Ауэзхан Кодар - Порог невозврата
Вдруг ему вспомнилось, как он однажды заболел в студенческие годы. Были уже каникулы, все разъехались, он тоже думал, что завтра полетит в Алма-Ату, но всю ночь гулял с чудесной девушкой, своей новой знакомой, а утром почему-то слег и заметался в жару, верней, его бросало то в жар, то в холод, он обливался потом, и вдруг наступил момент, когда он понял, что все, умирает. Ему казалось, что стоит ему закрыть глаза, и больше он их не раскроет. И тут ему явилось видение, что его как бы пригвоздили к земле, но он рвался на небо и до того додрыгался, что все пошло красными кругами, и вот тогда, как шило, его пронзил страх смерти и одновременно страх божьего суда, который он мнил неправым. В следующий момент его отпустило, он как бы взлетел и открыл глаза. С тех пор бог был для него синонимом смерти, и он избегал думать и о том, и о другом. Когда в те же студенческие годы он впервые прочитал Сартра и Камю, они показались ему досужими, циничными авторами, неприятными в своих, несомненно, гениальных прозрениях. А здесь, падая на молитву в игорном заведении вместе с его разношерстными посетителями, ему также как и всем, наконец, захотелось чуда, т. е. дармового, ничем не заслуженного счастья, что называется, по праву рождения. Тем более, что он теперь стал никто, т. е. существом богоравным, ведь бога тоже никто в лицо не видел, несмотря на это, в него верят и ждут от него исполнения того, чего бессильны добиться собственными усилиями. Наверное, обращение ничтожеств к ничто и называется богослужением. Надо сказать, что все происходило на арабском языке, с экрана настенного монитора благообразный араб, очень похожий на Бен Ладена, показывал разные позы при молитве и все их старательно повторяли, то вставая, то опускаясь на колени, то касаясь лбом молитвенного коврика. Наконец, сидя на коленях, все раскрыли ладони и, что-то бормоча, провели ладонями по лицу. Не успел закончиться намаз, как все вскочили на ноги и побежали в гардероб переодеваться. Через несколько минут от благообразных, смирно шепчущих молитвы мусульман ничего не осталось. Все стали трещать по мобильникам, юнцы потащили своих девиц к барным стойкам, а толпа ринулась к игорным столам. Агзамов тоже кинулся вместе со всеми и сел за стол для игры в рулетку.
Как человек порядка и гармонии, он поставил свои фишки на четные числа и проиграл. Тут же разочаровавшись в гармонии, он поставил на нечетные числа и… опять проиграл. Но его утешало то, что он был в этом не одинок. Никто из присутствующих не выиграл. Крупье сгреб выигрыш и стал принимать новые ставки. Записав их на дощечку, он опять крутанул колесо и так быстро, что Агзамов еле успел поставить на цифру 13. И надо же, он выиграл. Да так, что вернул весь проигрыш и заработал кое-что сверху. К нему тут же подбежала Маша (она была уже без хиджаба):
– Агзамыч, дорогой, поехали, хоть и говорят, что дуракам везет, но не настолько же!
Но Агзамову стало не до нее, он был весь во власти азарта. Ему казалось, что он понял закономерность – надо ставить на самые дохлые цифры. На «зеро», например. Он так и сделал и опять выиграл. Потом раз за разом он нагло ставил на 1, 2, 3 и неизменно выигрывал. Теперь он размышлял, какая самая худая цифра из четных. Недолго думая он поставил на 10 и опять выиграл. Это было что-то из сферы фантастики, он мог раз за разом ставить на смежные цифры, но удача не покидала его, он неизменно выигрывал. Гора фишек возле него росла, другие игроки мрачнели все больше, у крупье отвисла челюсть, Маша энергично помогала Агзамову сгребать фишки.
Агзамова теперь было не узнать, глаза его разгорелись, губы подрагивали, лысина лоснилась, в нее можно было смотреться как в зеркало, Маша увидела там свою пасть, расплывшуюся в улыбке, и поняла, что надо дергать. Понятно, что мужчина без тормозов, но когда женщина не включает заднее, это опасно. Маша оглянулась. Вокруг них уже стали тереться непонятные личности явно с криминальными намерениями. Красивые девушки в прозрачных национальных костюмах, до того прозрачных, что можно было разглядеть вторичные половые признаки, не уставали подносить игрокам водку. Те, не глядя, выхлестывали ее, и вновь рвались делать ставки.
– Агзам Агзамович, – почтительно обратилась Маша к Агзамову. – Вы же хотели найти своего друга.
Эта фраза, произнесенная спокойным, вразумительным тоном, отрезвила Агзамова. Вдруг он вспомнил, что с ним случилось, в какое идиотское положение он попал, и весь азарт с него как рукой сняло. Гора выигранных фишек показалась бессмысленным разноцветным мусором. И даже если это не мусор, что ему делать с этими шальными деньгами, у него теперь нет ни детей, ни родственников, ни друзей. Женщины, которых при другом раскладе он, конечно же, не обошел бы своим вниманием, его не привлекали. Да и на что ему это барахло, кто он теперь, чтобы кому-то что-то покупать, одаривать кого-то с барского плеча. Так, слепая рука судьбы, такая же слепая, как сегодняшний день, подаривший ему эти невозможные, бешеные деньги.
– Ладно, пойдем!
Он встал и медленно побрел из-за стола. Но не такова была Маша, она немедленно сгребла все фишки в большой пакет и потащила его к кассе. Под изумленные взгляды всего зала, они прошли к кассе и стали менять фишки на деньги. Это оказалось нелегким занятием. За какой-то час с лишним Агзамыч выиграл почти миллион долларов. Когда они окончательно все подсчитали, к ним подошел вежливый молодой человек и попросил Агзамыча пройти к хозяину заведения. Маша попыталась было увернуться, но молодой человек крепко схватил под руку Агзамова, и тому ничего не оставалось, как покорно последовать туда, куда его повели. Причем Маше вежливо, но твердо было приказано остаться и ждать здесь, в зале.
Jopa
Поднявшись на второй этаж, они зашли в просторную приемную. Молодой человек посадил Агзамова в кожаное кресло, а сам пошел доложиться. Вдруг дверь открылась, и оттуда вышел, кто бы мог подумать – сам Гадиков, собственной, как говорится, персоной. Агзамов не поверил своим глазам, но пока он чухался, Гадиков размашистой походкой пошел к выходу из приемной. На Агзамова он не обратил ни малейшего внимания, как будто это была чья-то тень или того хуже, пустое место. Пока Агзамов собирался с мыслями, Гадикова и след простыл.
– Что он тут делал? – недоумевал Агзамов. Он мог представить Гадикова в парламенте, в Доме правительства, на какой угодно высокой трибуне, но чтобы он шлялся по казино и, причем, в разгар рабочего времени, это не укладывалось в голове Агзамова.
Бесшумно открылась дверь, и знакомый молодой человек пригласил Агзамова в кабинет. Пройдя через двойные двери, Агзамов с большим пакетом денег в правой руке вошел в очень большой, просторный, как море, кабинет, чей хозяин казался далекой ирреальной точкой, уткнувшейся в какие-то записи. Агзамову казалось, что он очень долго шел до него, ноги почему-то стали ватными, дыхание то и дело пресекалось, и когда он дошел до стола хозяина, он обрадовался только одному – возможности сесть, поскольку ноги его почти не держали.
«Надо же, какой страх умеет внушить этот человек?» – мелькнуло в сознании Агзамова. Он поставил пакет подле столика, а сам плюхнулся в кресло. Помощник помог ему сесть и вышел. Агзамов проводил его долгим взглядом, как бы не желая с ним расставаться, и только потом посмотрел в сторону хозяина кабинета, да так и обомлел. За столом сидела жопа – или у этого человека настолько оплыли щеки, что напоминали ягодицы, накрытые сверху париком, из-под которого еле проглядывали щёлочки глаз, а из наплыва щёк еле виднелась кнопочка носа, а еще ниже – что-то наподобие узеньких губ.
Агзамов чуть не выблюнул от омерзения. Он смотрел на невероятного объекта или субъекта, не зная, что от них ждать и вообще, отказываясь верить собственным глазам.
Вдруг это нечто икнуло и бормотнуло:
– Ты что – жопу не видел?
– На таком уровне н-нет! – остолбенело выдавил Агзамов.
– На каком это на таком? – приподняло «голову» жопа.
– На вы-высоком! – выпалил Агзамов. – Слишком высоко от уровня пола.
– Что ты гонишь? – обиделась жопа. – Любая жопа приговорена к своему полу. Попробуй пришпандорить половые признаки, если у них нет обратной стороны!
– Причем тут пол? – вырвалось у Агзамыча. – Ты же сидишь в кресле собственника казино, распоряжаешься огромными деньгами, судьбами людей. Люди тебя боготворят, а ты оказывается, всего лишь задница?
– А чем плоха задница, или, грубо говоря, жопа? На протяжении всей вашей жалкой жизни все ваше тело сидит на мне, в то время когда все почести достаются голове, все экскременты проходят через меня, естественно я научился быстро распознавать опасность, не зря вы говорите: «жопой чую», но чую-то я, а не вы. Я – огромное чувствилище, и это мое самое главное достоинство. Я знаю, куда ветер дует, а вам это и не снилось! А ветер дует так, что только подставляй жопу! Кстати, мы нынче все любим нефтяные потоки, а ведь это ископаемый продукт, тоже своеобразные экскременты, так теперь ведь от них крутится вся мировая энергетика и вся мировая экономика! Так кто теперь важнее – жалкая голова, на которую вы все молитесь, или я – жопа, ничтожнейшая из ваших ценностей?
