Дмитрий Иванов - Где ночуют боги
– Кондер сделал? – спросил Эдо парня.
Тот нехотя кивнул.
– Унитаз заклеил?
Тот опять кивнул.
– А шкафчик? – настаивал Эдо.
– Да все нормально, Эдо! – сказал нехотя парень.
– Ты почему небритый? – спросил сурово Эдо. – Я тебе сказал, какие люди приезжают? – Эдо указал на Антона Рампо. – Что ты как дагестанец выглядишь, а?
Парень действительно был покрыт равномерной щетиной, жесткой, как щетка для удаления остатков цемента.
– Сделаю, – устало согласился парень.
– И чтоб я тебя всегда бритым видел! – заключил Эдо и переключился на девушку: – Сусанна? Постель после гаишника поменяла?
– Поменяла, до, а то что я тут делала? – грубовато и громковато ответила Сусанна.
Антон подумал, что Эдо слишком демократичен со своим персоналом и надо будет ему как-то об этом тактично сказать.
– Пацан дзюдо занимался с пяти лет, – сказал Эдо Антону, указав на парня с заволошенным торсом. – Чемпион края два раза был. Потом травму получил. Перелом обоих менисков. Стальные мениски имеет. Двенадцать или сколько операций перенес. Арто, сколько операций перенес?
– Двенадцать, – кивнул Арто, так звали заволошенного.
– Хотел на тренера пойти, но на тренера молодой еще, жизненный опыт надо, сказали через год подойти, – продолжил рассказ Эдо. – Ну я его устроил. Пускай работает пацан. Арто, как мениски?
– Пойдет, – кивнул Арто, уходя куда-то в глубь гостиницы.
– Везде пропылесосила? – спросил затем Эдо Сусанну.
– Пропылесосила, до! – так же громко ответила девушка, Антон понял, что «до» в конце фразы у армян означает что-то вроде «а как же, конечно, fuck off». – Бумагу туалетную положила, два рулона хватит ему?
– Два рулона хватит тебе? – спросил Эдо. – Бумаги много имею, еще дать могу.
Антон сразу подтвердил, что хватит.
Эдо повел Антона в его номер. По дороге Эдо не смог отказать себе в удовольствии и показал Антону свою гостиницу.
– Короед! – гордо заявил Эдо, указав на декоративную штукатурку, покрывающую все стены подтеками, похожими на сталактиты. – Две тысячи рублей квадратный метр короед мне сел. Бомба?
– Бомба, – согласился Антон, который уже понял, что у местных слово «бомба» означает не ужасы терроризма, а, наоборот, высшую степень комфорта, а про затраты принято говорить – не «встанет в такую-то сумму», а «сядет» в нее же.
– На каждом этаже 21 номер имею и кладовку, – рассказал Антону Эдо. – Кладовки, когда сезон, тоже как номер делаю. Вентилятор и раскладушку туда ставлю, на такой номер скидку хорошую делаю, за то, что окна нет, если твоим друзьям кому надо, скажи, скидку сделаю им, довольные уедут.
– Ладно, – согласился Антон.
Поразили Антона картины. На стенах в коридоре были картины, сделаны они были фломастерами, кончающимися. Это был настоящий дадаизм, а Антон всегда любил дадаизм.
Антон так прямо и спросил Эдо:
– Дадаизм?
– Да, – неуверенно согласился Эдо. – Хотел купить картины, что в городе продаются, «Все для дома» у нас есть магазин, там и сантехника, и обои, и картины – все, что хочешь. Но там что за художники, не знаю, что эти люди рисуют? Везде голые женщины или моются, или по лесу бегают.
– Античные мотивы, – сказал Антон.
– Пидарастия, – гневно согласился Эдо. – У меня же отдыхающие с детьми приезжают. Хотя щас дети стали… С трех лет в Интернете порнуху качают! Но я это не поддерживаю, братан, чтоб ты знал. Ну я что буду делать? Гостиницу без картин тоже не оставлю. Один день настроение имел, эмоциональный момент поймал, взял нарисовал сам. Бомба?
Антон согласился. Так он понял, что слово «бомба» имеет и искусствоведческий смысл, и стал смотреть на картины внимательней.
Сюжеты были самые простые и честные. Был нарисован восход над морем, в небе летали две большие чайки, в море были видны плавники дельфинов, а один дельфин даже выпрыгнул из воды целиком, чтобы можно было удостовериться, что он дельфин. Это на одной картине. На другой были нарисованы горы: на одной горе сидел орел, а на другой какая-то кошка. Когда Антон попытался понять, что это за кошка и как она попала на гору, Эдо пояснил:
– Снежный барс. Если свободен буду, в один день покажу тебе барса, но он высоко в горы уходит, скотина, чтоб его увидеть, идти в горы три дня надо. В горы ходишь?
– Ну так вообще был. На Тибете, – ответил Антон.
– В Осетии тоже горы, я ничего не говорю, – кивнул Эдо. – Но у нас вообще горы! – Эдо с гордостью указал на другую картину. – Два часа рисовал!
На картине была нарисована зеленая поляна. На ней, в несколько противоестественных, но выразительных позах, были бараны. Их пасли два косматых коричневых существа. Сначала Антон подумал, что это медведи, и усомнился, что медведи могут пасти стада, слишком уж дурна их хищническая слава. Эдо, видя сомнения Антона, уточнил:
– Кавказские овчарки. Мощные собаки, я тебе скажу, братан. Волков маму ебут, отвечаю!
Далее на любимой картине Эдо на краю поляны стояло дерево. На дереве были огромные плоды, похожие на дыни оранжевого цвета. Эдо пояснил, что это хурма сорта «королек». В тени дерева сидел пастух. Он играл на дудуке. Привлеченные звуками его игры, откуда-то из-за дерева выходили две косули. В небе парили птицы, как уточнил Эдо – утки. Фауна Кавказа была представлена Эдо достаточно полно. Наконец, вдали были нарисованы заснеженные шапки гор. На одной из вершин, очень-очень далеко, стоял человек. Фигуру его едва можно было рассмотреть, но было видно по силуэту, что он в бурке и с ружьем.
– Это я, короче, – сказал Эдо скромно.
– Я понял, – кивнул Антон. – Автопортрет?
– Да. Ну как? Ты же в картинах шарить должен, раз в Москве живешь?
– Хорошая работа, – признал Антон. – Много героев.
– Два часа рисовал, говорю тебе, – сказал Эдо, глядя на любимую картину. – От души.
В конце коридора Антон вдруг увидел еще одну картину небольшого формата, столь любимого малыми голландцами. На картине была нарисована желтая дорога. Она уходила куда-то далеко в сторону гор. Горы были очень далеко, в прозрачной дымке, достигнутой последним издыханием фиолетового фломастера. По желтой дороге шел один человек. Шел явно давно, о чем свидетельствовала сутулая, усталая фигура. Больше на картине ничего не было, что смотрелось довольно непривычно на фоне других, густонаселенных работ Эдо.
Антон спросил, указав на человека на дороге:
– Тоже автопортрет?
– Нет. Рамка одна оставалась. Ну, я нарисовал. Это – один человек, короче.
Антон долго смотрел на картину. Этот одинокий человек, идущий по желтой дороге, о многом заставил задуматься его. И Антон сказал Эдо:
