Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Билли».
В тот же вечер Швайкарту позвонил дежурный.
– Ваш клиент снова пытался покончить с собой.
– Господи! Что он сделал?
– Знаете, вы не поверите, но нам придется выдвинуть против него обвинения в порче государственного имущества. Он разбил унитаз в своей камере и острым куском порезал вены.
– Черт!
– И вот что еще. Странный он у вас какой-то. Ему удалось разбить унитаз кулаком.
5
Швайкарт и Стивенсон проигнорировали письмо Миллигана, в котором тот отказывался от их услуг, и стали ежедневно посещать его в тюрьме. Их организация выделила средства на психологическую экспертизу, и 8 января 1978 года доктор Уиллис С. Дрискол, психолог-клиницист, провел серию тестов.
Проверка умственного развития показала коэффициент интеллекта 68, но, по словам Дрискола, показатель снижен из-за депрессии. Он диагностировал острую шизофрению.
«Миллиган испытывает сильный кризис идентичности, то есть слабо осознает границы своего “я”. Он утратил способность оценивать расстояние, видеть разницу между собой и окружением, что характерно для шизофрении… Ему слышатся голоса, приказывающие ему, что делать, а в случае неподчинения кричат на него. Миллиган считает, что голоса эти принадлежат людям, пришедшим из ада, чтобы его мучить. Помимо этого, он упоминает и хороших людей, временами вселяющихся в его тело, чтобы сразиться с плохими… По моему мнению, мистер Миллиган в настоящий момент неспособен защищать собственные интересы. Он не находится в достаточном контакте с реальностью, чтобы осознавать происходящее с ним. Я настоятельно рекомендую поместить его в больницу для дальнейшего исследования и по возможности лечения».
Первое сражение в рамках закона состоялось 19 января, когда Стивенсон и Швайкарт предоставили данное заключение судье Джею С. Флауэрсу как свидетельство того, что их клиент не может выступить в собственную защиту. Флауэрс ответил, что выдаст ордер, чтобы подзащитного обследовал отдел судебной психиатрии Юго-западного центра психического здоровья Коламбуса. Такое решение обеспокоило Гэри с Джуди, поскольку этот центр обычно вставал на сторону обвинения.
Гэри настаивал, чтобы любое решение Юго-западного центра не подлежало огласке и ни при каких обстоятельствах не использовалось против его клиента. Шерман и Явич выразили несогласие. Тогда адвокаты Миллигана пригрозили, что запретят ему разговаривать с психологами и психиатрами этого центра. Судья Флауэрс чуть не обвинил их в проявлении неуважения.
Компромисс был достигнут, когда обвинение согласилось, что они смогут расспрашивать подсудимого о фактах, которые станут известны в беседах с назначенными судом психологами, только в случае, если Миллиган окажется в состоянии защищать собственные интересы. Хотя бы частичная победа. Защита согласилась рискнуть и позволить специалистам в области судебной психиатрии из Юго-западного центра побеседовать с Миллиганом на таких условиях.
– Неплохой ход, – со смехом прокомментировал Шерман, когда они выходили из кабинета судьи. – Демонстрирует ваше отчаяние. Но это все равно бесполезно. Я все еще не сомневаюсь, что это дело решенное.
В целях предотвращения дальнейших попыток самоубийства Миллигана перевели в одиночный изолятор и надели на него смирительную рубашку. Через несколько часов врач Расс Хилл отправился оценить состояние пациента, и его взгляду предстало невероятное зрелище. Хилл подозвал сержанта Уиллиса, работавшего в смену с трех до одиннадцати часов, и показал за решетку. У Уиллиса отвисла челюсть: Миллиган снял смирительную рубашку, положил ее под голову и заснул.
Глава вторая
1
Первое собеседование с представителем Юго-западного центра было назначено на 31 января 1978 года. Когда сержант Уиллис ввел Миллигана в кабинет, Дороти Тернер, хрупкая и добрая женщина-психолог с робким, чуть ли не запуганным взглядом подняла на них голову.
Перед ней предстал молодой человек приятной наружности, ростом метр восемьдесят три сантиметра, в синем джемпере. У него были окладистые усы и длинные бакенбарды, но в глазах читался какой-то детский страх. Он как будто удивился, увидев ее, но, сев на стул напротив, начал улыбаться и положил руки на колени.
– Мистер Миллиган, – начала она, – меня зовут Дороти Тернер, я работаю в Юго-западном центре психического здоровья и хочу задать вам несколько вопросов. Где вы в данный момент проживаете?
Миллиган осмотрелся.
– Здесь.
– Назовите свой номер социального страхования.
Он нахмурился, глубоко задумался, долгим взглядом изучал то пол, то желтые стены, то стоявшую на столе пепельницу, сделанную из жестяной банки. Потом начал грызть ноготь и рассматривать кутикулу.
– Мистер Миллиган, – снова заговорила Дороти, – я смогу вам помочь, только если вы пойдете мне навстречу. Прошу вас отвечать на мои вопросы, чтобы я могла понять, что происходит. Какой у вас номер социального страхования?
Он пожал плечами.
– Не знаю.
Она посмотрела в записи и зачитала номер.
Он покачал головой.
– Это не мой номер. Кажется, Билли.
Женщина пристально посмотрела на него.
– А вы разве не Билли?
– Нет, – ответил он, – это не я.
Она нахмурилась.
– Подождите-ка. Если вы не Билли, то кто же?
– Я Дэвид.
– А где же Билли?
– Билли спит.
– Где он спит?
Он указал на свою грудь.
– Там. Спит.
Дороти Тернер вздохнула, постаралась взять себя в руки и терпеливо кивнула.
– Мне надо поговорить с Билли.
– Артур не разрешит. Билли спит. Артур не станет его будить, потому что иначе Билли покончит с собой.
Дороти довольно долго смотрела на него, не зная, что делать дальше. Миллиган говорил и выглядел как ребенок.
– Погодите. Объясните.
– Не могу. Я допустил ошибку. Мне нельзя было этого говорить.
– Почему?
– Получу от остальных. – В детском голосе зазвучал ужас.
– Тебя зовут Дэвид?
Он кивнул.
– А «остальные» – кто это?
– Не могу сказать.
Психолог принялась тихонько постукивать по столу.
– Дэвид, ты должен мне рассказать, чтобы я могла тебе помочь.
– Не могу. Они на меня сильно разозлятся и больше не выпустят.
– Но кому-то же ты обязан сказать. Тебе ведь очень страшно, да?
– Да. – В глазах у него уже стояли слезы.
– Дэвид, ты должен мне доверять. И объяснить, что происходит, чтобы я могла помочь.
Он надолго задумался и наконец пожал плечами.
– Ну ладно, но на одном условии. Обещайте, что никому и никогда не расскажете эту тайну. Никому на свете. И ни за что.
