Вера Колочкова - Прости меня, Анна
- Дашка, вставай! — проходя по гостиной в ванную, пощекотала она дочь, — нас ждут великие дела!
- Ой, мам, ну чего уж там великого… — пробормотала сонно Дашка, отводя от себя материнские руки. — Ненавижу эту твою школу! Пустая трата времени, и ничего больше…
- Знаем, слышали твою версию о необходимости среднего образования! А только в художественное училище тебя без аттестата все равно не возьмут! Так что давай–давай, поднимайся, дорогой ребенок! Надевай на прекрасное личико радостную улыбку — и вперед!
- М–м–м… Я полежу еще, пока ты в ванной будешь… В три часа ночи спать легла, между прочим!
- Опять улетала в творчество? Верхом на новой кисточке? Ты давай поосторожнее со своими ночными полетами, доченька! Теперь утром рано вставать придется…
Мокрый город, будто извиняясь за неподходящую погоду, встречал осенний праздник улыбчивыми лицами прохожих, оглядывающихся на сосредоточенных первоклашек с огромными букетами в руках и на родителей, прикрывающих своих чад разноцветными зонтами. А еще встречал красно–желтыми деревьями мокрых бульваров и тихим безветрием этого дня, и радостного, и грустного одновременно… Анюта стояла на крыльце школы, как всегда, тихо удивляясь на изменившихся за лето детей, замечая и первые побритые подбородки, и округлившиеся фигурки вчерашних девочек–кузнечиков, и здоровалась с ними приветливо, и говорила комплименты от души, стараясь изо все сил не замечать присутствие противной и пошлой жвачки на их зубах и слишком уж откровенных, порой безвкусных и вульгарных нарядов. Чего уж там, дети как дети, люди–человеки…
- Ребята, послезавтра в Драматическом театре дают " Чайку» Чехова, новая постановка, говорят, очень интересная интерпретация. Пойдем? Тем более, наверняка летом ничего из программы не читали! И билеты недорогие, я узнавала…
- Да пойдем конечно, Ан Васильна! Что за базар? Там буфет такой классный, и коктейли делают…
- Петров, какой буфет, ты что? — притворно возмутилась она. — Вот я тебя первого вызову к доске, когда «Чайку» проходить будем, договорились? Тогда ты мне про коктейли и расскажешь…
- Легко! – согласился тут же рыжий Петров. – Вам, Ан Васильна, я про все расскажу!
Может, что–то новенькое для себя узнаете…
- И сочинение напишешь? Тоже про коктейли? – под дружный ребячий смех продолжила тему Анюта.
— Не–а… — хитро сощурился на нее Петров. – Сочинения мне всегда Леонидова пишет! И вы уже давно, признайтесь, подозревали нас в этой преступной связи…
— Ну что ж. Тогда, как глубоко порядочный человек…
— Женюсь! Женюсь, Ан Васильна! Леонидова, после спектакля в ЗАГС сразу идем, слышала?
Красавица–отличница Варя Леонидова зарделась стыдливо, смеясь вместе со всеми и глядя влюблено на обаятельного рыжего оболтуса. «Пиши, девочка, пиши… — подумала Анюта, наблюдая за ней искоса. – Никому от этого хуже не будет, а любовь ваша окрепнет только, если есть она, конечно… И я вот тоже за Бориса своего все время сочинения в школе писала…»
Из–за дождя праздник прошел скомканно, поздравительные радостные речи учителей были коротенькими и торопливыми, и маленькая девчушка на плече у верзилы–десятиклассника вся тряслась то ли от волнения, то ли от холода, отчего звук колокольчика тоже получился жалко–дребезжащим, совсем не радостным. Цветов надарили Анюте, как всегда, целую кучу, и пришлось звать на помощь Дашку, чтобы донести эту огромную охапку до дома, и долго потом их куда–то пристраивать — в ведра, в банки, в вазы, в обрезанные пластиковые бутылки…
- Мам, а у тебя всегда цветов больше всех! — горделиво произнесла Дашка. — Тебя любят, и погоняло у тебя в школе самое приличное, по–моему… «Нюточка» — чем плохо?
- Да ну… Уничижительно как–то…
- Не скажи! Ты знаешь хоть, как других учителей называют?
- Знаю, знаю! Только слышать не хочу! И ты не повторяй всякие глупости! Лучше скажи — ты расписание свое назавтра знаешь?
- Начинается… — обреченно вздохнула Дашка. — И покатилась цепь злодейского занудства! Какая гадость эта ваша алгебра, тригонометрия и физика! Ну вот скажи, мамочка, на фига мне все это нужно?! Я же, когда аттестат наконец получу, тут же всю эту хрень напрочь и до конца своей жизни забуду! Зачем мне это?
- Что значит зачем, Даша? – изо всех сил пытаясь придать голосу родительской строгости, спросила Анюта. — Это тебе для общего развития надо! Чтобы представление иметь хотя бы, что это за науки такие…
- Да зачем мне это представление? Только голову себе забивать! Заставлять столько драгоценного времени в пустоту выбрасывать – это же преступление против личности! Изнасилование моей детской и хрупкой психики!
- Ну–ну, распалилась! – сделала попытку унять дочь Анюта. – Мала еще, чтоб систему образования критиковать! Вот подрастешь – и выйдешь с предложением разделения школьных предметов по их потребностям…
- А что? И выйду! Надо ж кому–то начинать. А то превратили учебу в муку мученическую, всех под одну гребенку стрижете, и детских страданий не видите!
А потом удивляетесь – откуда у нас все такие закомплексованные? Да из школы, вот откуда! Вот сижу я на уроке физики, и не понимаю ничего из того, что мне объясняют, и дурой себя последней чувствую, и трясусь от страха, что меня спросят, а я опять глупость какую–нибудь ляпну… Прямо наказание какое–то! Только за что, непонятно… За то, что природа меня совсем противоположными способностями наделила? Почему у нас все так неуклюже устроено, мам? Ведь гораздо лучше и приятнее учиться тому, что сердцу мило…
— Что делать, доченька… Не нами это устроено, не нам и перестраивать!
— А может, мам , тут другой какой смысл есть , более глубокий, а? Ведь последующее забывание ненавистных школьных предметов — эмоция сама по себе очень яркая, приносящая глубочайшее удовлетворение… Как ты думаешь?
— Да ну тебя, Даш! Зачем об этом говорить, если физику тебе все равно учить придется! Ты мне лучше скажи – в театр завтра со мной пойдешь?
— Не–а…
— Почему?
— Да ну… Там такая ужасная картина в фойе висит – глазам больно! И занавес у них по–дурацки совершенно разрисован…
«Картина как картина… — пожала плечами Анюта, разглядывая висящее в фойе театра живописное произведение искусства. – Чего она в ней ужасного нашла? Природа, лес, речка… А мои действительно ведь засели в буфете накрепко, придется их оттуда после первого звонка палкой выгонять!»
Она медленно шла вдоль стены, разглядывая художественно выполненные фотографии актеров, удивляясь большому количеству новых молодых и одухотворенных лиц. Давно, давно она здесь не бывала – вон как состав труппы поменялся… А старых и любимых куда дели? На пенсию, что ли, отправили?
