Анатолий Тосс - Попытки любви в быту и на природе
— Для острастки кого? — задал обеспокоенный вопрос Илюха, ловя при этом мой многозначительный взгляд и пожимая в ответ недоуменно плечами.
Вот так мы сначала с Илюхой попереглядывались, а потом зачарованно заглянули Инфанту в глубину его лица, внимательно осматривая самые отдаленные места. Нам все же стало интересно: притворяется он так искусно или на самом деле умеет естественно отрываться от реального мира, как не каждому дано? Чудит ли он умышленно, как порой с ним бывает, или неподдельно естественен?
Мы заглядывали, осматривали и так и не смогли понять. Видимо, там, внутри у Инфанта, все так перепуталось и сбилось в клубок, что без специальных приборов было не разобраться.
— Да… — пришел я к выводу после осмотра, — без репетиции никак. А то он тут такого наимпровизирует… так пальнет… так всех нас отстращает до неузнаваемости… Да и какой нормальный спектакль без репетиций?
— Это правильно, — согласился Илюха, все еще подозрительно косясь на Инфанта. — К тому же вот ты, например, говорил, полянка… А какая полянка, какая березка? Надо ведь их выбрать. И главное, вот этому, — он указал глазами на «вот этого», — надо каждый шаг и каждое движение выверить, чтобы он ни шагу в сторону, ни лишнего взмаха рукой. А если все же шагнет в сторону, то стреляем без предупреждения.
— Так чего, — снова попытался уточнить Инфант, — стрелять все-таки будем? У меня одностволка где-то на антресолях валяется, от деда-большевика сохранилась.
Илюха посмотрел на меня в недоумении и выразил словами то, о чем каждый из нас только что думал.
— Ты с ним дольше знаком, — обратился Илюха ко мне за советом. — Он чего, действительно такой или все-таки притворяется так искусно?
И я снова задумался. Конечно, не исключено было, что он притворялся, этот Инфант, подыгрывал, так сказать, с детства выбранному образу. И вообще, он любил иногда своеобразно почудить. Незаметно, едва-едва, так, чтобы ненатренированному взгляду его чудачество сложно было отличить от реальной жизни.
Хотя, если разобраться, кто из царствующих особ не чудит, особенно когда с подданными своими? А Инфант-то, кстати, был самых что ни на есть королевских кровей.
Глава 4
ЗА ДВОЕ СУТОК И ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА ДО КУЛЬМИНАЦИИ
Вот теперь, похоже, настало время мне объяснить про Инфанта и рассказать про него всю правду. Какая бы она ни была. А то ведь действительно непонятно, почему именно зовется он «Инфант», как могли родители его таким именем наречь. К тому же давно обещал рассказать, еще в предыдущей истории (читай «Почти замужнюю женщину к середине ночи»).
Итак, жило-было где-то в Средние века государство Лифляндия. Государство не государство, но герцогство было точно. Где, как и в каждом порядочном герцогстве, был герцог, который им и заправлял, и назывался по-ихнему, по-лифляндски, вроде как курфюрст или что-то в этом роде. Был он наверняка герцогом вполне католическим, а может, протестантским, а скорее всего лютеранским, что за занавесью веков перестало быть существенным.
Но любой мой рассказ независимо от рассматриваемого века и изучаемой страны, так или иначе, впрямую или побочно, всегда соприкасается с любовью. Вот и здесь не сделал я исключения. Да что там я, сама жизнь не сделала: и здесь замешала она коварницу-любовь.
Проживала в том лифляндском курфюрстовстве некая приезжая селянка, красоты весьма примечательной, просто библейской, просто Суламифь, Эсфирь, Сара с Ребеккой.
Волосы рыжие, огненные, густые, колдовские, глаза на пол-лица формы вопрошающего миндаля серым цветом отблескивают. Впрочем, серый он лишь порой, а порой от смеха искрящегося голубизной в тебя ударяет. Тело гибкое, гнущееся, но женственное — знаете, такое сочетание убийственное бывает — гибкое и, кажется, хрупкое, но такое очень женственное, со всеми этими плавными переходами от покатых плеч… от бедер… Редкое такое сочетание, которое лишь на полотнах старых мастеров, как правило, итальянской и фламандской школы, встречается. Да еще в жизни иногда.
И вся она так и светится этой женственностью своей дивной, которая обещает тебе и развратную любовь наложницы, и нежную материнскую любовь, и заботливую любовь сестры.
Ведь бывает такая многомерная женственность и многомерная любовь, которой нет сил и желания противостоять. Да и зачем?
Так вот, один из курфюрстов увидел нашу красавицу, и не дурак он был, даром что герцог, и понял сразу, что ни трон его, ни звания, ни мундир с эполетами, ни даже его предполагаемая белесая курфюрстка — не стоят они ничего по сравнению с любовью. И с единственной правдой счастья, которую только любовь и приносит. А поняв все это, бросил он всю эту обузу к чертовой матери и пал к ногам средневековой нашей Ребекки, и пожалела она его, и приняла.
Что она в нем нашла, это загадка, конечно: ну, подумаешь, курфюрст, мало ли их всяких — вон на Инфанта нашего хотя бы посмотри. Но так или иначе, пожалела она его, и оставил курфюрст трон и мантию, и поселились они в маленьком городке, и зажили счастливо, и народили деток.
Так с той самой поры и образовалось две ветви курфюрстов: одна — лютеранская, другая — совершенно обратная. Но те, которые из лютеранской, оказались как-то так развеяны по пространству истории — сами знаете, времена в Средние века были крутые, нестабильные, типа теперешних. И кто знает, может, пали они в честном бою от руки какого-нибудь тевтонского рыцаря, а может быть, наоборот, поотравляли друг дружку по одному в дворцовых своих интригах. Так или иначе, но факт тот, что откромсали ветвь, даже сучка не осталось.
А вот другая ветвь выжила и дожила до нашего сегодняшнего повествования, и даже, похоже, неплохо себя чувствует, если по Инфанту нашему судить.
Встретил же я Инфанта в ранней студенческой юности, когда детские, материнские черты еще доминировали в его подозрительно не сложившейся, несуразной фигуре. И поэтому, когда мы узнали его генеалогические откровения, ну, про курфюрство, его предками добровольно оставленное, как-то сразу само собой и возникло такое законное прозвище: «Инфант». Так оно за ним и осталось. И в принципе мы все давно позабыли его естественное нареченное имя, а те, кто узнал Инфанта позже, даже и не знали его. Да он и сам уже не помнил.
Впрочем, Инфант всегда вел себя скромно, на владения свои законные где-то у Балтийского моря никогда не претендовал, хотя прав у него было хоть отбавляй. Мы тем не менее не могли пропустить такой удачи и тайком от литовских бдительных органов сформировали правительство в изгнании при Инфанте. Или, как мы его конспиративно называли (кто их знал, эти органы, еще не поняли бы шутки), опекунский совет.
Там много было постов, в этом правительстве. Б.Бородов был назначен «Министром Финансов», так как, во-первых, он вообще по финансовой части специализировался, а во-вторых, у него, как правило, денег оказывалось несколько побольше, чем у нас. И он порой финансировал некоторые наши проекты. Не то чтобы очень обильно, но вполне в соответствии с запросами.
Я в том правительстве тоже присутствовал, занимая, в соответствии с французской моделью, скромный пост «Министра Внешних Сношений». И получалось, что я в ответе за всех членов кабинета и за все их внешние сношения. А значит, разработка акций по улучшению количества и качества этих сношений непосредственно входила в мои обязанности. Вот как данная операция в лесу в поддержку Инфанта.
Поэтому некоторые члены правительства, которые сами с личной своей жизнью справлялись с натяжкой, меня немного побаивались. Именно потому, что я мог, если осерчаю, им в своих услугах отказать и оставить их в будущем без необходимой для них отдушины.
Встречались в кабинете и женщины, потому что феминизация и общая политическая корректность требовали того. И вообще, симпатично, когда вокруг тебя женщины в правительстве. Вот, например, «Министр Образования» или «Министр Культуры» две очень культурные и образованные женщины, с которыми поговорить приятно, потому что всегда они оказывались в курсе всех культурных и образовательных событий. Жека, кстати, была назначена «Министром Социальных Реформ», потому что она вообще всегда и везде за реформацию выступала. Особенно в социальной сфере. Кроме того, была еще одна женщина, которая… Да ладно, к чему всех женщин перечислять.
Был также, в соответствии с американской моделью, назначен и «Советник по Национальной Безопасности» вместе с соответствующим силовым аппаратом. Потому что Инфанту по вопросам национальной безопасности приходилось порой советовать.
То есть вообще сформировалось вполне полноценное, полнокровное правительство, хоть бери и на коммерческие рельсы переводи. Но мы не переводили, нам и без рельсов неплохо было.
Инфанту тоже скоро наскучило без портфеля, и опекунский совет назначил его, не мудрствуя лукаво, на пост «Министра Внутренних Сношений». С чем Инфант без труда, а даже порой с удовольствием, справлялся. Вот как сейчас, например, сидя у себя в коммунальной квартире на какой-то Ямской-Тверской и вставляя чудаковатые вопросы в план готовящейся операции.
