Андрей Рубанов - Жизнь удалась
Вечером заехал к маме и попытался всучить ей несколько крупных купюр — но мама отказалась.
— У тебя что-то получилось, да? — спросила она.
— У меня теперь бизнес.
— Ты родился в январе, — сказала мама, ничего не спросив про его бизнес. — Ты козерог. Ты всегда был осторожный. Раз у тебя бизнес — будь очень осторожен…
Он пообещал.
Мама давно уже не заговаривала с ним об археологии. Да и сам Матвей остыл. Ему больше не хотелось жить в палатке и раскапывать древние города. Ему хотелось стать прожженным коммерсантом. Совершать сделки. Отправлять факсы. Сыпать жаргонными словечками. Мало спать. Много работать. И регулярно ставить на карман заработанное.
Последующие несколько дней они колесили по городу в поисках помещения под офис и склад. Нашли. Хозяином недвижимости на улице с простым названием Южнопортовая выступал бывший шкипер. Он щеголял во флотском ремне с бляхой, украшенной якорем, и с ходу стал называть их «ребятишки».
— Вы, значит, плавали? — спросил его Матвей.
— По реке не плавают, — снисходительно просветил шкипер. — По реке ездят.
— Будем знать, — сказал Знайка.
Ударили по рукам.
По утрам Матвей просыпался и с привычной угрюмостью напоминал себе: «Надо бежать, что-то придумывать, деньги добывать» — и тут же пробегала вдоль тела, от мизинцев до макушки, теплая волна: «Ха! А деньги-то добыты! Есть деньги! Есть! Теперь и у меня есть!» И все внутри него смеялось. Даже хрящики в суставах смеялись.
Похожие чувства он испытывал только в детстве. Скажем, лет в десять, в первый день летних каникул, когда в едва проснувшуюся голову вприпрыжку вбегала благодатная мысль о том, что впереди целых три месяца упоительного безделья.
Кстати, и здесь речь шла о том же отрезке времени. Три месяца.
О том, что деньги всего лишь заемные и через девяносто дней их предстоит отдать с процентами, Матвей старался не думать. Точнее, думал, но в простом, энергически бойцовском ключе: разберемся, прорвемся, что-нибудь сообразим. Знайка и сообразит. На то он и Знайка.
Продолжая без усилий удерживать внутри себя совершенно мальчишеское ощущение счастья, Матвей выходил на улицу, где его тут же накрывало небо ярко-оранжевого цвета, садился в машину и ехал. Не куда-нибудь, не в поисках непонятно каких приключений, не для того, чтобы просто поехать, обманывая себя (вот, двигаюсь — все лучше, чем на диване лежать) — а ехал в офис. Бизнес делать!
Знайка перемещался на метро. Он презирал комфорт. По крайней мере, внешне. За полтора года, проведенные вместе, Матвей хорошо узнал своего компаньона и понимал, что тот тоже наслаждается, но по-своему. Да, на метро езжу, — по не потому что я бесштанный недотепа, а просто так проще и дешевле, а если надоест, выйду на воздух и поймаю такси…
В конце июля перечислили деньги французам. Речь шла о трех фурах вина. Ординарного и дешевого, однако натурального. Расчет делался на гарантию качества при разумной цене.
Ждали месяц. Груз прибыл. Девять тысяч наличными вручили в руки таможеннику, и этот милый человек поставил на документах круглую крошечную печать с двуглавым орлом, после чего отбыл, небрежно приняв презент — коробку красного «Бордо». Сколько получило государство в виде пошлин и акцизов, Матвей не знал, но подозревал, что ровным счетом ничего. Выходило, что хозяева фирмы «Вина Франции» — самые натуральные контрабандисты. Бутлегеры.
Правда, настоящие бутлегеры, как следовало из американских фильмов, без заряженного «томпсона» из дома не выходили. Знайка же предпочел доверить безопасность фирмы специалисту: щуплому человечку с золотом во рту и на запястьях, носившему погремуху «Соловей».
— Штука баксов в месяц, и я весь ваш, — кратко высказался специалист, явившись впервые. — Мы тут весь порт держим. Если что — любого распилим на составные части.
Матвей хотел было вручить немногословному бандиту коробку лучшего белого, но тот с достоинством отказался.
— Я не пью, — подмигнул он. — Я курю.
Дали рекламу — и стали торговать. Товар не пошел нарасхват, но все же пошел. А потом грянул парламентский кризис.
Естественно, Матвей в событиях не участвовал, а смотрел по телевизору. Политика, как таковая, его практически не интересовала. Он и в девяносто первом не полез на баррикады. Какой смысл? Надо делать свою работу, а не играть в Робеспьеров. Обе произошедшие с разницей в два года революции, с возбужденными толпами молодежи, с размахиванием флагами, с автоматными очередями по ночам и грохочущими по проспектам танковыми колоннами показались ему фарсом. Демагогические, беспардонные шоу для простолюдинов. Революции, кризисы, реформы и путчи шли нон-стоп, одно представление за другим, гражданам не давали опомниться, — а из сановных кресел глядели все те же постные, изжелта-серые, мясистые физиономии. Имперские морды. Менялись только таблички на дверях их кабинетов. Члены Политбюро перекрасились в банкиров, Центральный комитет Коммунистической партии сделался Союзом промышленников и предпринимателей. Пока романтики бренчали гитарами и бросались под танки — эти, имперские, тихо свинтили старые таблички. Повесили новые. На этом революция завершилась, подарив каждому то, чего он хотел: одним — эмоции, другим — капитал.
Матвей хотел капитала. Он не пошел на баррикады. Нет, в те дни он принципиально приезжал в контору и сидел на телефоне, принимал звонки. Телефон, кстати, отнюдь не безмолвствовал. Не один Матвей в Москве был такой аполитичный. Пока танковые орудия обстреливали Белый дом, бизнес продолжался.
Основными покупателями вина выступали провинциалы, содержатели палаток и магазинов из периферийных городов. Наторговав у себя в Саратове достаточно наличных, эти отважные люди садились в грузовик, брали мешок с деньгами, автомат — на всякий случай — и ехали в Москву за товаром. Прибыв, покупали свежую рекламную газетку, звонили, катались по адресам, загружались сигаретами, презервативами, шоколадными батончиками, одноразовыми зажигалками и спиртом, а на остаток средств прикупали что-нибудь оригинальное — к примеру, французское вино. Потратив сутки-двое на дорогу до столицы, провинциальные коммерсанты не хотели никакого политического кризиса, а хотели — мирно затовариться и поскорее уехать домой.
— Вы молодцы, пацаны, — гудели провинциальные бизнесмены густыми провинциальными баритонами и провинциальными жестами поправляли торчащие из-за провинциальных поясных ремней рукоятки машинганов. — Вы молодцы! Работаете. Не то что эти, — и квадратные, трогательно небритые провинциальные подбородки указывали в ти-ви-экран, где маячил закопченный, как вобла, фасад Белого дома. — С вами, пацаны, приятно иметь дело. Мы к вам через пару недель опять приедем. Винище ваше — реально прикольное. Бабам нравится. Особенно розовое. «Морские фрукты», да?
— Дары моря. Фрюи дэ мэр.
— Один хрен.
С тех пор Матвей утвердился в мысли, что революции — революциями, а выпивать и закусывать люди будут всегда.
Кроме провинциальных автоматчиков, вино интересовало столичных рестораторов, и Матвей взял за правило ежедневно посещать как минимум две новые точки, бутылку-другую оставлять в подарок, вкупе с визитной карточкой; так или иначе, сбыт наладился. Пришлось, правда, привыкать к пиджаку и галстуку. Рестораторы были люди главным образом кавказские и хорошо клевали на солидный прикид.
Кредит они не вернули. Дальновидный Знайка еще в начале осени подсчитал все доходы и расходы — и объявил, что фирма прогорает. После чего послал банковским дамам пять коробок лучшего розового, а вослед явился сам и уговорил сердобольных женщин продлить договор еще на три месяца. Те согласились.
Процент был — двести пятьдесят годовых.
В тот день партнеры разругались. Узнав о том, что часики тикают со скоростью в четыреста восемьдесят долларов в сутки (а снять квартиру на окраине стоило семьдесят в месяц), Матвей пришел в ужас. Он не хотел такого оранжевого неба. Не по карману.
— Мы же обещали все вернуть! — сокрушался он.
— Да, обещали, — легко соглашался Знайка. — Но что поделать — не получилось. Это бизнес.
— Бизнес — это когда ты отдаешь долги.
— Нет! — кричал компаньон. — Бизнес — это когда ты делаешь деньги. Остальное — неважно. Мы отдадим долги. Потом. Со временем.
Матвей возражал. Мама учила его строго: дал слово — надо сдержать. То же самое твердили школьные учителя. Теперь оказалось, что в бизнесе все не так. Главное — не выполнить обещание, а вовремя предупредить, что обещание не может быть выполнено. И — передоговориться.
То, что предлагал Знайка, Матвей считал авантюрой. Купить на все деньги шампанского, ждать Нового года и в декабре одним ударом покрыть все издержки. Знайка настаивал. Матвей уступил. Он тогда, в начале их общего дела, часто уступал, почти всегда.
