Татьяна Соломатина - Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61
Алексей, и прежде беззаветно любивший жену, теперь стал относиться к ней как к фарфоровой вазе эпохи династии Тан. Уходя, он задёргивал шторы, расставлял у постели всё необходимое — еду, воду, соки, таблетки… И уже был готов найти дилера, чтобы раздобыть жене наркоты. Предлагал нанять сиделку — Лиза категорически отказывалась. Чужой человек рядом, когда и от Алексея в затылке взрываются сверхновые? О, нет!
Как только муж уходил — Лиза звонила папе. Он тут же приезжал. И только с ним ей становилось легче. Он гладил ей руку, массировал виски. Успокаивал:
— Не плачь, малышка. От слёз только больней.
Они часами вспоминали её детство, маму. Рыбалки, походы под парусами. Лес и грибы. Поля и цветущие в пустыне ирисы и маки. Лиза засыпала под его мерные рассказы. Голос отца убаюкивал. А когда она просыпалась — папы уже не было.
Головные боли были настолько невыносимыми, что акушеры-гинекологи предлагали сделать аборт, ссылаясь на возможную извращённую форму раннего гестоза. И Алексей был с ними согласен. Он любил Лизу. А дети… Дело такое. Можно и усыновить. Или — попробовать ещё раз.
Но Лизин папа очень хотел стать дедом.
И Лиза спряталась от врачей. Всё равно от них пользы никакой. Назначают приёмы, собирают консилиумы… Только усиливают муки.
С двадцати семи до тридцати двух недель Лиза отсиживалась дома, докторов не посещая и вовсе никуда не выходя. Видясь только с отцом. И с мужем.
И вот сегодня, вернувшись с первой за день деловой встречи, Алексей застал Лизу в таком виде. И срочно привёз её в роддом. А куда ещё везти беременную женщину? Ну да.
* * *Лиза уже пришла в себя. Раны были обработаны, повязки — должным образом наложены. Она лежала в отдельной палате. Окна были занавешены плотными жалюзи. Рядом сидел Алексей. Увидев, что жена открыла глаза, он погладил её по щеке.
— Бедная моя. Бедная моя девочка… Я сейчас позову докторов. С ребёнком всё в порядке. Не волнуйся.
Алексей вышел. Через минуту к Лизе зашёл отец — непонятно, как с зятем разминулся.
— Господи! — Ахнул отец. — Что же ты с собой сделала!
Он сел на край кровати и взял её за руку.
— Папа! Было нестерпимо, а ты всё не приходил и не приходил!.. Пахнет кофе с корицей?
Отец потянул воздух.
— Да, действительно! А я шёл и думал: «какой знакомый запах!»
— Папочка, принеси, пожалуйста, кофе с корицей! Мне очень хочется кофе с корицей!
— Но с тобой всё в порядке?!
— Да-да, не волнуйся! Лёшка здесь. Сейчас врачи придут.
— Хорошо, ласточка!
Папа поцеловал Лизу и вышел.
Осмотрев и опросив Лизу, Поцелуева, Родин и Святогорский собрались в кабинете начмеда на консилиум. На столе лежала обменная карта. История непонятной болезни толщиной с «Войну и мир». Оксана и Родин горячо обсуждали пациентку, Аркадий Петрович же внимательно изучал данные истории, сохраняя молчание. Что было для него не характерно.
— Ничего не понимаю! — Удивлялась Оксана Анатольевна. — Всё! Абсолютно всё в норме!
— Может, у неё бешенство? — предположил Родин.
— Которое не обнаружили при таком количестве исследований на всё про всё. И ещё про запас сверху?!
— Ну не прикидывается же она! — Воскликнула Поцелуева.
— Да уж вряд ли! Зачем?! Да и какое прикидываться! — Родин взмахнул рукой. — Такое с собой сделать… Это реальная боль! А вдруг всё-таки бешенство?.. Атипичная какая-нибудь форма, а?
Они оба с надеждой посмотрели на Святогорского. Он захлопнул историю Лизы и мрачно забарабанил пальцами по столу.
— Аркадий Петрович, ты меня пугаешь, — прокомментировала Оксана.
— Очень пугаешь, — поддакнул Родин.
— Бешенство или не бешенство — а Милуокский, он же Висконсинский протокол необходимо задействовать.
Друзья вытаращились на него. Первым отмер Родин.
— Ты предлагаешь вогнать беременную женщину в искусственную кому?!
Святогорский кивнул.
— Да он у нас вообще не зарегистрирован! Да и… У них тоже, всего шесть подтверждённых случаев! А если она… — Родин оборвал сам себя. — Тебя посадят. Меня посадят. Нас всех посадят! Если… То мы, получится, убили женщину. Беременную женщину. В родильном доме.
Аркадий Петрович ещё немного побарабанил и кивнул на толстенную историю Лизы.
— Я понимаю. Муж у неё богатый парень. На исследования не жидились. Но я не нашёл там самого элементарного. Семейного анамнеза.
— Есть там семейный анамнез. Всё чисто. Никто ничем не болел.
— Вот это меня и смущает. Такая краткость и чистейшая прозрачность. Ребята, мы были в палате у Лизы вместе. Теперь вы не против, если я поговорю с ней наедине?
Начмед и заведующая обсервацией синхронно кивнули. Святогорский вышел.
— Что это с ним? Не балагурил. Не читал нам лекций с историческими экскурсами?
— Неправильно поставлен вопрос, моя возлюбленная супруга. Если так себя ведёт Аркадий Петрович, надо спрашивать: «что с Лизой?» Ох, чует моя мошонка…
Родин получил от возлюбленной супруги чувствительный тычок в плечо.
Святогорский вошёл в палату без стука. Лиза лежала на кровати, в палате царила полутьма. На тумбочке у Лизы был стакан кофе. Она слабо улыбалась.
— Вы уже были у меня сегодня, да? С другими докторами.
— Да, Лиза.
Анестезиолог внимательно смотрел на неё.
— А муж и папа только что ушли. У Лёшки — очень важные встречи. Серьёзный проект. Я сама его вытолкала. У нас будет ребёнок. А ребёнку нужна обеспеченная жизнь.
— Папа почему ушёл?
— Я попросила его принести мне лавандовое мыло. Когда я чую запах лаванды — мне становится легче. Мы с папой в детстве часто…
— И как часто вы чуете запах лаванды?
— Постоянно, — улыбнулась Лиза. — Я пользуюсь только лавандовым мылом. … Вы считаете, что я сумасшедшая?
— С чего вы взяли?
— Невропатологи уже спрашивали меня об обонятельных галлюцинациях. У меня болит голова. Это не значит, что я безумна.
Лиза чуть надулась.
— Лиза, я не говорил, что вы — безумны. … Вы позволите мне подождать вашего отца? Я хочу с ним поговорить.
— Разумеется, — ответила Лиза. — Присаживайтесь.
Святогорский сел на диванчик, стоявший у противоположной стены «блатной» палаты. Некоторое время они молчали.
— Лиза, сейчас у вас болит голова?
— Да… Простите, не запомнила как вас зовут.
— Аркадий Петрович. Это вы меня простите, что не представился. Я врач-анестезиолог.
— Я уже не помню, когда у меня не болела голова. Просто сейчас она болит чуть меньше. Так всегда бывает, когда папа рядом. Не знаю почему.
