Дорис Лессинг - Марта Квест
Только как же теперь ей быть? Ведь она очень дурно поступила по отношению к братьям Коэн. Она иногда видела их, когда приезжала на станцию; но избегать встреч с людьми, которых знаешь годами, нелегкое дело, и Марте помогло в этом весьма нехитрое рассуждение. «Ну, не заподозрят же они меня в этом», — говорила она себе, разумея под «этим» антисемитизм, и принужденно улыбалась им как обычным знакомым. Они же кивали ей в ответ, но не подходили, полагая, что именно этого ей и хочется.
Поселок, где жили Коэны, насчитывал душ пятьдесят и возник вокруг лавчонки грека Сократа, известного среди фермеров под именем Сок. Кроме лавки в поселке были гараж, принадлежавший одному валлийцу, фермерский клуб, станция железной дороги — длинный крытый жестью сарай на сваях, коттедж десятника и гостиница, тоже принадлежавшая Сократу, при которой находился бар — подлинный центр общественной жизни района. Все эти строения были разбросаны на нескольких акрах красной пыльной земли; вдоль железнодорожного полотна тянулась узкая полоска бурой воды, где плавали утки — миссис Сократ приходила время от времени, чтобы извлечь одну из них и приготовить обед для постояльцев гостиницы, — а в зеленом иле по колено стояли волы, которых фермеры выпрягали на время погрузки фургонов; волы мирно пережевывали жвачку и лишь лениво поднимали глаза, когда над самыми их головами с грохотом проносился поезд. Мимо станции проходило два поезда в неделю; дальше полотно тянулось еще на двадцать миль в глубь страны и обрывалось у пологого подъема на гору, за которой расстилалась долина Замбези.
Зато оживленное движение было на шоссе, и перед баром весь день стояли запыленные машины.
Несколько лет тому назад Квесты два раза в неделю ездили на станцию, ибо миссис Квест была женщиной общительной. Но мистер Квест настолько не любил, чтобы его беспокоили, что они стали ездить теперь раз в месяц, да и то миссис Квест приходилось начинать наступление на мужа, по крайней мере, за неделю до поездки.
— Альфред! — говорила она небрежным и несколько вызывающим тоном. — Не забудь, мы завтра едем на станцию.
Он делал вид, что не слышит. Вернее, он поднимал на нее затуманенный взгляд, в котором сквозило раздражение, тотчас опускал глаза и весь как-то ссутуливался, точно хотел спрятаться от ее голоса.
— Послушай, дорогой, я же тебе говорила, что у нас нет муки и рабочим нужны новые фартуки, да и сахар почти весь вышел.
Он продолжал смотреть в пол, лицо его по-прежнему хранило упрямое выражение.
— Альфред! — кричала она.
— Ну что такое? — спрашивал он и поднимал на жену злой взгляд.
Испуганная этим гневным взглядом, который она, однако, сама же и вызвала и которому упрямо и мужественно противостояла многие годы, миссис Квест решительно, но все же понизив голос, скороговоркой произносила:
— Нам необходимо ехать на станцию.
— Мы можем послать фургон, — поспешно предлагал он и вставал, чтобы избежать дальнейшего разговора.
— Да нет же, Альфред. Ты сам говоришь, что не можешь отсылать надолго фургон, и к тому же глупо гонять его за двумя мешками… — Мистер Квест к этому времени был уже у двери; тогда миссис Квест повышала голос и кричала ему вслед: — А кроме того, мне хочется посмотреть, нет ли там хорошей материи. Я же совсем обносилась.
Тогда он останавливался и снова бросал на жену гневный взгляд, виноватый и укоризненный, ибо она пускала в ход оружие, которого он больше всего боялся; ведь она как бы говорила: «Мог бы, кажется, хоть раз в месяц вывезти меня куда-нибудь! Заставил жить на этой ужасной ферме, да еще в такой нищете. До того дошли, что дети наши ничем не отличаются от детей каких-то ван Ренсбергов, и…»
— Ну ладно, ладно, будь по-твоему, — говорил он, снова садясь, брал газету и закрывался ею.
— Так, значит, завтра, — говорила она. — Мы отправимся сразу после завтрака. Марта поможет мне собраться.
Она не видела возмущенного лица мужа, но газета слегка вздрагивала в знак протеста; зато Марта смотрела на мать в упор и сердито спрашивала:
— А как, собственно, мы должны готовиться к получасовому путешествию?
— Ну… ты же знаешь… столько всего… — И миссис Квест смущенно умолкала.
— О господи, — раздраженно продолжала Марта, — послушать нас, так можно подумать, будто мы собираемся, по крайней мере, в Англию или еще куда-нибудь.
Эту шутку часто повторяли в их семье, и миссис Квест всякий раз пользовалась случаем, чтобы рассмеяться своим еще девически звонким и довольно приятным смехом, хотя никто, кроме нее, не смеялся.
— Ну, с такой семейкой, как у меня, да когда никто не хочет и пальцем шевельнуть…
Она не ворчала, она скорее просила: «Ну, пожалуйста, пожалуйста, ради бога, рассмейтесь!», обращаясь к недовольным, вечно спорящим мужу и дочери, которые ни за что не хотели хоть немного разрядить атмосферу. Но, видя, что лицо Марты продолжает хранить мрачное выражение, а газета по-прежнему стоит между нею и мужем, миссис Квест только вздыхала.
На следующее утро за завтраком она говорила:
— Не забудьте, мы сегодня едем на станцию.
И тут уж мистер Квест смирялся:
— Мы в самом деле должны ехать?
— Да, должны. И потом ты ведь сам будешь доволен, когда мы туда приедем.
Вот это уже было ошибкой со стороны миссис Квест.
— Ничего подобного. Я ненавижу эти поездки. Да и бензина у нас нет.
— У нас есть целая канистра в кладовке, — твердо заявляла миссис Квест.
Возражения иссякали: мистер Квест громко вздыхал и мирился с неизбежной судьбой. Но уже направляясь к баракам, он словно оживал: завеса, отделявшая от него внешний мир, как бы приподнималась, и глаза его внимательно следили за тем, что делают руки. Марте всегда становилось тревожно и неловко, когда она видела, с каким трудом он принуждает свой отсутствующий взгляд сосредоточиться на чем-то, смотреть на окружающий мир, следить за своими руками, словно они нескладные существа, живущие независимой от него жизнью.
Гараж представлял собой две оштукатуренные стены из жердей под жестяной крышей, открытый с двух сторон. Мистер Квест медленно, задним ходом выводил машину, которая, подскакивая и подпрыгивая на кочках, доезжала до зарослей, а потом давал полный ход вперед и выводил ее на расчищенную площадку. Затем он вылезал из машины и, нахмурившись, глядел на нее. Это был очень старый «форд». Краска с него слезла, занавесок на окнах не было — их где-то потеряли; одна дверца была привязана веревкой, а часть брезентового верха, прогнившего до дыр, покрыли сверху соломой. Мистер Квест купил машину за тридцать фунтов десять лет тому назад.
— Мотор совсем как новенький, — с гордостью бормотал он. И, подозвав Марту, пускался в разглагольствования: — В машине главное совсем не кузов. Только дураки способны бросать на ветер деньги за окраску и лак. Главное — мотор.
Мистер Квест любил, чтобы Марта была поблизости, когда он возился с машиной. Он даже посылал за ней в таких случаях прислугу. Марте тоже было наплевать, как выглядит машина, а вот то, что их драндулет ползет невероятно медленно, раздражало ее, и поэтому выражение ее лица становилось таким же отсутствующим и рассеянным, как у отца, который тем временем приносил воду в ведре, заливал ее в радиатор, отвязывал веревку от пришедшей в негодность ручки, а потом снова привязывал. И поскольку Марта никак не реагировала на его замечания, он начинал кидать на нее все более разгневанные взгляды.
— Все это очень хорошо, — говорил он, — по-твоему, хорошо, конечно…
Как правило, он так и не кончал фразы, ибо на лице Марты появлялась ироническая усмешка, и взгляды их встречались.
— Ох, папа! — ворчливо протестовала она. — Почему ты это говоришь? Я же не произнесла ни слова!
Тут она начинала потихоньку отходить все дальше и дальше от машины, с вожделением поглядывая на дом. Было так жарко! Зной и яркий свет били ей прямо в глаза, отражаясь от старой потрепанной машины.
— Куда это ты направилась? — с обидой спрашивал он.
Она возвращалась и, усевшись на подножку, раскрывала книгу, которую захватила с собой. Мистер Квест сразу смягчался, и в голосе его даже появлялись веселые интонации, когда он, поглаживая теплую солому на крыше машины, говорил:
— Всю жизнь любил соломенные крыши. На аккуратную соломенную крышу смотреть приятно. Помню, был у меня двоюродный брат Джордж — мастер был крыть соломой крышу! Конечно, у нас, на родине. Знаток своего дела, не то что эти окаянные черномазые, они бросают солому как попало. Когда поедешь в Англию, Мэтти, первое, что ты должна сделать, — это съездить в Колчестер и посмотреть, вышли ли дети Джорджа хоть наполовину в отца. Если да, то ты увидишь такие соломенные крыши, каких больше нигде в мире нет…
— Мэтти! — вдруг окликал он дочь, заметив, что она сидит, низко нагнув голову, всецело погруженная в чтение.
