Кира Буренина - Бамбук в снегу (сборник)
– Видите тот дом, напротив? – спросила Ирина Леонидовна, когда мы вышли из церкви. – В нем живет Катрин Денев.
И так о каждом доме. Ирина Леонидовна знает все: историю каждого кафе, фонарного столба; каждый памятник, каждая линия на асфальте полны для нее смысла, истории. Ирина Леонидовна рассказала мне так много и так полно, что во второй раз, ужиная с коллегами на кораблике, курсирующем по Сене, я внятно и очень точно воспроизвела ее слова, показывая на тот или иной дом, или мост, или просто район. Мои коллеги были явно под впечатлением. Пишу эти строки, и так хочется в Париж, ужасно!
Кстати, так мы и не съездили на авеню Мандель, к дому, где прожила остаток своих дней обожаемая мной Мария Каллас. Конечно, в программе числился собор Нотр-Дам (который мог не дожить до наших дней, не напиши Виктор Гюго своего знаменитого романа), остров, где на самом деле находилось обиталище Квазимодо, мосты, поражающие своим разнообразием… Правда, впечатление от Лувра было сильно подпорчено манифестацией адвокатов, прибывших со всех уголков Франции, – бастовали против какой-то поправки к закону с криками, свистом, сиренами…
На следующий день я попросила отвезти меня в Клюни, в музей Средневековья. Во дворе Клюни было сумрачно, тянуло сыростью от древних стен. В музее мы долго рассматривали старые ключи и домашнюю утварь, а я умирала от нетерпения, ожидая, когда же мы пойдем смотреть на знаменитые по книге Ясмины Михайлович шпалеры «Дама с единорогом».
– Вы знаете, – объяснил мне мой гид, – я как-то не подготовилась к экскурсии сюда, никто из моих подопечных еще не просил проводить в зал, где находятся шпалеры.
«В самом сердце замка, в затемненном овальном зале с черными стенами, находилось шесть больших гобеленов на сияющем огненно-красном поле, усыпанном сорванными цветами» (Ясмина Михайлович «Парижский поцелуй»).
Как бы в некоем удивительном саду шесть раз предстает перед нами фигура стройной молодой женщины с благородной осанкой и задумчивым взглядом, каждый раз в иной позе и в ином костюме. На каждой шпалере рядом с Дамой лев и единорог, два «оживших» геральдических зверя.
На гобелене «Зрение» единорог смотрится в зеркало, которое протягивает ему сидящая девушка. «Слух» символизирует играющая на клавире дама, «Вкус» – дама, рассеянно извлекающая сладость из бонбоньерки. В «Обонянии» предполагаемый запах гвоздик, из которых дама плетет венок, перекликается с ароматом цветка, который нюхает обезьянка. «Осязание» символизирует прикосновение дамы к рогу единорога.
Наиболее загадочным остается шестой и самый крупный из гобеленов – «По моему единственному желанию», по своей стилистике отличающийся от остальных частей цикла. Здесь изображена девушка, которая кладет в ларец колье. Это считается символом отказа от страстей.
«Шестая сцена была выделена особым образом, как „Мона Лиза“. Ключ здесь. Интересно, шестой гобелен – введение или завершение серии из пяти чувств? – громко спросила я» (Ясмина Михайлович «Парижский поцелуй»).
В память о Клюни и о Ясмине я увезла с собой копию гобелена «Обоняние», которая висит у меня в кабинете, и маленькую наволочку на подушку с изображением единорога. Потом по эскизу Вячеслава Михайловича Зайцева из наволочки по моей просьбе сшили сумку с алой бархатной лентой.
Когда мы закинули мои покупки в отель, гид обратилась ко мне:
– Куда теперь?
Мы стояли на рю Риволи, прямо перед нами находился Лувр, дальше парк Тюильри, площадь Согласия… Но мне не хотелось в Лувр. Продумать программу мы отправились в кафе «Анджелина» на рю Риволи, где пьют известный на весь Париж шоколад.
В кафе было очень многолюдно, столики стояли чуть ли не вплотную друг к другу, как это вообще принято в парижских кафе. Обстановка в стиле арт-деко и негромкая музыка, жужжание голосов и звон приборов составляли ту самую знаменитую парижскую атмосферу расслабленности. Мы заказали кофе и разные десерты. Обсуждая нашу дальнейшую программу, я вдруг обратила внимание на то, что чашки сделаны из тончайшего китайского фарфора, потом наш разговор перешел на Китай и на мое увлечение этой страной.
– Так что же мы сидим! – воскликнула Ирина Леонидовна. – Недалеко от площади Согласия есть два прекрасных музея с восточными коллекциями.
И мы рванули туда на метро. В первом музее было тихо, пустынно. Мы бродили среди статуй Будд, воинов, рассматривали лакированные шкафчики и сундуки. Было пыльно и малолюдно. Зато во втором музее мы вдосталь налюбовались веерами, ширмами, фарфором эпохи разных династий, искусно вырезанными досками для шахмат и традиционной китайской игры мацзян. Великолепны были модели усадеб зажиточных чиновников XVIII века – неизменная стена-экран перед главными воротами – защита от злых духов. Музей уже закрывался, так что в сувенирном киоске мне удалось купить только карандаш с иероглифами. Не уверена, что с китайскими. Зато он очень удобный – жесткий и мягкий одновременно, словно олицетворяет собой извечный символ мировой гармонии Инь и Ян. Я еще не знала, что мудрые Мойры уже плели для меня новую нить, которая свяжет меня с Китаем. И протянулась она от Харбина, через Пекин в Москву. Имя этой нити – Цзинь Мэйлин. Аспирантка Пекинского университета, специализация – русский язык и литература. А познакомились мы… да-да, не совсем обычным образом.
Москва
27 мая
Дорогие сотрудники журнала «Лиза»! Я студентка из Пекина, Китай. В то же время преданная поклонница вашего журнала. Моя специальность на родине – русский язык. В прошлом году я получила золотую возможность приехать в Россию на год. Сон наяву! Прошли девять месяцев интересной и наполненной событиями студенческой жизни в Тульском государственном педагогическом университете. Я, как губка, жадно впитываю все, что происходит вокруг, чтобы как можно лучше узнать культуру, быт и менталитет русского народа. У меня столько впечатлений – шикарные длинноногие русские красавицы, розовощекие карапузы, доброта и душевность народа, моя работа с местной типографией, экскурсии по разным городам, прекрасные памятники культуры, «Ирония судьбы…», великий комбинатор Остап Бендер, песня под гармошку, сосульки под крышами домиков, весеннее поле, усеянное одуванчиками, масса вкусных молочных продуктов, блины, куличи, квас… Список бесконечен. Но главное в нем – журнал «Лиза». В журнал я влюбилась с первого взгляда. Я еще четко помню двадцать шестое сентября прошлого года – день нашего знакомства. В витрине киоска было много глянцевых женских журналов, а желто-розовая обложка «Лизы» сразу привлекла мое внимание. Честно говоря, залогом ее успеха поначалу была скромная цена. Но со временем она покорила мое сердце своей насыщенностью и полезностью. Между нами «страсть вспыхнула как искра». Каждый понедельник я ожидала с нетерпением. Конечно, сначала прочитать весь журнал мне было очень сложно. Я часами сидела за столом с большим русско-китайским словарем и могла разобраться всего в паре страниц. Но сложности перевода ни на йоту не поколебали моей решимости продолжить читать, так как я верю в то, что именно в газетах и журналах самый живой и современный язык. И «Лиза» меня не разочаровала. Она – мой рацион красоты и способ зарядиться энергией. Самое главное – она научила меня здравому подходу к жизни.
8 июня
Я не коренная жительница Пекина. Я родилась в городе Харбине и жила там до восемнадцати лет. Там живут мои родители. Честно говоря, до восемнадцати лет я даже представить себе не могла, что мое будущее будет связано с Россией. И я не жалею о том, что так получилось.
Цзинь – это моя фамилия. Здесь нужно объяснение. Китайская письменность оказала огромное влияние на сопредельные государства. Образовалась сфера совместного использования китайской письменности, в которую входили Япония, Корея и Вьетнам. Поныне в Японии в письменной системе частично используются китайские иероглифы. В Корейской Народной Демократической Республике и Вьетнаме иероглифы уже не используются, а в Республике Корея в последние десятилетия используются все реже и реже. Простое значение иероглифа цзинь – «золото». Переносных значений много: «деньги», «богатство» и также «отборный», «самый лучший». Можно еще сравнить с русским словом «золотой». Имя мое – Мэйлин, «мэй» – означает «красота», а «лин» – «звон нефритов», который далее обозначает «ум» или «сообразительность». Кстати, нефрит («юй» часто неточно переводится как яшма) высоко ценится китайцами, которые называют его «камнем жизни», он является у нас национальным камнем. Конфуций говорил о хорошем человеке: «Его мораль чиста, как нефрит». Видимо, мои родители хотели дать мне все.
Теперь об официальном языке Китая. В Китае это путунхуа. Фонетика и лексика путунхуа основаны на произносительной норме пекинского диалекта, принадлежащего северной группе диалектов китайского языка. Грамматика путунхуа соответствует нормам, закрепленным в литературных произведениях на современном китайском языке. В популярной литературе западных стран путунхуа обычно называют Mandarin (мандарин). Путунхуа поддерживается СМИ.