Алина Знаменская - Дочки-матери
— Сегодня — окно, — пояснил ей пожилой мужчина с дочками. — Пути ремонтируют. Может и час простоять, и два.
Но он ошибся. Электричка простояла перед железнодорожным мостом без малого пять часов. За окном густела синева. Пассажиры нервничали и ругались. Оля проснулась и захотела есть. Дочь Юлиной знакомой без конца теребила опекуншу, беспокойно и просяще заглядывая той в глаза. Ей не сиделось, она больше других изнывала от вынужденного простоя. Она то и дело вскакивала и принималась бродить между сиденьями, останавливаясь то тут, то там и наблюдая за тем, что делают пассажиры. Она и к ним приставала с расспросами насчет вынужденного простоя, ныла и за пять часов набила всем оскомину. В конце концов бабка с корзинками отправила назойливую к матери, но девочка подалась к дядьке с удочками. Опекунша не выдержала, подошла к ребенку и сделала замечание. Эта невинная воспитательная мера возымела странный по своей силе эффект. Глаза девочки моментально налились слезами, она остановилась в проходе в середине вагона и заревела. Ревела она надрывно, на зрителя. С обильными слезами, громко всхлипывая и подвывая. Возникло ощущение, что девочку сильно и несправедливо наказали, даже побили. Кто-то попытался утешить. Куда там! Плач усилился. Весь вагон смотрел на дочь и мать. Люди перешептывались осуждающе. Причем большинство, судя по всему, осуждали мать, а несчастного ребенка жалели, предполагая жестокое к ней отношение. Опекунша взяла девочку за руку и попыталась увести на место. Не тут-то было. Девочка уперлась, предпочитая работать на публику. Оля смотрела на девочку во все глаза.
Нервное состояние ребенка, напряжение в вагоне подстегивали и без того беспокойное Юлино чувство. Что делать? Они попадут в Вишневый только в сумерки. Как найдут нужную улицу? А когда найдут, что будут ночью делать в чужом пустом доме? Там, должно быть, и днем жутко, Доехать до конечной станции и ночевать на вокзале? Юлю начинала потряхивать внутренняя дрожь. Между тем истерика юной пассажирки не прекращалась. Лицо ее от слез пошло пятнами, худенькое тельце сотрясали судороги всхлипов. Опекунша посерела лицом, не умея совладать с проявлениями детского характера. В ее адрес уже сыпались откровенно недоброжелательные выкрики:
— Довела ребенка!
— Расшатают детям нервы, а потом удивляются, откуда наркомания всякая!
— Да она ее бьет и не кормит, по всему видно! Вопрос разрешила толпа цыганят, ворвавшаяся в вагон подобно стае саранчи. Впереди всех шла девчонка в ярких лохмотьях с чумазым младенцем, привязанным к ее животу. Увидев рыдающую малолетку, цыганка остановилась — руки в боки — и грубо приказала:
— Чего встала! Дай дорогу! Воешь тут! — и что-то зычно добавила по-своему.
Цыганята сзади засмеялись. Девочка исподлобья зыркнула на цыган и торопливо юркнула на свое место. Рев прекратился столь же резко, как и начался. Она шмыгнула носом и отвернулась к окну. Цыгане шумно двинулись по проходу. Электричка дернулась, поползла и вскоре резво помчалась.
— Пока доберусь до дома, полжизни потеряю, — бросила опекунша. Девочка ее не слушала, поглощенная картинкой за окном. Мгновенно забыв, что причинила приемной матери столько беспокойства, девочка дергала ее то и дело за руку и восклицала:
— Смотри! Смотри!
— А далеко вам ехать? — поинтересовалась Юля.
— В Вишневом выходим.
— Правда? — Юля обрадовалась, инстинктивно угадав в женщине отзывчивую душу. — Я тоже туда! А улицу Станционную знаете?
Юля с дочкой вышли за своими новыми знакомыми в сумрак станции. Их повели неровной тропкой, теряющейся в зарослях бурьяна, вдоль череды огородов, покосившихся заборов и неясных очертаний каких-то кустов. Возле колонки Юлина новая знакомая, представившаяся Ларисой, объявила:
— Мы пришли. Вот наш домик. А вам — туда. — И показала в сторону темнеющих невдалеке строений.
Юля поежилась. Распрощавшись со своими спутниками, Юля, крепко держа дочь за руку, двинулась вперед. Фонари на улице загораться не спешили, из-за заборов подавали голос собаки. С неба подглядывала за Юлей половинка луны. В ее скудном свете женщина наконец увидела на одном из заборов намазанную белой краской цифру 38.
Подбадривая себя тем, что маячившее впереди строение — их собственность, Юля открыла калитку и шагнула внутрь. Они попали в заросший сад. Пахнуло осенним листом, какой-то травой, дымом. За густой паутиной веток был виден только темный силуэт вытянутого пеналом дома. В темноте он казался чужим и враждебным.
— Я боюсь, — пискнула Оля, но Юля одернула ее:
— Глупости!
Под ногой хрустнула ветка, и Юля вздрогнула всем телом, внутри будто что-то оборвалось. Она замерла, прислушиваясь, и сад замер вместе с ней, будто передразнивая. Ей казалось, все предметы, неясные очертания которых выступали из темноты, насторожились и ждут. Она стала нарочно громко разговаривать с Олей, рассуждая, как они здесь хорошо устроятся и как утром их ночные страхи покажутся смешными и они будут хохотать сами над собой.
Она решительным шагом двинулась вперед по тропинке и вдруг остановилась как вкопанная. Впереди, в темном квадрате окна, мелькнул огонь! Юля зажмурилась и потом потихоньку открыла один, а затем другой глаз. Слабый язычок пламени мелькнул теперь в другом окне. Холод накрыл ее с головой. Огонь то ли свечи, то ли зажигалки разгуливал по ее дому! Там кто-то был! Ужас тяжелой волной толкнул Юлю в грудь. Она отшатнулась, увлекая за собой Олю, в темноте они задели что-то ногами, это “что-то” оказалось садовой лейкой, которая, упав, попала в оцинкованный таз и издала звук, подобный громовому раскату. В соседнем дворе залаяла собака. Надрывно, с подвыванием ее подхватили “коллеги” — улица погрузилась в собачий перелай. Огонь свечи умер в окне. Юля попятилась к калитке, Оля захныкала. Они ясно услышали хруст веток и шум в конце огромного запущенного сада. Кто-то уходил через заднюю калитку.
Глава 4
Окрестности сельского клуба сотрясали звуки ударных. На крыльце тусовалась молодежь, покуривая и потягивая пиво. Мат, визгливый смех девчонок и хохот пацанов смешивались с фонограммой группы “Стрелки”.
Лера сидела на спинке скамьи, спиной к клубу, и, глядя прямо перед собой, лузгала семечки.
— Говорил тебе — не ходи туда, — ворчал Колька Смирнов.
Он на самом деле уговаривал ее не ходить сегодня на танцы. Делать там нечего. И Мишка предлагал пойти к реке и устроить костер. Но их отговоры лишь укрепили желание сделать по-своему. Она поняла, что Юра там и что он не один, и захотела сделать себе больнее. Как дура притащилась в клуб! Увидела Юру с этой девочкой с Севера, Аленой. Они целовались под музыку прямо посреди зала. Его руки находились под ее майкой, и, увидев Лерку, он не смутился, не опустил руки, а только поплотнее обхватил габаритную Алену.
