Богумил Грабал - Bambini di Praga 1947
Тонда перевернул пластинку и опять раскрутил ее:
— О dolce Napoli, о suol beato…
— Тонда, перестань шуметь! — крикнул управляющий.
— Да ладно, я люблю певцов, — сказала Надя и пошла к шкафу. Вернулась она оттуда с мокрыми носками.
— Мы сейчас сурдинку сделаем! — С этими словами она запихнула в отверстие, откуда шел звук, мужские носки, и голосу Бенджамино пришлось пробиваться сквозь мокрую ткань:
— …tu sei l'imperio, de l'armonia…
— Или попытать счастья с картинами, — предложила Надя, держа бокал у губ.
— Только не картины! — подскочил управляющий, выставив вперед обе руки. — Картины — это дело дохлое. У всех дома ломятся от картин. Куда ни глянь, сплошные картины! А на аукционах? Нет, картины упали ниже некуда. Да всего за несколько десятков тысяч вы сегодня можете обзавестись собственной галереей. Лично я ставлю на «Кладбищенскую скульптуру»!
И он разбежался, и подпрыгнул, и развернулся в прыжке, и уселся на белый подоконник, и устремил восторженный взгляд сначала на темно-синее небо, украшенное белой луной, а потом на чумной столб, вздымавшийся посреди площади, точно черный гейзер, и державший на своей вершине золотую статую Девы Марии… А затем управляющий перевел взгляд на чашу фонтана, там серебрилась вода, из которой била вверх серебряная струйка, подбрасывавшая пинг-понговый мячик: упав, он тут же оказывался в специальной сеточке, и струйка снова ловила его и выносила наверх.
— Я сначала думаю, а потом говорю, — сообщила Надя и налила себе виски.
Допив, она выдохнула так, что у нее даже губы занемели.
Голос Бенджамино протискивался сквозь мокрые носки:
— Santa Lucia, Santa Lucia!
Надя воздела палец, скрылась в шкафу и постучала.
— Войдите, — пригласил управляющий.
Девушка вышла из белого гардероба и поклонилась.
— Председатель! Как тебе известно, власть, а значит, и забота о культуре народа находятся теперь в ваших руках! Иная эпоха — иные сюжеты! Художники сегодняшнего дня работают на вас. Здесь, в помещении фабричного комитета, должна висеть картина. Что бы ты предпочел — «Бригаду шахтеров», «Обед на сталелитейном заводе» или «Мартеновский цех»?
Управляющий спрыгнул с подоконника и прошептал, подойдя к Наде:
— Восхитительно! Жесты строгие, почти повелительные. И сразу начинайте оглядывать стены в поисках места для картины… А вот эта рука словно дирижирует… за-бо-та о куль-ту-ре! Продолжайте, продолжайте, пожалуйста! — волновался пан управляющий. Он налил себе немного виски и прополоскал рот. Потом взял полотенце, улегся на кровать и прикрыл им лицо. Надя сделала глоток, поднесла ко рту ладонь и принюхалась к своему дыханию.
Она опустилась у кровати на колени и принялась нашептывать в ухо управляющему:
— А сейчас мы в деревне… Директор! В новые меха надо наливать новое вино! Новому госхозу нужны новые картины! И новые художники уже нарисовали их. Куда бы вы хотели повесить «Распахивание межей» или «Комбайн посреди пшеничного моря»?
Тонда присел возле Нади, с которой съехала простыня, и уставился на ее губы.
— Тут не обойтись без автомобиля, — продолжала она. — Придется возить с собой десятки готовых картин, и молотки, и веревочки, и крюки… Директор, подскажите, куда вешать? Сюда, туда или еще куда? Можно по всей стране ездить! — сказала Надя, а потом спросила себя: — Или лучше действовать через какой-нибудь творческий союз? Тогда у нас была бы печать! А расплачиваться можно и денежными переводами…
Она еще какое-то время пребывала на четвереньках; потом встала на ноги, поправила простыню и наполнила бокал.
— Вам так нравится виски? — спросил Тонда.
Она помотала головой и ответила:
— Ага.
— Вам нужно держаться, — сказал Тонда.
Она кивнула всем телом и ответила:
— Вот еще!
Управляющий лежал на кровати — руки раскинуты, на лице полотенце.
Надя поднесла к губам палец.
— Тоничек, — сказала она, — я хочу отлучиться на минутку… как женщина.
— Выйдете в коридор, пройдете одну комнату, потом еще одну, и там будет то, что вам нужно.
Она выскользнула за дверь и закрыла ее за собой, и через окно в конце коридора ее сразу окатил поток резкого лунного света, в котором отчетливо выделялась огромная плетенная из лозы детская коляска с рессорами из стальных пружин. Девушка прошла по белому косому многограннику лунного света, попробовала рукой дно коляски… пружины прогнулись едва заметно… и тогда она сначала села, а потом и вовсе улеглась в коляску, и ее руки и ноги свесились наружу, как из маленькой ванночки. Она оглянулась и увидела, что свет из противоположного окна падает на лестницу и что луна озаряет искусственную пальму на высокой подставке. А когда она посмотрела туда, откуда пришла, то увидела серебряную косую палочку, словно торчавшую из замочной скважины гостиничного номера.
Она выскользнула из коляски, опустилась на колени и приложила к этой замочной скважине глаз.
Она смотрела в комнату, которая тоже была целиком белой, и видела, что перед кроватью стоит юноша, препоясанный полотенцем, а среди перин лежит девушка, придерживающая обеими руками у себя на голове тирольскую шляпу.
— Да снимите же вашу шляпу, — сказал юноша, встав коленями на постель.
— Нет, — сопротивлялась девушка, — если я сниму шляпу, я буду голая.
— Снимите шляпу, — просил юноша. Он на коленях передвинулся поближе к подушке.
— Еще чего, тогда я буду не властна над собой, эта шляпа заменяет мне заветное матушкино кольцо, — ответила девушка, одной рукой придерживая шляпу, а другой поворачивая выключатель. Надя приложила ухо к двери.
— Вот так и меня хотели поймать, — прошептала она.
И, тихонько переступая босыми ногами по кокосовым циновкам, добралась до своего номера.
— Кто это там в комнате? — спросила она.
— Виктор, тоже страховщик, — ответил Тонда.
— Виктор? Ему больше бы подошло Фиг Тор. А знаете что, Тоничек? Подкрадитесь и постучите ему в дверь.
Управляющий сел, сорвал с лица полотенце и свесил ноги с кровати.
— Здорово! — сказал он и встал. — Ну и голова у вас, женщина! В пятницу мы берем уроки танцев на Вышеграде, в ресторане «У Немечку». Приходите. Побеседуем. И надгробья, и картины сулят надежду… Тонда! Ты пойдешь и постучишь Виктору в дверь!
— Ага, а он даст мне в нос!
— Говорю тебе, ступай! Мы оставим дверь открытой, и, когда он выскочит, ты нырнешь сюда. Бегать-то ты умеешь?
— Только дверь не закрывайте, ладно, Надя?
— Ну конечно!
Надя глядела на него поверх бокала для шампанского, из которого она пила виски.
Тонда вышел в коридор, длинными аистиными шагами подкрался к номеру Виктора, обернулся и с облегчением увидел головы Нади и управляющего, выглядывавших из комнаты.
Потом он постучал кулаком в дверь.
И приложил ухо к филенке.
Снова постучал.
Он видел, как Надя и управляющий тянут шеи и Надя машет кулачком, показывая, что стучать надо как следует.
Он именно так и постучал, но тут дверь резко распахнулась и его кулак угодил Виктору в лоб. Тонда развернулся и помчался к освещенной щели своей двери, но щель исчезла, дверь захлопнулась, и Виктор несколько раз пнул его в зад.
Тонда нажал на ручку, но дверь оказалась запертой, и Виктор последним ударом поверг его на кокосовую циновку.
Тут дверь распахнулась, и Тонда ввалился в комнату. Он быстро повернул ключ в замке.
Пан управляющий опять лежал на кровати — на спине, раскинув руки и прикрыв лицо полотенцем. Надя исчезла — спряталась в шкаф, откуда доносились ее веселый смех и удары кулачков о заднюю стенку.
— Ну и дурацкие же у вас шутки, — сказал Тонда, наливая себе виски.
— Путь к мудрости пролегает через страдания, — управляющий приподнял надо ртом полотенце и тут же опустил его обратно.
— Этот поганец точно в футбол мною играл, — сказал Тонда, допив.
— А нечего было соваться, — изрекла Надя из шкафа и добавила: — Знаешь, что было написано на одной пожарной каланче? «Не ты поджег, не тебе и тушить».
— Кто запер дверь? — гремел Тонда. — Я висел на ручке, как какой-нибудь святой Вацлав!
Он подтащил к умывальнику стул, взобрался на него, распахнул простыню и принялся изучать свое отражение.
— Обязательно синяки будут, — сообщил он.
— Дамы и господа, предлагаю вам использовать как средство от синяков пятновыводитель «Радуга»! — воскликнула Надя, выскочив из шкафа. Она открыла дверь номера, вышла в коридор и вернулась с огромной плетеной детской коляской. Потом разбежалась и запрыгнула внутрь. Простыня у нее съехала, но Надя ловко развернулась в воздухе и упала в коляску на спину, так что руки и ноги у нее свесились по бокам, и коляска заездила туда-сюда, сотрясаемая девичьим смехом.
