Чарльз Буковски - Женщины
– Ты слишком старый. Тебе только бы сидеть на одном месте да критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе все нехорошо!
Я скатился с кровати и встал. Начал надевать рубашку.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Выметаюсь отсюда.
– Ну вот, пожалста! Как только что не по-твоему, ты вскакиваешь и сразу за дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай. И вот тогда ты звонишь мне!
– Я ухожу отсюда к чертовой матери!
– Но почему?
– Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.
Лидия помедлила. Потом сказала:
– Хорошо. Давай, ложись. Мы выключим свет и просто будем тихо вместе.
Я помедлил. Затем сказал:
– Ну, ладно.
Я разделся целиком и залез под одеяло и простыню. Ляжкой прижался к ляжке Лидии. Мы оба лежали на спине. Я слышал сверчков. Славный тут район. Прошло несколько минут. Потом Лидия сказала:
– Я стану великой.
Я не ответил. Прошло еще несколько минут. Вдруг Лидия вскочила с кровати, вскинула руки к потолку и громко заявила:
– Я СТАНУ ВЕЛИКОЙ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ! НИКТО НЕ ЗНАЕТ, НАСКОЛЬКО ВЕЛИКОЙ Я СТАНУ!
– Ладно, – сказал я. Потом она добавила уже тише:
– Ты не понимаешь. Я стану великой. Во мне больше потенциала, чем в тебе!
– Потенциал, – ответил я, – ни фига не значит. Надо дело делать. Почти у любого младенца в люльке больше потенциала, чем у меня.
– Но я это СДЕЛАЮ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ!
– Ладно, ладно, – сказал я. – А пока ложись обратно.
Лидия легла обратно. Мы не целовались. Тут уж не до секса. Я устал. Слушал сверчков. Не знаю, сколько времени прошло. Я уже почти уснул – не совсем, правда, – когда Лидия вдруг села на кровати. И завопила. Вопль был громкий.
– В чем дело? – спросил я.
– Лежи тихо.
Я стал ждать. Лидия сидела не шевелясь минут, наверное, десять. Потом снова упала на подушку.
– Я видела Бога, – сказала она. – Я только что увидела Бога.
– Слушай, ты, сука, ты с ума меня свести хочешь!
Я встал и начал одеваться. Я рассвирепел. Я не мог найти свои трусы. Да ну их к черту, подумал я. Пусть валяются, где валяются. Я надел на себя все, что у меня было, и сидел на стуле, натягивая башмаки на босые ноги.
– Что ты делаешь? – спросила Лидия.
Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка висела на спинке стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. В голубом неглиже и трусиках. Босиком. У Лидии были толстые лодыжки. Обычно она носила сапоги, чтоб их спрятать.
– TЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! – заорала она.
– Насрать, – сказал я. – Я пошел отсюда.
Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости, пузырилась слюна, Лидия рычала, скалила зубы. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Безопаснее, когда она лежит на полу. Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался в плече.
– Господи ты боже мой, – сказал я, – посмотри, что ты сделала с моей новой курткой! Я ведь только что ее купил!
Я открыл дверь и выскочил наружу с голой рукой.
Только я успел отпереть машину, как услышал, что за спиной по асфальту шлепают ее босые ноги.
Я запрыгнул внутрь и запер дверцу. Нажал на стартер.
– Я убью эту машину! – орала она. – Я прикончу эту машину!
Кулаки ее колотили по капоту, по крыше, по ветровому стеклу. Я двинул машиной вперед, очень медленно, чтобы не покалечить Лидию. Мой «меркурий-комета» 62-го года развалился, и я недавно купил «фольксваген» 67-го. Я его драил и полировал. В бардачке даже метелка из перьев лежала. Я медленно выезжал, а Лидия все молотила кулаками по машине. Едва я от нее оторвался, сразу дернул на вторую. Бросив взгляд в зеркальце, я увидел, как Лидия стоит одна в лунном свете, не шевелясь, в своем голубом неглиже и трусиках. Все нутро мне корежило и переворачивало. Я болен, не нужен, печален. Влюблен в нее.
12
Я поехал к себе, начал пить. Врубил радио и нашел какую-то классическую музыку. Вытащил из чулана свою лампу Коулмэна. Выключил свет и сел забавляться с нею. С лампой Коулмэна можно много разных штук проделать. Например, погасить ее, а потом снова зажечь и смотреть, как она разгорается от жара фитиля. Еще мне нравилось ее подкачивать и нагнетать давление. А уж какое удовольствие просто на нее смотреть. Я пил, смотрел на лампу, слушал музыку и курил сигару.
Зазвонил телефон. Лидия.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Сижу просто так.
– Ты сидишь просто так, пьешь, слушаешь классическую музыку и играешься с этой своей проклятой лампой!
– Да.
– Ты вернешься?
– Нет.
– Ладно, пей! Пей, и пускай тебе будет хуже! Сам знаешь, эта дрянь тебя однажды чуть не прикончила. Ты больницу помнишь?
– Я ее никогда не забуду.
– Хорошо, пей, ПЕЙ! УБИВАЙ СЕБЯ! И УВИДИШЬ, НАСРАТЬ МНЕ ИЛИ НЕТ!
Лидия повесила трубку, и я тоже. Что-то подсказывало мне, что она беспокоится не столько о моей возможной смерти, сколько о своей следующей ебле. Но мне нужны каникулы. Необходим отдых. Лидии нравилось ебстись по меньшей мере пять раз в неделю. Я предпочитал три. Я встал и прошел в обеденный уголок, где на столе у меня жила пишущая машинка. Зажег свет, сел и напечатал Лидии 4-страничное письмо. Потом зашел в ванную, взял бритву, вышел, сел и хорошенько хлебнул. Вытащил лезвие и чиркнул средний палец правой руки. Потекла кровь. Я подписал свое письмо кровью.
Потом сходил к почтовому ящику на углу и сбросил конверт.
Телефон звонил несколько раз. Лидия. Она орала мне разное.
– Я пошла ТАНЦЕВАТЬ! Я не собираюсь одна тут рассиживать, пока ты там нажираешься!
Я ей сказал:
– Ты ведешь себя так, будто я не пью, а хожу с другой теткой.
– Это еще хуже! Она повесила трубку.
Я продолжал пить. Спать совсем не хотелось. Вскоре настала полночь, потом час, два. Лампа Коулмэна все горела…
В 3.30 зазвонил телефон. Снова Лидия.
– Ты все еще пьешь?
– Ну дак!
– Ах ты сучья рожа гнилая!
– Вообще-то, как раз когда ты позвонила, я сдирал целлофан с этой вот пинты «Катти Сарк». Она прекрасна. Видела бы ты ее!
Лидия шваркнула трубкой о рычаг. Я смешал себе еще. По радио играла хорошая музыка. Я откинулся на спинку. Очень хорошо.
