Екатерина Вильмонт - Бред сивого кобеля
– Антоша! Достань мое черное с перьями! – говорила она Антонине Панкратовне, и та с превеликой охотой кидалась с сундукам. Когда Туся завела роман с Мак-Лейном, ей нечего было надеть на грандиозную тусовку в Кремле, куда он ее пригласил, а сшить платье было не из чего, она обратилась к Татьяне Реджинальдовне, и та открыла перед ней свои сундуки. С каким азартом старая женщина выбирала для нее туалет! Они даже чуть не поругались. Татьяна требовала, чтобы она взяла синее в блестках платье, а Туся буквально вцепилась в черное с украшениями из страусовых перьев. Перья, правда, выглядели весьма непрезентабельно, но зато сохранилось боа, на удивление хорошо выглядевшее.
– И что, ты хочешь пустить это боа на платье? – испугалась сначала Татьяна Реджинальдовна.
– Ну да, а то что же, скоро и оно превратится в такую же рухлядь, – поддержала Тусю Антонина Панкратовна. – А так платье будет как новое.
– Ладно, бери!
– Вы не думайте, я платье верну!
– Разумеется, вернешь!
– Татьяна Ренальдовна, ну на кой оно тебе? – вмешалась Панкратовна («джи» она всегда пропускала). – Пусть у девки останется. Ей хороводиться надо, а тебе куда? В могилу заберешь?
– Но это память…
– Пока память в голове есть, и так помнишь, а как склероз-то все выест, так все равно не вспомнишь.
– Пожалуй, ты права, Антоша. Бери, деточка, только обязательно покажись мне в нем!
И вот теперь Туся рассчитывала, что Татьяна Реджинальдовна отдаст ей одну юбку, подол которой был украшен несколькими рядами бронзовой бахромы. В этой юбке Татьяна Лавринская пела когда-то Нинон в «Фиалке Монмартра». Карамболина-карамболетта! Туся уже видела эту бахрому на золотистом шелковом абажуре к лампе из карельской березы.
Как хорошо за городом! В Москве грязь и слякоть, а тут все бело. Подходя к даче, она вдруг испугалась. Уже месяца два она не навещала старуху, а в таком возрасте всякое может случиться. Но, с другой стороны, ей бы кто-нибудь позвонил… Телефона на даче не было, Татьяна почему-то не желала его проводить. Правда, сын купил ей мобильник, но она отказывалась им пользоваться и практически никогда не включала.
– Если у меня будет телефон, ты никогда не выберешься к матери, да и другие тоже, – говорила она сыну, – а так я по крайней мере точно знаю, кому до меня есть дело. А если придет пора помирать, Антошка к соседям сбегает позвонить.
Туся подошла к калитке. Снег расчищен, на крыльце сидит мохнатый Бонька и никак не реагирует на появление гостьи.
– Бонечка! – крикнула Туся.
Пес встрепенулся и довольно лениво потрусил навстречу.
– Совсем старый стал, уже и не лаешь?
Он ткнулся носом ей в колени, завилял хвостом.
Вот тут мне хорошо, тут я чувствую себя просто девочкой. Она поднялась на крыльцо, смахнула веничком снег с ботинок и позвонила.
Дверь открыли быстро.
– Антонина Панкратовна, здравствуйте!
– О, Туся приехала! Заходи, заходи, Татьяна рада будет, на днях тебя поминала!
Они расцеловались.
– Я вот тут пастилы свежей привезла…
– Умничка, а то Сергей Леонидович всегда забывает.
– Антоша, кто там пришел? – раздался звонкий голос хозяйки дома.
– Туся пожаловала!
Татьяна Реджинальдовна поспешила навстречу гостье.
– Деточка, как я рада! Давненько ты не была!
Тусе стало стыдно, что вспомнила о старухе только из-за бахромы, и поняла, что просто не сможет в этот раз попросить о чем-то.
Старуха выглядела великолепно.
– Татьяна Реджинальдовна, да вы просто цветете!
– Спасибо, детка. А вот у тебя вид что-то унылый. С муженьком проблемы?
– Да как вам сказать…
– Скажи как есть.
– Хочу уйти от него.
Хозяйка дома звонко, молодо рассмеялась.
– У меня такое впечатление, что эта мысль сидит в твоей прелестной головке чуть ли не со свадьбы и лишь теперь ты ее, как нынче выражаются, «озвучила»? Кстати, я смотрю телевизор и прихожу в ужас, как теперь говорят! Чему учат детей? Что это такое «будем лопать пузырями»? Я в первый раз ушам своим не поверила! Выходит, все нынешние дети усвоят этот кошмар? Ты голодна, Туся?
– Нет, пока не голодна.
– А ты надолго?
– Не очень. Хочу вернуться засветло.
– Ты на электричке?
– Конечно.
– Знаешь, когда я была молодая, у нас собирались ставить одну оперетту местных авторов, где я играла роль девушки, мечтой которой было что бы ты подумала?
– Понятия не имею! – улыбнулась Туся.
– Она мечтала стать машинистом на паровозе! И я пела там такую арию: «На паровозе-возе-возе, возе-возе, умчусь я завтра в сверкающую даль!»
– И умчались? – рассмеялась Туся.
– Да нет, там дальше говорилось: «Жила я раньше в родном колхозе, а нынче прошлого ничуточки не жаль!» Но кто-то в горотделе культуре смекнул, что этой арией мы призываем мчаться вдаль от родного колхоза, что было несвоевременно и все в таком духе.
– Что, спектакль сняли?
– К счастью, да, сняли, даже до генеральной. Восторгу нашему не было предела. А поскольку премьера нового спектакля была в плане, пришлось срочно восстанавливать «Фиалку Монмартра».
Юбка с бахромой, вспомнила Туся. Но у нее не повернулся язык.
– Ах, как я любила этот спектакль! Карамболина-карамболетта! Это был мой коронный номер! Как я танцевала! Помню, перед премьерой у меня начались всякие страхи, кураж пропал, и вдруг мне мой партнер говорит (а он меня безумно любил): «Танечка, ты не бойся, просто как выйдешь на сцену, вспомни, что ты поешь „Карамболину“ вместо „На паровозе-возе“, и такой у тебя кураж появится! И ведь гениальный совет оказался. Я с таким огоньком это спела и станцевала, что публика едва не разнесла театр! Ну, разумеется, любовь к партнеру тоже свое дело сделала. Тогда о сексуальности и думать нельзя было, да мы и слов таких не знали, но суть-то от этого не меняется, а в оперетте еще можно было и юбками взмахнуть, и ножки показать… Антоша, принеси-ка юбку Нинон!
Туся замерла.
– Ой, Татьяна Ренальдовна, да ты ей эту юбку сколько раз показывала!
– Ничего, я сама посмотреть хочу!
– Ох, грехи наши тяжкие, о душе думать пора, а она все вспоминает, как ноги задирала! – проворчала Антоша.
– Она такая ворчунья стала, стареет, видно, а сама еще молодка, всего семьдесят пять! Так о чем это мы? – блестя глазами, спросила старая актриса.
– О «Фиалке Монмартра».
– Да нет, голубка моя, не о «Фиалке». Думаешь, у меня маразм? Ты сказала, что хочешь от мужа уйти?
– Да.
– Загулял?
– Не то чтобы…
– Подозрения появились?
– Да я не знаю… Просто мне кажется, что он меня больше не любит.
– А ты сама-то любишь его?
– Татьяна Реджинальдовна, я вам давно еще говорила, что меня мучает разница в возрасте, и чем дальше, тем хуже будет. Может, я все себе и придумываю, но… Не хочу оказаться брошенной ради молодой девчонки. Мне вот одно дело предложили… Попробовать хочу.
