Андрей Кузечкин - Не стану взрослой (окончание)
— Откуда ты знаешь мой размер?
— Мама твоя сказала.
— Ага.
— Ну так что?
Глупее вопроса и придумать было нельзя. Карина вздохнула с большой досадой:
— А ты как думаешь? Нет!
— Нет? — он был изумлен. — А че?
— А то!
— Тебе кольцо не понравилось, что ли?
— Вот дурак. Ты мне не нравишься! Неужели непонятно? Ты мне просто не нравишься как мужчина!
— Да ладно тебе ломаться, — вдруг сказал Миша с неожиданной резкостью. — Квартира есть, машина есть, все есть. Чего тебе еще надо? Золотые горы?
Карина чуть не поперхнулась воздухом от неожиданности:
— Логика у тебя — железная! Действительно: что мне еще надо. Такой завидный жених, с тачкой, с хатой, — а я отказываюсь, вот дура! А с чего ты взял, что я вообще хочу замуж?
К такому повороту Миша был не очень готов.
— Ну… Надо.
— Да правда, что ли?!
— Будешь жить на всем готовом…
— Я и так живу на всем готовом. Миш, серьезно: мне еще рано.
— Смотри: потом поздно будет.
Как он может говорить это на полном серьезе?
— Я что, такая старая?
— Да нет, просто пора уже. Это. Ну. — Он несколько раз кивнул со значительным видом. — Срок пришел. Ты у нас девушка взрослая, серьезная — я ведь кому попало предлагать не буду. Я тоже пацан серьезный. И за себя могу постоять, и тебя прикрыть. Решайся давай. А то ведь так и будешь всю жизнь это… с этими… с сопляками гулять.
Он, кажется, на Максима намекает. Да что этот бегемот знает про него?!
— Мне еще доучиваться надо.
— На заочное пере... это. Переведешься.
— Нормально! Ты уже решаешь за меня!
— А что? Все равно тебе придется это сделать, на заочное перевестись. А то кто же будет за хозяйством следить?
— Знаешь что, Мишенька, — сухо произнесла Карина. — Я все поняла, кажется. Тебе не нужна я. Тебе нужна жена. Чтоб сидела дома, стирала, готовила, убиралась. Вот и ищи. А меня не трогай.
Быстрым шагом она двинулась к выходу. Миша преградил ей путь.
— Уйди с дороги, мудак! — завизжала она, схватила со стены рамку с фотографией, замахнулась: — Уйди, а то разобью на фиг об твое свиное рыло! Это! Ну!
Миша оторопело попятился. Карина выскочила в коридор. Хозяин квартиры поволокся за ней.
Она сунула ноги в туфли, распахнула дверь. Крикнула:
— Лови!
И швырнула рамку Мише. Тот с испуганным лицом выбросил перед собой обе руки. Попытался схватить, но рамка ударилась о его неумелые толстые руки, упала на пол и разбилась.
Бежать на каблуках, да еще и по ступенькам, было опасно, но Карина бежала.
***
Максим оторвал лицо от подушки и обнаружил, что за компьютером сидит Вадим Мельников и смотрит какой-то японский мультик.
— Ты че тут забыл? — поинтересовался геймер, поставив плеер на паузу.
— А че… смотреть, как они там обжимаются? — мрачно спросил Мельников.
— У тебя своей комнаты нет, что ли?
— Там занято.
— О-о… Ну, сиди тут.
Нужно было узнать еще кое-что.
— Элла ушла?
— Да. Полчаса сидела грустная, а потом собралась и ушла. Ты ей по морде врезал, что ли?
— Нет. Так, небольшая размолвка. Подробностей не будет.
— А не надо. Все всё поняли.
— И что?
— Всем пофиг. Немного пообсуждали, поахали и стали дальше пьянствовать.
Максим кивнул. Ничего другого он и не ожидал услышать.
— Макс.
— Чего?
— Мне, наверно, не надо было ее впускать.
— Точно подмечено.
— Это… извини.
— Вадик, на будущее: если уж нагадил, то хотя бы не докапывайся меня со своими извинениями. Все. Хочешь сидеть здесь — сиди. Будешь мне мозги конопатить — вылетишь отсюда. Понял, нет?
Мельников понуро кивнул. Наступила тишина, которую Максим первый же и нарушил.
— Слушай, Вадим. Такой вопрос. Представь, что ты решил покончить с собой…
— Да мне и представлять не надо.
— Отлично. Вот что бы ты сделал последнее в своей жизни? Только не надо ничего такого в твоем стиле: взял бы топор и пошел бы рубить всех встречных и поперечных — нет. Представь, что ты — это я. Что б ты сделал на прощание?
— Если бы я был тобой? — Вадим задумался. — Потрахался бы как следует.
— Это я уже сделал много раз. Другие варианты?
Вадим пошлепал себя мясистой ладонью по мясистому подбородку.
— Мемуары бы написал. Тебе есть о чем.
— Правда, что ли? Коротенькие получатся мемуарчики.
— Да не, в самый раз.
— Мне объективно писать особо не о чем.
— А все твои чемпионаты?
— Ну, во-первых, их не так много у меня было — я имею в виду, действительно серьезных. А во-вторых, на книгу все равно не хватит. Ты книги вообще читаешь?
— Обижаешь, — буркнул Вадим. — Думаешь, я за компом только в игрушки играю?
— Ну, вот. Почитай каких-нибудь современных авторов, особенно молодых. Все пишут про себя. А конкретно, кто как с кем бухал и кто как с кем спал. Тухлятина.
— Я вот вообще никогда ни с кем не спал, — угрюмо сказал Вадим.
— Про тебя сейчас никто не говорит, — отрезал Максим. Мельников виновато притих.
— Макс, — сказал он немного погодя.
— Чего?
— Ты считаешь, что я унылое говно?
— Я ничего не считаю, я не математик. Меня ведь тоже когда-то так называли — словом на букву “г”.
— В школе?
— Угу. Да как только не называли.
— Ну, меня тоже травили. Весь класс.
— Это совершенно нормальное явление. По-научному называется буллинг. Я как-то читал, что травле подвергается каждый пятый школьник. Можешь себе представить?
— И кто это подсчитал? — усмехнулся Вадим. — Британские ученые?
— Не знаю, но этой цифре я почему-то верю. Все как в жизни. Пока тебя все опускают, думаешь, что ты один на свете такой уникальный, незаслуженно оплеванный и никем не понятый. А потом бац! — и оказывается, что ты всего лишь один из двадцати процентов. То есть под некую норму подпадаешь. А потом идешь мимо школы, видишь, как в школьном дворе семеро одного пинают, — и ведь нисколько не жалко! Эти, опущенцы, — такие ничтожества. Я вот сам, когда еще учился, мечтал всех одноклассников убить. Просто желал им смерти. Ежедневно выдумывал разные казни. А сейчас думаю: а ведь реально было бы лучше расстрелять не мучителей, а всех изгоев. Ну, или не расстрелять, а сослать куда-нибудь, перевести в отдельную школу.
— Я классе в седьмом сочинял длинную историю. Про спецотряд, который создавали как раз из таких подростков — они у меня назывались “нулями”. Отряд для особых операций. Потому что такие ребята уж точно никого не будут жалеть…
— Ага, а сам ты, конечно, был командиром отряда “нулей”, а все “нули”, конечно, дружили друг с другом и т.д. Хе! Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. “Нули” эти — кстати, отличное название, — они злопамятные. Им обязательно надо вот эту боль, которую им подарили, — вернуть. И даже неважно кому. Был такой эксперимент, еще в советское время: со всех зон взяли всех “петухов” и согнали в отдельную зону. Думаешь, они там стали жить и работать в мире и согласии? Хрена. Стали формировать внутри своей касты опущенных касту еще более опущенных. И так зверствовали, как никто до них не зверствовал. Те, кто выжил, потом почли за счастье вернуться обратно. Так что эти “нули”, они бы сами друг друга перестреляли. Если хочешь — сочини об этом историю. Ты пишешь что-нибудь?
— Так… — неохотно признался Вадим. — В ЖЖ.
— У тебя есть ЖЖ? У меня тоже — правда, я туда уже полгода не залезал. Как твой называется?
— “Мистериоззо”. С двумя “з”.
— Как-нибудь загляну.
— Не обязательно.
— Обязательно. Я уже все решил… — Максим вспомнил о теме разговора и вернулся к ней: — Об этих детишках, которых в школе обижают, очень любят писать и фильмы снимать. Ну, то же “Чучело” или “Класс” — хороший фильм, недавно в Эстонии сняли. И обязательно с таким подтекстом: вы только посмотрите, что эти изверги делают. И это, конечно, правильно. А вот что с этими “нулями” потом происходит? Вот как-то раз читал биографию какого-то актера, голливудского, якобы в школе его все обижали, а попал в колледж, и все девчонки за ним начали бегать, потому что он был весь такой замкнутый и таинственный. Это такая туфта, что даже смешно говорить. Я вот вступительные экзамены сдал, переехал в другой город, получил место в общаге — думал, все. Начнется новая жизнь.
Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить — огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки — это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано — “Я урод” — и все это видят.
