Кингсли Эмис - Девушка лет двадцати
– На те самые, где говорится, откуда приехал Колер, где он учился и тому подобное?
– Именно. Причина, как водится, в нехватке места.
– Ты решал или он?
– В какой-то степени мы оба. Когда подгоняли, он был у нас. Прости, я не сразу сообразил.
– Он сейчас у себя?
– Пять минут назад был. Послушай, если хочешь, мы все можем восстановить. Только придется тебе в другом месте подсократиться. Копия у тебя с собой? Может, вымарать тот кусок ближе к концу про раннее творчество того малого на «Я», как его…
– Яначек. Не стоит, мне это нужно.
– Ну, тогда… Потом ведь не всунешь, верно?
– Ладно. Пусть. Оставь, как есть.
Я повесил трубку. Последние дни я то и дело твердил себе, что, если Гарольд урежет меня материально, как он уже дважды проделывал, больше я в газете работать не буду. Но теперь я как-то вдруг осознал, что бросать эту работу не стану. С чего бы? Кто сказал, что я непременно должен уведомить пять миллионов читателей, что Генрих Колер родом из Восточной Германии? Их затянувшееся неведение на этот счет никак не может повредить ему, разве что его стране, что также не вполне очевидно, а она, хочу я того или нет, может хоть завтра возгордиться первенством по испусканию за свои пределы отменных музыкантов и певцов, а также музыкальных инструментов. Единственное, к чему я всегда стремился, – восхвалять музыкантов и музыку, которые мне нравятся, и отбраковывать то, что не нравится. А значит, мне определенно не стоит уходить от Гарольда хотя бы потому, что я могу потихоньку отваживать всяких шарлатанов, слегка прохаживаясь по ним в промежутке между литературным обзором и самым престижным разделом – ресторанной колонкой.
В коридоре хлопнула дверь и кто-то с огромной скоростью метнулся вверх по лестнице – Китти! В глубине дома еще раз хлопнула дверь. Я почесал задницу. Кто сказал (в самом деле!), что я только и должен исключительно угождать истеричкам вроде Китти? Главным я счел для себя во что бы то ни стало встать на пути «Элевациям № 9». Потому изменил свое решение по поводу упомянутой Роем услуги, так как хотел воспользоваться возможностью внедриться в его нынешние музыкальные прожекты. При этом проблема с Пенни не исчезала, просто я отодвинул ее подальше.
На письменном столе затренькал телефон. Недолго думая, я направился в коридор. Там с телефонной трубкой в руке стоял Рой. Завидев меня, взглядом и кивком пригласил подойти; я подошел; он водил пальцем по странице приоткрытого потрепанного телефонного справочника. На обложке я углядел вечно казавшееся мне пустым утверждение, будто только здесь и можно обнаружить любой необходимый номер телефона.
– Уж давно собирался это сделать, – сказал Рой с видом серьезным, сосредоточенным. – Нельзя им позволять скрываться вот так с… Отдел справок? Добрый день. Простите, не поможете ли?… Уверен, поможете. Так вот: на днях вечером, если точнее, то во вторник, где-то в Челси на одном из приемов я познакомился с одним очень симпатичным типом и его женой. Лет сорок – сорок пять, чуть полноват, темноволосый, волосы редковаты, представился сотрудником рекламного агентства. Что еще… курит сигару. Жена на пару лет моложе, пожалуй, скорее худощава. Позвольте, я закончу, я почти договорил. Ага, на ней было зеленое платье с широким поясом, клипсы, вроде такие, как носили в конце восемнадцатого века; у них двое детей, мальчик и девочка, оба школьного возраста. Пожалуй, это все, что я помню. Надеюсь, этого достаточно… Разумеется, надо, чтобы вы назвали их фамилию, чтоб я мог найти в справочнике номер их телефона. Видите ли, мне необходимо с ними связаться… Но если бы я знал фамилию, то смог бы узнать их телефон, как любезно сообщает пухлый справочник, который у меня в руках. Потому-то в первую очередь к вам и обратился, что не знаю их фамилии… Не можете назвать? Тогда какого черта вы существуете?
И с видом победителя он бросил трубку.
– Даже чуточку жалко девицу. Ей-богу, милый такой голосок. Надо было сказать, чтоб позвала начальство. Ладно, завтра. Мне необходимо их разыскать. Что это с вами?
– Ничего. Думаю, таких данных вы ни в одном новейшем справочнике не найдете.
– Нет, я из принципа! Хотите выпить?
– Нет, благодарю. А вы пейте.
– Уж я-то выпью, будьте уверены!
Он провел меня слегка вперед по коридору, после чего щелкнул выключателем в небольшом закутке (во всем доме было довольно темно), и передо мной возник приземистый холодильник и пара полок, заставленных немытыми в массе своей стаканами, а также пустыми в массе своей бутылками. Морозильник был сущий айсберг в миниатюре, однако Рою все же удалось вытянуть оттуда формочку со льдом, и он кинул несколько кубиков в относительно чистый стакан. Затем увлек меня в гостиную, налил поверх льда граммов сто пятьдесят скотча и хватил значительную часть. Замечу, с той же решительностью, с какой говорил по телефону. Мы открыли рот одновременно, но Рой кивнул мне, уступая очередь.
– Простите! Так вот, Рой, я передумал насчет услуги, о которой вы просили. Можем договариваться, называйте удобный вам вечер.
Он повернулся, нацелившись на меня своим носом, и разразился характерным для себя глубоким утробным смешком.
– Как раз собирался вам сообщить, что ничего уже не надо. Инцидент исчерпан.
– Как так?
– Решил с ней порвать. Начисто. Будет лучше для всех. По-моему, и вы так тоже считаете, верно? Только что я все напрямик выложил Китти.
– Что, судя по всему, не прошло у вас слишком гладко. Уж простите, невольно услышанные мною звуки…
– О нет, все не так страшно. Кажется, я несколько переусердствовал с описанием чар, под которые подпал. Ничего, забудем! Самой невыносимое – выкладывать всю историю целиком.
– Но зачем вы это?
– О, христианин-аристократ! Как зачем? Чтоб самому не чувствовать себя виноватым и чтобы она больше не дергалась. Неужели не ясно?
– Расставить все точки над i, все забыть, начать жизнь с чистого листа? Куда как ясно! Вы просто не в своем уме. Я-то думал, вы влюблены в ту девчонку! Или с любовью тоже покончено?
– Как вы не понимаете, ведь ясно же, сколько неприятностей мне это сулит!
– Все я понимаю, невзирая на ваши прежние увлечения, только если вы почувствуете, что вас снова затягивает или вот-вот затянет, тогда поймете, сколько лишних сложностей сами себе создали. Стоит вам начать откалывать свои номера с трусами, как Китти неизбежно…
– К черту трусы! Вы с Китти прямо-таки помешались на этой идиотской теме! Она и сейчас мне про них ввернула. Это все такая чушь! – Он явно притормаживал в намерении закрыть тему. – Почему бы вам не остаться поужинать, Даггерс? Будет парочка соседей; так, обычная публика…
– Благодарю, я иду на концерт. Своими же руками воздвигли себе непреодолимое препятствие, притом что никому от этого лучше не стало.
– Ну, не знаю… А что за концерт? Может, я заскочу.
– Что ж ваши… Ах, концерт? Лондонские любители Гайдна под управлением Матесона. Ваши подробности вовсе не принесли Китти ничего…
– Да ужин у нас вовсе никакой не званый. Зайдут посидеть, и все. К тому моменту, как Матесон взмахнет палочкой, гости успеют вдоволь насидеться. А что исполняют-то?
– Даже если вы в жизни больше не притронетесь ни к одной юной особе, вы себе этого никогда не простите! Бах и Гендель. Первая сюита. Кончерто гроссо из Шестого опуса, не помню точно. И что-то еще. Ну почему вы не способны держать язык за зубами! Вы…
– Все это у меня есть в записи, и в лучшем исполнении. Пожалуй, не пойду. И для Китти будет лучше, если я останусь дома.
И чтоб не вступать в обсуждение еще и с Китти, которая уже входила в комнату, а за нею – Эшли, Пышка-Кубышка, Гилберт и Пенни, я, как и Рой в момент намыливания улизнуть, поспешил отказаться от приглашения. Голова в том месте, которым пришлась о притолоку, уже перестала болеть. Мне предстоял долгий обратный путь, в основном в метро. Я откланялся, получив в ответ от Пенни молчаливую ухмылку в направлении моего лба. В полном молчании Гилберт подбросил меня до станции метро. Поезд только что отошел. Тот, на который я сел, с четверть часа простоял в тоннеле под рекой. Я спешил на концерт со всех ног и добрался как раз вовремя. С началом запоздали минут на десять. Играя Гайдна, солист-скрипач порвал струну. После концерта мне пришлось под моросящим дождем прошагать примерно милю, пока не набрел на укрытие. Вивьен, от природы отменным вкусом не отличавшаяся, встретила меня в кошмарном брючном костюме, сшитом, как мне показалось, из чехлов автомобиля новейшей марки. Она была слегка насуплена и озабочена, но объяснять причин не стала. В ресторане ей подали пересушенный и пересоленный омлет, я же опрокинул на скатерть бокал вина. В постели было чуть удачней. Не настолько, насколько я имел веские основания ожидать. На следующее утро я обнаружил, что мой материал в газете сокращен на две строчки, а фамилия Колера напечатана с ошибкой. После столь многообещающей вылазки в сельскую глушь жизнь, казалось, постепенно вошла в свое обычное русло.
