Петр Ореховский - Подробности Гражданской войны
– Понятно. И строители газопроводов – твои старые приятели.
– Не мои. У меня нос не дорос. Скорее твои или губернаторских структур.
– Но это же другая статья расходов… Газ-то всё равно остаётся неоплаченным.
– Подумаешь… Должна-то за него не область, а город. А в городе есть живые деньги, горожане-то платят. Вот облгаз и пытается часть городских объектов получить. На селе-то вообще не рассчитываются. Да и вообще…
– Что вообще?
– Собственники горгаза ежегодно его доят, как хотят. Собирались, вон, на природный газ переходить, так ведь для этого новые коммуникации строить надо. А по сжиженному газу четверть газгольдеров – ветхие. Выкачивать деньги они имеют полное право, поскольку контрольный пакет горгаза принадлежит им, а не области или городу. И санкции им мешать у меня, между прочим, нет.
И продолжался разговор братьев в том же духе. Для того, чтобы город расплачивался по своим долгам, деньги надо было откуда-то брать, и брать их приходилось в основном с населения. А для этого приходилось повышать тарифы. И хотя тарифы всё равно низкие – плата населения за газ составляла не более пяти процентов всей квартплаты, но собирать эту плату приходится с боем… И дальнейшее выполнение областной программы газификации только усугубляет этот порочный круг, создавая дополнительные долги, которые опять приводят к повышению тарифов, но сделать здесь ничего нельзя, потому как это политическое решение, и газопроводы области N нужны как воздух.
– Ладно, – сказал наконец Сергей Михайлович. – Составлю я осторожную докладную в том духе, что надо бы и области получать больше доходов со своего пакета в открытом акционерном обществе “Горгаз”. И выражу сомнение в необходимости продолжения строительства региональных газопроводов. Так что ты будь готов.
– Мне-то что, – пожал плечами Борис Михайлович. – Могу копать, могу не копать. Какая разница.
На этом допили чай братья Хитровы и разъехались по домам, в очередной раз очень довольные друг другом и своими отношениями. В жизни Бориса Михайловича кончилась наконец чёрная газовая полоса, поскольку его профилактическая деятельность по устранению незаконных подключений оказалась весьма продуктивной – в следующем году подобных аварий в городе не было. Строительство сельских магистралей тоже как-то постепенно сошло на нет – основные районные центры были газифицированы, а дальше то ли денег стало меньше, то ли губернатор решил, что задача в основном решена.
Сергей Михайлович периодически вспоминает рассказ своего брата про оболтуса сына, решившего отравиться газом, и тихо хихикает. Ему представляется так, что – какая любовь, такое и самоубийство.
Воображение его рисует сплошь скабрезные анекдоты про газовщиков и сантехников. А иногда он думает, что и вся наша жизнь – сплошная программа газификации, когда человека хватает только на построение основной магистрали, а для того, чтобы воспользоваться различными удобствами, уже нет ни сил, ни ещё каких-то совсем небольших денег.
И тогда Сергей Михайлович грустно улыбается парадоксам этой жизни, отрываясь от мыслей о своей личной судьбе к масштабам жизни населения в области N.
5. ГЕРОИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА
Далеко-далеко от Москвы, за синими морями рукотворных водохранилищ и чёрными горами незахороненных полигонов твёрдых бытовых и промышленных отходов, в области N стоял и работал шинный завод. На зарплату себе, на радость владельцам и эксплуататорам автомобильного транспорта. Построен он был в советские времена и с гордостью нёс имя вождя мирового пролетариата товарища Владимира Ильича Ленина.
Но случилось так, что бывшую общенародную собственность в порядке законной приватизации купили частные собственники вместе с трудовым коллективом. Потом кто-то кому-то что-то перепродал, как это бывает кое-где у нас порой. Потом это произошло второй раз, потом ещё раз и, конечно, много раз. Завод уже всё больше стоял, хотя ещё и не падал, то есть не разваливался, но уже всё меньше и меньше работал.
В последний раз купил его московский человек, который никогда не был в области N и завода этого в глаза не видел. Но, наверное, по-своему он всё-таки разбирался в производстве шин, так что появились на заводе специалисты и даже деньги, и стал он вновь производить много продукции. Собственнику этого было мало, он хотел, чтобы завод давал ему прибыль, чего в советское время от объектов, носящих гордое имя
Ленина, никто не требовал. Не привык завод к такому обращению, а потому всячески сопротивлялся. И послал московский выжига туда финансового директора Веру Владимировну Яшкину, чтобы разобралась она с остатками социалистического сознания, ибо уверен был, что шинный бизнес что ни на есть коммерчески выгодное дело, а вовсе даже не социалистическое производство для удовлетворения растущих потребностей советских трудящихся.
И Вера Владимировна Яшкина действительно разобралась, где там собаку зарыли. Оказалось, что корд, сажа, резиновое сырьё и прочий каучук, который поставлялся с соседних заводов, приходил не напрямую на шинный завод, а через цепочку посредников. По четыре, а то и по шесть на каждую закупку. Удорожало это материалы в два-три раза, обогащая различный персонал, который трудился как на шинном, кордном, синтетического каучука и технического углерода заводах, так и записавшихся в логистическую сферу предпринимателей.
Реализовывался тем самым замечательный принцип социальной справедливости – как можно больше народа участвовало в прибылях. Как и предвидел московский человек, собака-то была в остатках социалистического сознания.
Яшкина, верная своему служебному долгу и направившему её на завод хозяину, взяла да и отказалась от услуг посредников. И прибыли пошли в Москву. И выручка стала выше, поскольку затраты стали ниже, так что даже цену на шины понизили, а это позволило производство увеличить. И даже зарплата стала больше, поскольку производство выросло; хотя рост производства – это чистейшая эксплуатация и присвоение прибавочной стоимости, но рабочие почему-то приободрились. Может, в прибылях мало участвовали, кто их знает. Но другие рудименты социалистического сознания, участвовавшие в перепродажах сырья, не могли так дело оставить. И Вера Владимировна была убита неизвестной бандитской рукой прямо во дворе своего дома, точнее, взорвана вместе с автомобилем, а ещё её личный шофёр погиб.
Ужасно опасное это дело – производство шин.
Прежний порядок на завод не вернулся, сырьё продолжали покупать напрямую, и производство росло вместе с качеством. Только новый финансовый директор приехал, да собственник взял да и переименовал завод. И внёс в регистрационную палату, что находится в центральном городе области N, новое название, изменив учредительные документы.
Так что должен был завод называться теперь “Шинный завод им.
В.В.Яшкиной” вместо “Шинного завода им. В.И.Ленина”.
Начальник регистрации был человек опытный, он сразу понял, что дело тут политическое, и сообщил в областную администрацию – дескать, так вот, мол, и так. И отказать в перерегистрации с новым именем он никак не может, как только вот срок истечёт, так он и зарегистрирует. И началась тут такая история…
Борис Хитров был когда-то членом коммунистической партии Советского
Союза. Вспоминать об этом обстоятельстве он не любил, поскольку считал, что партия подпортила реализацию его творческого потенциала путём предпринятого по инициативе первой жены конкретного политического преследования и даже, можно сказать, репрессий.
Попросту сказать, написала его супруга в заводской партком об его,
Бориса Хитрова, аморальном поведении, науськав на него всю громадную махину КПСС. Чем, собственно, только ускорила распад их брака: он развёлся и начал новую личную жизнь. Но заводская карьера его на этом практически закончилась, остановившись на положении начальника отдела. Может, закончилась карьера и совсем не потому, а просто у
Хитрова мозгов не хватило, чтобы придумать что-либо новое в ракетном деле, но сам он про себя предпочитал думать как про пострадавшего от коммунистического режима. Как, впрочем, предпочитал думать про себя и весь великий советский народ, а коммунист Хитров всегда был с народом, как и вся КПСС.
В общем, Борис Хитров против переименования завода им. В.И.Ленина в завод им. В.В.Яшкиной ничего не имел, хотя фамилия Яшкиной почему-то казалась ему смешной. Отчего фамилия Ульянова его не смешила и даже подходила при поименовании каких-либо промышленных объектов и почему фамилия Яшкиной была ему смешна, он бы и сам сказать не смог. Но в результате таких вот этимологических коллизий он с сочувствием отнёсся к возмущению Николая Ильина, члена новой коммунистической партии, теперь уже КПРФ, депутата Государственной думы от области N, который был наотрез против переименования. Вдобавок Борис Хитров знал Николая Ивановича Ильина ещё по временам вице-губернаторства при Стояковском. Ильин помог устроиться ему на работу в область, так что Борис Хитров ему сочувствовал.
