Алексей Смирнов - Небесный летающий Китай (сборник)
– Переодевайтесь.
– А? – изумился Кошкин.
– Переодевайтесь, вам сказано. В кои веки раз займетесь делом. Генрих Исхакович, вы раздевайтесь. И дайте ему свое барахло.
Кошкина завели за маленькую будку, переодели. Костюм упитанного Фельдмана был ему великоват, но Чебуров остался доволен увиденным. Кошкину объяснили, что ему не придется делать ничего особенного – только быстренько двигаться и гнать перед собой каменную глыбу.
И Кошкин задвигался.
Со стартом вышла заминка, так что Фельдман легонько его толкнул, но затем Паркинсон засучил рукава. Старик снова засеменил, на сей раз во благо коллектива. И пошел виртуозно.
– Рулежный старик! – орали рогатые хулиганы.
Кошкин никогда не отказывался от порученного и не нырял в кусты. Он семенил с целенаправленностью утомленной стрелы. Камень шел гладко, недуг отменно управлялся с гравитацией. С лицом сосредоточенным и бесстрастным Кошкин вел снаряд к дому, не отклоняясь ни на миллиметр. Щетки мелькали перед ним; казалось, что Ежов и Гуссейнов из восхищения желают начистить ему обувь, да только никак не умеют дотянуться, мешает булыжник. Чебуров поджидал начмеда в дому, хищно вытягивая шею. Когда Кошкин влетел в круг вслед за глыбой, не будучи в силах притормозить, главврач придержал его за плечо. Вот он, тяжкий труд скипа, вот ответственность. Без Чебурова Кошкин наверняка бы доковылял до края крыши и сверзился к чертовой матери.
Георгий Жорыч разволновался от восторга.
– Константин Николаевич назначается постоянным ведущим, – объявил он. – Мы немножко изменим правила и не будем чередоваться.
Лица Гуссейнова и Ежова просветлели. Чистить дорожку перед главным начмедом им было не привыкать; в каком-то смысле они занимались этим изо дня в день.
Сам Кошкин слегка запыхался. Бита скользила хреново, зато к истребованной манере передвижения он давным-давно привык. Главврач собственноручно натянул ему на череп рогатый колпак с крестом, и начмед стал похож на тевтонского рыцаря. Это отметили все.
– Был бы у нас настоящий лед, мы бы устроили ледовое побоище, – пошутил Ежов.
– Ролевые игры, – кивнул Фельдман. – Губернатор, часом, не увлекается?
– Если только в «Госпожу», – ядовито ответил Гуссейнов.
Чебуров нахмурился, и хирург замолчал.
13
Все складывалось великолепно. Георгий Жорыч позвонил конкуренту. Вторично. На сей раз он чувствовал себя на коне, и разговаривал издевательски.
– Как настроение? – осведомился он ласково и вдумчиво. – Кто у тебя побеждает, какой счет?
Коллега безошибочно уловил настроение врага и забеспокоился. Его недавний оптимизм пошел на убыль.
– Слушай, – ответил он не по теме. – Если твоя змея еще раз к нам заползет… Как ты ее терпишь? Эта холера всюду суется и сплетничает.
– Я ей не сторож, – радостно объяснил Чебуров. – Чего это ты на нее взъелся? Ты же ее в свое время…
– Мало ли кого я в свое время, – огрызнулся враг.
– Стульев хватает? – продолжал издеваться главврач. – Ожидается аншлаг?
Говоря так, он вспоминал о брезентах и вертолете, и ему было хорошо.
– Ожидается, – стоически отвечал коллега. – Ты слышал прогноз погоды? Выходные будут чудесные. Ясно и солнечно, ветер южный.
– Ах, даже так… Ну, тебе крупно повезло.
Теперь Чебуров был полностью удовлетворен. Конкурент проболтался. Если он дожидается выходных, то Георгий Жорыч не станет ждать.
Он весело пожелал коллеге успеха, перебросил листок настольного календаря и обвел число красным фломастером. Потом связался с генералом Трофимычем и пожарным Антонычем; объяснил, что вертолет и брезенты ему желательны завтра.
Покончив с техническим обеспечением, призвал команду.
Фельдман, хотя больше не состоял в ней, явился тоже, ибо испытывал смутное чувство вины.
Георгий Жорыч не держал на него зла, премного довольный Кошкиным.
– Генрих Исхакович, – сказал он приветливо. – На ваши плечи ложится музыкальное сопровождение. – Он пощелкал пальцами. – Что-нибудь такое… чтобы впечатлить, но не эпатировать.
– Это легко, – оживился Фельдман. – «We are the champions», конечно.
– По-русски можно? – поморщился Чебуров.
– «Мы – чемпионы». Эту штуку везде поют, она годится для любого мероприятия.
– Ее гомосек поет, – вмешался Гуссейнов. – От СПИДа помер.
– Исключено, – немедленно отреагировал главврач.
– Почему? – искренне удивился Фельдман. – Ведь Губернатор…
– Губернатор здоров. Зачем дразнить?
– Ну, тогда я поищу что-нибудь шотландское, – согласился зам. – Если керлинг пришел из Шотландии, то вполне оправдано…
Георгий Жорыч вновь воспротивился:
– Не надо нам ихних волынок! Неужели нет ничего отечественного?
– Разве что гимн…
– Под гимн мы наградим Кошкина кубком… Кстати, на ваши плечи ложится и кубок. Сходите и купите что-нибудь. Какую-нибудь вазу.
– Под товарный чек, – предупредил Фельдман. – А музыка… давайте тогда эту, футбольную. Ее всегда перед матчами исполняют.
– Оле-оле, что ли?
– Да нет же. «Оле» будут кричать наши фанаты. «Россия, вперед».
– Лучше – «больница, вперед», – вдруг проскрипел Кошкин.
Чебуров удивленно вскинул брови:
– Константин Батькович! У вас, ей-богу, наблюдается вторая молодость. Второе дыхание, бабье лето.
Ежов запел футбольную музыку, и Чебуров узнал.
– А, это… ну, пожалуй. Вы поняли, Генрих Исхакович? Обеспечьте.
Фельдман состроил скорбную мину:
– Где же я ее возьму, Георгий Жорыч? Я таких записей не держу.
– Чего же тогда предлагаете, с советами лезете?
Главврач выругался и взялся за телефон. Он набрал номер старинного знакомого из пациентов, председателя местного футбольного клуба.
– Алло, Капитоныч? У меня к тебе просьба, с меня литр спирта…
14
Снизу казалось, что крыша парит себе в ясном небе. Роскошная, великолепная, многолюдная, она виделась независимой от убогого типового здания, на котором держалась.
Пожарная команда оцепила больницу. Пожарные скучали и завидовали зрителям; они тоже хотели посмотреть матч. Но вместо этого им приходилось стоять смирно и удерживать в натянутом состоянии брезенты, предмет вожделения Георгия Жорыча.
Высоко над крышей стрекотал вертолет.
Оператор – старинный знакомый Георгия Жорыча из числа пациентов – сидел в проеме наподобие американского ястреба, собравшегося клевать Вьетнам, и целился в крышу видеокамерой.
Георгий Жорыч, спортивный до глубины души, переминался в центре круга. Рогатые трибуны гудели. Глумливый физкультурник возвышался над Кошкиным, готовый по сигналу придать ему ускорение. Размах происходящего произвел впечатление даже на молодого человека, и он против обыкновения помалкивал. Команда соперников, предчувствуя поражение, ненатурально веселилась и нервировала Чебурова притворными намерениями прыгнуть вниз. Хромой ведущий поминутно срывался с места, бежал на край, где изображал ныряльщика, собравшегося искупаться в незнакомом омуте. Пожарные – маленькие в силу оптического обмана – угрожающе матерились и подбирались, готовые встретить пустоголового инвалида хлебом и солью.
Главврач потянул к себе микрофон и обратился с приветствием. Он пошел на экспромт. Приветствие переросло во вступительное слово, так что Чебуров запутался в импровизации.
– О спорт, ты – мир… – сказал он в итоге. – Весь мир, то есть – спорт. Вроде нашего. Нашего мира. И нашего спорта. Погнали!
И дал отмашку.
Физкультурник толкнул, Кошкин побежал, вертолет нависал заинтересованным насекомым. Фельдман, белый, как снег, подбежал к Чебурову с фланга:
– Георгий Жорыч! Вы смотрели сегодня телевизор?
– Уйдите отсюда, Генрих Исхакович! Какой, к чертовой матери, сегодня телевизор?
– Георгий Жорыч, Губернатора взорвали.
Главврач выпустил микрофон. Ноги у него сделались ватными. В огорченном животе, солидарном с Губернатором, лопнула вакуумная бомба.
Фельдман, не дожидаясь вопросов, докладывал:
– Он тоже играл, и ему заложили полкило тротила в каменюгу. Ее загнали в круг, и она бабахнула. А Губернатор там стоял скипом. Все кишки с мозгами повылетели. Говорят, что это все наша крыша.
В Георгия Жорыча врезался Кошкин, но тот этого не заметил. Он смотрел на гладкий булыжник, обнаруживая в себе рентгенологические способности и пытаясь угадать внутри смертоносный заряд.
– Говорят, что это все крыша, – снова и снова твердил зам. – Милиция говорит. – Слюна летела во все стороны, тоже солидарная с Губернаторовыми внутренностями. Она подражала кишкам и мозгам, выказывая лояльность.
– При чем тут крыша? – спросил Чебуров бесцветным голосом.
– Не эта, не настоящая. А наша крыша… наша и вражеская. Они вроде тоже хотели грант.
