для меня это не проблема», – раскатисто прошептал он на ухо Павловой. Юленька на вполне сносном английском сообщила, что для нее конкурс красоты мало чем отличается от собачьей выставки. Для подтверждения превосходства ей не нужны медали и короны – вполне хватает зеркала.
Альберт был приятно удивлен, что в сложной грамматической конструкции Павлова допустила всего пару несущественных ошибок.
Другая студентка – Даша Черепанова – тоже свободно общалась с парнем из Детройта. Правда, на языке жестов. Тот же самый американец вместо приглашения на конкурс предложил Даше сто долларов, если она уговорит Юлю Павлову поехать в Детройт. Дашка не раздумывая показала недоумку средний палец. Это не было намеренным хамством, скорее, призывом оценить Дашины усилия превзойти Павлову хотя бы по внешним параметрам. Усилия эти были сопряжены с радикальными мерами. Волосы у Черепановой благодаря наращиванию и окрашиванию теперь были длиннее и светлее, чем у Павловой, под тяжестью наклеенных ресниц веки наполовину прикрывали глаза, придавая им загадочное выражение, корсет утягивал талию и эффектно подчеркивал бюст. Комплексный подход Черепановой к переустройству внешности не столько дал эффект сходства с конкуренткой, сколько раскоординировал естественный образ симпатичной и смешливой Даши.
Староста Наташа Землякова, как обычно, собранная, ответственная и деловая, улыбнулась Альберту, довольная хорошей явкой в первый же день учебы. Она со значением скосила глаза на «вечного» студента Георгия Мдивнишвили по кличке Растаман. Альберт понимающе кивнул, хотя радости от присутствия Растамана не чувствовал. Этот может обойтись не только без знания языка, но и без знания о том, что на планете вообще существуют разные языки…
А вот Владимира Кирпичникова Альберт был видеть очень рад. Хотя долгое время для Альберта оставалось загадкой стремление парня овладеть английским при полном отказе его мозга воспринимать даже алфавит. Первые четыре буквы звучали в устах Кирпичникова как «ЕЙ-БИ-СИ-ДИ»… Про дальнейшие достижения было даже страшно подумать. Это сейчас Альберт знает, что Кирпичников не упертый, не вредный и не наглый, а целеустремленный, добросовестный и прямолинейный.
Альберт с любопытством ожидал, что ответит Кирпичников на вопрос Ковригина, откуда Вовка явился с таким средиземноморским загаром.
– А ты на уборочную со мной поезжай, будет тебе и загар, и бицепс, и сон здоровый и крепкий.
Немногословный, трудолюбивый, упорный парень с внешностью русского богатыря был родом из глухой уральской деревни в нескольких часах езды от Венецка. Вовке Кирпичникову было очень нужно получить хорошее образование, чтобы стать крутым специалистом и развернуть собственное, по-научному спланированное хозяйство. Мать, отец и две младшие сестренки не сомневались, что все будет так, как скажет Вовка. Глава семьи – весельчак, любитель женского пола, при этом добрейшей души человек, Павел Кирпичников восстанавливался после инсульта. У отца семейства была частично парализована левая половина, он плохо говорил, но все еще норовил прихватить за мягкие места любимую жену, за что регулярно получал удар по руке. Удары сработали как физиотерапия, и за полгода Павел разработал руку.
– Не то место у тебя отнялось, Паша, – беззлобно вздыхала жена, помогая мужу подняться. Павел и здесь не упускал возможности пощупать пышную грудь законной супруги и прижаться к упругому бедру причинным местом. – Не угомонишься – Вовка будет тебя мыть и кормить!
Павел сына любил, но такого позора стерпеть не мог:
– Вовка пускай делом займется. Нечего ему сиделкой подрабатывать.
Вовкино дело было давно решено. Его отъезд в Венецк прошел все стадии обсуждения, только одно обстоятельство не давало маме покоя. Александра Сазоновна хорошо знала законы благочестия, пела в церковном хоре и пользовалась заслуженным уважением соседей. Именно поэтому деревенские жители сообщали Александре Сазоновне о своих и чужих тревогах и сомнениях. Мама начинала работу с сыном издалека:
