Эрика Косачевская - Ночь Патриарха
Союзники поставили перед своими войсками важную историческую цель — первыми захватить Берлин. В то время как уставшие, прошедшие пол Европы советские войска на подходе к Берлину увязли в непроходимых болотах перед Зеловскими высотами, армия союзников, практически не встречая серьёзного сопротивления, двинулась к немецкой столице.
И Патриарх, и всё советское командование понимало важную ответственность момента. Жуков прекрасно, с большой выдумкой подготовил операцию по форсированию считавшихся непроходимыми болот. Советские сапёры, обутые в плетённые «мокроступы», в течение ночи незаметно для противника проложили гати для прохода войск. И когда неожиданно для немцев перед самым началом рассвета русские части вышли из болот, ослепляя врага установленными на танках прожекторами, фашистские войска были в глубоком психологическом шоке. После тяжёлой битвы за взятие Зеловских высот путь к немецкой столице был открыт.
Тем не менее, взятие Берлина вылилось в тяжёлый штурм: немцы отчаянно сражались за каждую улицу, за каждый дом. Советские войска уже встретились с армией союзников у города Торгау на Эльбе, а в Берлине почти неделю всё ещё шли бои. Серьёзным сражением стал штурм Рейхстага — символа государственности страны. Но после того, как на куполе Рейхстага был установлен красный флаг СССР, немецкое командование решило, что сопротивление бессмысленно и выкинуло белый флаг.
Патриарх был удовлетворён, когда ему доложили о последних днях блокированного в своём подземном бункере Гитлера, о его жалком виде, трясущихся руках, об убийстве им его жены Евы Браун и его самоубийстве. Но больше всего он был поражён самоубийством второго лица Германии — главного идеолога фашизма — Геббельса и его жены, которые до этого отравили цианистым калием шестерых своих детей.
На мирных переговорах СССР играл «первую скрипку». Это дало возможность за счет новых территорий значительно расширить сферу послевоенного влияние СССР, в которую вошли Чехословакия, Венгрия, Румыния, Албания, Польша, Югославия, Болгария, Восточная Германия. Осуществлялась мечта Патриарха о владении миром, и когда союзники на переговорах пытались оспорить его претензии, он категорически отвечал: «эта земля полита кровью советских солдат», и союзнички вынуждены были заткнуться.
Вождь часто с удовольствием вспоминал Парад Победы на Красной площади, когда командующий парадом Жуков на белом коне докладывал принимающему парад на гнедом коне Рокоссовскому. Потом пошли войска. Приятно было смотреть на этих рослых, уверенных в себе, шагающих чеканным шагом покорителей Европы. Парад был завершён очень эффектным впечатляющим зрелищем, когда солдаты швыряли трофейные знамена немецких частей к подножию Ленинского мавзолея, на трибуне которого стоял Патриарх со своими сподвижниками. Это был час его высочайшего триумфа.
А сколько у него было таких моментов, когда казалось, что его судьба была на грани краха! Всё могло рухнуть, когда «дорогой Ильич» — этот больной сифилисом маразматик, «вождь мирового пролетариата» оставил своё дурацкое завещание, в котором всем дал по мозгам, но больше всего ему, Патриарху. Видимо, Ленину очень не хотелось отдавать с таким трудом завоёванную власть никому из этих, остающихся жить, недостойных людишек, в то время как ему — «величайшему вождю» приходится оставлять сцену жизни.
Повезло еще в том, что, облив всех помоями, Ленин не указал конкретно, кого же следует избрать вместо него — все претенденты были в глазах «великого вождя мирового пролетариата» бездарностями, не достойными, чтобы занять его место. И когда на заседании Центрального комитета партии решался вопрос о том, кто должен стать во главе партии, то есть, фактически государства — он, Патриарх, или Троцкий, то к нему с Дзержинским переметнулись Каменев и Зиновьев, боявшиеся Троцкого ещё больше, чем его.
Развернулась яростная дискуссия. Патриарх, верно оценив обстановку, во время дебатов вообще отмалчивался, скромно сидя в сторонке. Потом он, помня уроки любимого им Ивана Грозного, даже попросил отвода и заставил себя уговаривать, чтобы он дал согласие занять место Ильича. Голосующие должны были сделать выбор между грузином и евреем. Тогда Патриарх казался членам Центрального комитета безобиднее, чем заносчивый самоуверенный Троцкий. В финале Патриарх выиграл при тайном голосовании.
Позже, в 1936 году, когда решалась судьба самих Каменева и Зиновьева, эти вечные перебежчики напомнили Патриарху, что он должен быть благодарен им за поддержку его избрания Генеральным секретарём партии в 1924 году. Вождь резко ответил, что политики живут по особым меркам, а благодарность — это «пережиток буржуазной морали, что-то вроде атавистического свойства у собак». Про себя же он подумал: «Как это Каменев ещё не потребовал ответной благодарности за теплые носки, которые тот подарил, когда они в 1917 году после амнистии вместе возвращались из Сибирской ссылки».
Не менее, а даже, может быть, более угрожающая обстановка сложилась в 1934 году, когда он по результатам голосования делегатов XVII съезда партии понял, что партийный аппарат устал от его жёсткого беспощадного диктата и хочет сменить его на более мягкого Кирова. Верный, преданный Мироныч сам признался своему лучшему другу Патриарху, что ему было сделано предложение занять место вождя — стать генеральным секретарём партии, но он категорически отказался. Этим своим признанием он подписал приговор и себе, и партийной номенклатуре.
Вся обстановка на XVII съезде партии — названом «Съездом победителей», завершивших раскулачивание и социалистическую перестройку деревни, в очередной раз убедила вождя в подлости человеческой натуры. С трибуны все ораторы старались перещеголять друг друга в восхвалении Патриарха, «мудрого вождя партии», уверяли, что лучшего, чем он, руководителя нет. Сам Киров в своём выступлении 20 раз упомянул его имя. Хитрый Зиновьев покаялся в своих ошибках и торжественно провозгласил, что Патриарх самый верный и последовательный продолжатель дела Маркса, Энгельса, Ленина.
Но, когда вскрыли бюллетени тайного голосования в члены ЦК партии, оказалось, что «против» за «мудрейшего из вождей», как утверждали выступающие ораторы, было подано 292 голоса — намного больше, чем за других кандидатов. Верный Каганович подделал результаты голосования так, как будто против Патриарха было подано всего 3 голоса — столько же, как против Кирова.
Вождь понял, что участники съезда «беспринципные трусливые двурушники», и, как только опять стал генсеком, сразу стал готовиться к наступлению на оппозицию, искал повод, чтобы объявить новый «Красный террор». Стоило только об этом намекнуть верным Ягоде и Агранову, как они отлично справились с поручением. Тогда пришлось пожертвовать самым ближайшим другом, любимым «Миронычем», с которым, единственным, вождь позволял себе париться в бане, не стесняясь своей уродливой шестипалой стопы с двумя сросшимися пальцами. Но слишком много было поставлено на карту — он не мог себе позволить проиграть. И Патриарх эту карту выиграл!
Загодя, ещё в июне 1934 года они с Ягодой стали готовить законодательную базу: был принят закон о государственных контрреволюционных преступлениях, согласно которому любого человека, заподозренного в нелояльности к существующему строю, а особенно к его вождю, можно было надолго упрятать за решётку. И уже через три дня после убийства Кирова газеты опубликовали постановление президиума ЦИК, обязывающего дела обвиняемых в терроризме вести в упрощённом порядке: без присутствия стороны защиты, прошения о помиловании не принимать, а приговорённых к высшей мере наказания сразу же казнить. Это постановление дождалось своего часа.
В ноябре этого же года было введено в судебную практику «Особое совещание» при наркоме внутренних дел, так называемая «тройка», в состав которой входило по одному человеку из ведущих сотрудников НКВД, из высшего партийного, а также административного руководства. Особое совещание — ОСО обладало правом без участия представителей обвинения и защиты и даже без присутствия самого обвиняемого выносить приговоры. Это значительно упрощало дело, поскольку стало можно обходиться без требующих времени формальностей процесса судопроизводства, а самое главное, без огласки. Вначале Особое совещание имело право максимум сослать человека на срок до пяти лет. Но постепенно права ОСО расширялись: к 1937 году оно уже могло направлять в лагеря на срок до восьми лет, а к 1941 году — выносить приговоры вплоть до смертной казни.
Таким образом, Патриарх подготовил юридическую основу для подавления любой оппозиции, и когда после убийства Кирова был объявлен «Красный террор», репрессивная машина по избавлению от неугодных вождю людей заработала, как хорошо отлаженный конвейер.
