Анатолий Тосс - Почти замужняя женщина к середине ночи
– Да, – согласился я, – надо, чтобы кратко и емко было. Кратко, потому что на тарелках много не поместится, а емко, чтобы…
Я подумал, как объяснить емкость, и решил, что ее объяснять не надо. Емкость – всегда хороша.
– Ну вот, давай думать. Это как раз по твоей части, в смысле слов и выражений. Давай создавай новую литературную форму – свежую, новаторскую. Как бы ее назвать?
– Художественная роспись по бумажному блюдцу, – предложил я.
– Да хоть бы и так, – одобрил Белобородов, и мы стали думать над новой формой.
А пока мы думали, уже и спектакль начался, и актеры вывалили на передок сцены и снова принялись представлять. А вот и наша любимая группа поддержки показалась на заднем плане. Да еще в таких свободных материях, через которые, когда они стройно расставляли ноги или, наоборот, воздымали руки, прожекторный свет выбивал совершенно отчетливые детали контуров тел. Но и не только контуров.
И так все там под материями было виртуозно, что нам с Илюхой приходилось все чаще пригибаться к трубочке, из которой лилось все мельче и жиже. Потому как подпивали мы, видимо, уже самое дно. Зато думать стало значительно легче. Хотя к чему думать? – трясти надо.
И мы затрясли.
Сначала текст надиктовал я, а Илюха его записал. На одну тарелочку не уместилось, пришлось перенести на вторую. Так он их обе и держал в руках, вплотную прижатыми к своим грудям. Он действительно сейчас напоминал семафор, мигающий, впрочем, из всех своих фонарей лишь белым светом. Ну, немного, может быть, вперемешку с черным косметическим карандашом.
«Наташа, – гласил неискушенный, но без сомнения завлекающий текст. – Я режиссер Московского Камерного Театра имени Галины Сац. Позвоните мне по телефону 287-08-71. У меня для вас и вашей подруги Насти имеются свободные камерные роли. Пожалуйста, топните правой ножкой, если согласны».
Все это сигнализирование происходило, напомню, приблизительно в метре от передового края артистов на сцене и не могло не внести замешательства в их и так не стройные ряды. То есть из глубины зала никакого замешательства, может, и не видно было, но, повторю, старайтесь, друзья, приобретать билеты в первый ряд – оно того стоит.
Вот и тогда те, кто сидел поближе, не могли не обратить внимания, как завращались испуганно глазные яблоки у передних артистов, как мимика их стала резче и отрывистей, а движения растерянней. Самые наученные жизнью зрители стали втягивать ноздрями – уж не горим ли, не пора ли самим наутек? Иначе откуда такое возбуждение и замешательство на сцене?
Но Наташа правой ножкой все не топала и не топала.
– Не отработало, – покачал головой Илюха. – Не правильно ты, старикашка, все это придумал про Галину. И не Галиной ее зовут, наверное. С чего ты взял, что Галина? Да и не Сац совсем. Откуда ты вообще такой театр взял? Выдумал с ходу, что ли? Плохо выдумал. Неправдоподобно.
Я лишь пожал плечами.
– А главное: холодно очень, расчетливо, прагматично. Зрелая девушка на такую пустышку не подцепится. Тем более Наталья с Анастасией. Где чувства, на которые откликнуться хочется? Где горение, страсть, стремление любить? Надо, стариканчик, психологичнее, чтобы за живое брало, чтобы по-человечески было, по-душевному. А не так коммерчески скупо, как у тебя.
– Ну да, – не злобно огрызнулся я. – Тебе, как режиссеру театра имени Галины Сац, конечно, виднее.
– Надо что-нибудь, чтобы за душу девушек взяло. Чтобы проняло до слезы. На, держи карандаш.
И я взял и написал с подачи камерного режиссера:
«Уважаемая Настя, через два дня я должен отбыть назад в полк. Хотя я и отвечаю за механизированную часть полка, вообще-то я человек сердечный и чуткий. Пью мало, если и курю, то почти не затягиваюсь, зарплата стабильная, интересы разнообразные. Но ориентация, не волнуйся, традиционная, несмотря на ежедневно мужской коллектив. Давай завтра вместе в филармонию сходим. Там хор будет петь. Если согласна, то крутани бедрами против часовой стрелки».
Текст получился длинный, на двух тарелочках не вышло – пришлось на трех. Держать все три, так, чтобы они отчетливо бросались в глаза артистам, было неудобно – рук-то всего две. Так что я средний бумажный кругляшек прихватил губами, свесив его вместе с подбородком резко вниз.
На кого я был похож – на семафор, светофор, мишень для стрельбы из лука? Просто на кретина с бумажными тарелочками в конечностях? – не знаю, так как себя со стороны наблюдать не мог. Но могу ручаться, что артисты начали получать от нас с Илюхой неплохое удовольствие.
Во-первых, они наверняка поняли, что мы не опасны, – ну в смысле, что у нас огнестрельного оружия при себе нет, да и холодного, похоже, тоже. И что на сцену мы не выбежим. Ну и успокоились немного. А потом – они просто-напросто оценили. Текст оценили и ситуацию, и вообще – оценили. Они же артисты – люди на тексты и ситуации отзывчивые.
Кто-то, что опять не было особенно заметно, если не вблизи, заглушил хохоток в кулачок ладони, поперхнувшись как бы, кто-то отвернулся от зала, чтобы спрятать непроизвольную улыбку. Но глаза у всех у них заметно повеселели, они даже несколько повыходили из заученных ролей, что опять же придало жизни всему спектаклю. Хотя Анастасия никак не крутила бедром против часовой стрелки. По часовой, может, и крутила, а вот против – нет.
И снова обидно нам стало с Илюхой – столько тарелок извели, а все без толку.
– Думай, стариканер, – предложил он. – Чем таким их можно прельстить, чтобы не смогли сдержать они своей строгой актерской дисциплины?
И я придумал:
– Угрозами и шантажом, – догадался я.
И Илюха ничего не ответил, только признательно пожал меня за мускулистое предплечье.
Мы быстро накропали текст – каждый свой. Хватило всего две тарелочки – одну на меня и одну на моего литературного подельщика.
«Если Наташа прям сейчас не топнет ножкой, а Настя не крутанет бедром, я начну подпевать вслух. Громко. А может быть, еще и танцевать», – пообещал Илюха.
«Как ответственный за механизированную часть полка, предупреждаю, – начал предупреждать я, – мы мирные люди, но наш бронепоезд, хоть и стоит на запасном пути… Но запросто может соскочить с рельсов вниз головой».
Я и сам не знал, что именно моя угроза означает. Но ведь неконкретная, расплывчатая угроза страшит всегда сильнее пустой примитивной конкретики.
Вообще-то артисты уже давно не спускали с нас глаз в ожидании новой симпатичной провокации. И я их понимаю – не сладкая у них жизнь – все развлекай да развлекай население. Нет бы их самих кто развлек. А тут их развлекали, да еще как.
Они уже не очень реагировали на спектакль – в основном на нас. И реагировали хорошо, по-доброму, с настроением. Я думаю, им тоже хотелось начеркать на тарелочках чего-то свое и показать их всему залу. Устроить такой театральный капустник. Но не было у них в реквизите тарелочек. А мы им дать не могли – у самих мало оставалось.
И тем не менее Наташа не топала ножкой, а Настя не крутила бедром.
И совсем мы со старичком Белобородовым опечалились. Во-первых, обидно за безрезультатный наш порыв стало. Во-вторых, запас тарелочек заметно исхудал, а в-третьих, из соломинки уже совсем почти ничего не сосалось. В общем, все было худо.
Но мы не из тех, кто бросает на полдороге. Мы из самых последних душевных своих сил все еще надеялись.
– Чем бы их взять, чем бы прихватить покрепче? – прошептал в сердцах я.
– Давай строго по-научному рассуждать, – предложил Илюха. – Индуктивным таким методом, как полагается, от общего к частностям. – И он задал первый глобальный вопрос: – Давай поймем, кто они, наши Настя с Наташей?
– Как кто? – удивился я. – Что за странный вопрос? Группа театральной поддержки. Женская ее часть.
– О, точно, – прервал меня Илюха. – Прежде всего они женщины. Чтобы это ни означало.
– Ну и… – согласился я.
– А значит, нам надо ориентировать наше творчество именно на женскую аудиторию. Не так чтобы просто смешно или, наоборот, с интригой, чтобы всем подходило. Нет, для всех нам совершенно не надо. Нам надо бить прицельно только в женскую аудиторию. Но уже бить наповал. Чтобы не встала.
Илюха посмотрел на меня, понимаю ли я? Схватываю? Я схватывал!
– Знаешь, как сейчас книги пишут или кино снимают? И вообще любой творческий продукт производят? Первый вопрос: кто ваша целевая аудитория? Так вот наша целевая аудитория исключительно женская. – И Илюха указал на Настю с Наташей.
Я поначалу задумался, а потом все же, кажется, нащупал решение.
– Стариканчик, – начал размышлять я вслух. – Смотри, прозаический слог их не сдвинул. Развеселил, кажется, но не сдвинул. Но скажи мне на милость, что для женского слуха слаще, чем поэтический ямб? – И так как Илюха на поставленный вопрос ответить не сумел, я добавил: – Или хорей? Там еще и третий затесался, но он как-то длинно называется, и я позабыл.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
