Иэн Макьюэн - Цементный сад
— Послушай-ка, — сказал я ей, повысив голос, чтобы перекричать радио. Она не поворачивала голову в мою сторону, но я знал, что она меня слышит. — Когда это мама попросила тебя сказать мне, чтобы я не шумел?
Джули не отвечала и не шевелилась. Я обошел горку, чтобы заглянуть ей в лицо. Глаза у нее были открыты.
— Ты же не заходила домой…
И тут Джули сказала:
— Будь так добр, пожалуйста, натри мне спину кремом.
Я начал карабкаться на горку. Большой камень сорвался из-под моей ноги и с грохотом рухнул наземь.
— Осторожнее, — сказала Джули.
Я встал на колени между ее ног и выдавил из тюбика на ладонь бледный вязкий крем.
— Сначала шею и плечи, — попросила Джули, — они сильнее всего обгорают.
Мы были всего в каких-нибудь пяти футах над землей, но казалось, что здесь веет легкий освежающий ветерок. Втирая крем в ее плечи, я заметил, какими бледными и безобразными кажутся мои руки на фоне ее загорелой кожи. Бретельки купальника были спущены и лежали на земле, стоит чуть сдвинуться в сторону — и я увидел бы ее груди, скрытые в глубокой тени тела. Когда я закончил, она бросила через плечо:
— А теперь ноги.
На этот раз я втирал крем так быстро, как только мог, почти зажмурившись. Мне было жарко и слегка мутило. Джули снова опустила голову на руки, дыхание ее стало ровным и медленным, словно у спящей. По радио писклявый голос с какой-то зловещей монотонностью излагал результаты скачек. Наконец я все сделал и спрыгнул с горки.
— Спасибо, — сонно проговорила Джули.
Я бросился в дом, наверх, в ванную. Молоток я в тот же вечер забросил в подвал.
Три дня в неделю я водил Тома в его школу. Вытащить его из дома всегда было нелегкой задачей. Порой он вопил и брыкался, и мне приходилось волочить его силком. Однажды утром, незадолго до конца четверти, пока мы шли, он довольно спокойно сообщил мне, что в школе у него есть враг. Это слово в его устах звучало на редкость неуместно, и я спросил, о чем это он. Том объяснил, что его достает один мальчик постарше.
— Говорит, что голову мне разобьет, — добавил он с каким-то изумлением в голосе.
Я не удивился. Том был как раз из тех ребят, на которых все шишки валятся: маленький и слабый для своих шести лет, бледный, слегка лопоухий, с дурацкой улыбкой и густой черной челкой, едва не закрывающей глаза. Что еще хуже, он умел и поспорить, и съязвить — в общем, идеальная жертва.
— Скажи мне, кто это, — сказал я, распрямляя сутулые плечи, — и я с ним разберусь.
Мы остановились у школьного забора и вгляделись во двор.
— Вон тот, — сказал он наконец и показал в сторону деревянного домика.
Враг Тома был на пару лет его старше, костлявый, рыжий и веснушчатый. Знаю я таких типов, подумал я. Быстрым шагом я пересек площадку, схватил мальчишку одной рукой за куртку, а другой за горло и как следует приложил о стену домика. Лицо парня начало наливаться кровью. Мне хотелось вопить от радости — так я наслаждался своей силой.
— Еще хоть пальцем тронешь моего брата, — прошипел я, — ноги оторву!
Затем отпустил его и ушел.
Из школы в этот день Тома забирала Сью. Домой он явился без одного ботинка, рубашка, порванная на спине, висела клочьями. Поллица покраснело и распухло, угол рта разорван. Коленки измазаны кровью и грязью, ноги в потеках засохшей крови. Левая рука распухла и болела при прикосновении, словно по ней проскакал табун лошадей. Едва войдя в дом, Том издал какой-то звериный вой и бросился к лестнице.
— Не пускайте его к маме! — закричала Джули.
Мы бросились за ним, словно стая гончих за раненым зайцем, утащили в ванную и заперли дверь. Вчетвером в ванной было тесновато; от воплей Тома, отражавшихся от стен крошечной комнатушки, звенело в ушах. Мы с Джули и Сью сгрудились вокруг него, целуя, лаская, осторожно раздевая. К концу процедуры Сью сама чуть не плакала.
— Ох, Том, — повторяла она снова и снова, — бедный наш маленький Том!
Даже сейчас я умудрился позавидовать Тому. Джули присела на край ванны, а он, голый, стоял между ее ног, прижавшись к ней: одной рукой она стирала кровь с его лица, другой обнимала за живот, прямо над пахом. Сью прижимала к его пострадавшей руке холодный компресс.
— Это тот рыжий? — спросил я.
— Нет, — прохныкал Том, — Это его друг.
Вымытый, Том выглядел уже совсем не так страшно, и чувство трагедии испарилось. Джули завернула его в полотенце и понесла наверх, а мы со Сью пошли подготовить к этому зрелищу маму. Она, должно быть, что-то услышала — встала, накинула халат и собиралась идти вниз.
— Том подрался в школе, — сказали мы. — Ничего страшного, сейчас с ним все в порядке.
Она снова легла, и Джули принесла к ней Тома. Некоторое время все мы сидели вокруг ее постели, пили чай и обсуждали случившееся. Том, все еще укутанный в полотенце, скоро заснул.
Однажды вечером, после ужина, мы сошли вниз. И Том, и мама уже спали. В тот день мама попросила Джули саму отвести Тома в школу и поговорить с учительницей о том, что его обижают большие ребята, и мы говорили об этом. Вдруг Сью сказала, что Том недавно сказал ей «ужасную странную вещь», и посмотрела на нас, ожидая вопросов.
Полминуты прошло в молчании.
— И что же он такого сказал? — устало спросил я наконец.
Сью хихикнула:
— Он просил никому не говорить.
— Тогда и не говори, — отрезала Джули.
Но Сью было уже не остановить.
— Он пришел ко мне в комнату и спрашивает: «Сью, а хорошо быть девчонкой?» Я говорю: «Мне нравится, а что?» Тогда он сказал, что устал быть мальчиком и теперь хочет побыть девочкой. Я ему говорю: «Но ты же мальчик, значит, не можешь быть девочкой». А он: «Нет, могу. Если захочу, то могу». Я говорю: «А почему ты хочешь стать девочкой?» А он: «Потому что девчонки не дерутся». Я ему говорю: «Да нет, иногда бывает», — а он: «Неправда, они не дерутся». Я говорю: «Как же ты станешь девочкой, если все знают, что ты мальчик?» А он: «Буду носить платье, отращу волосы, как ты, и стану ходить в девчачий класс». Я сказала, что у него ничего не выйдет, но он ничего слушать не хотел, только говорит: «Нет, я все равно хочу быть девочкой, я хочу…»
Тут Сью, а вместе с ней и Джули покатились со смеху. Я даже не улыбнулся: ее рассказ ужаснул меня и в то же время как-то заворожил.
— Бедняжка! — сказала Джули. — Может, разрешим ему стать девочкой, раз уж он так хочет?
Сью в восторге захлопала в ладоши:
— Ага, оденем его в мое старое платье. Ему пойдет, он такой миленький.
Они переглянулись и снова рассмеялись. В этом смехе чувствовалось странное возбуждение.
