Елена Колядина - Под мостом из карамели
– Ну не все же ради денег, – заметила Лета.
– Нет, конечно, нет! Деньги в нашей жизни вообще не главное, ты легко обойдешься без них, пока отец горбатится.
Повар, вернее, шеф-повар, здоровый, как растолстевший десантник, с ласковой угрозой сообщил Лете:
– Бизнес-ланч начинается в двенадцать часов ноль-ноль минут. Для тупых повторяю: в двенадцать ноль-ноль, а не в двенадцать ноль одна! И еще раз, для особо тупых, таких, как ты: в двенадцать ноль-ноль! Все поняла?
Лета кивнула.
Шеф-повар всё время пребывал в возбужденном состоянии – ему приходилось лавировать между желанием потрясти вкусовые рецепторы посетителей шедеврами высокой кулинарии и необходимостью укладываться в бюджет, который ежемесячно рассчитывала экономист ресторана, потому что владелец хотел прибыли с наименьшими затратами. Как раз накануне прихода Леты шеф уломал владельца заменить в гарнире бизнес-ланча вульгарный отварной картофель на спаржу, но тупые посетители, служащие окрестных контор, не оценили меню от кутюр, требовали, если уж картошки нет, гречку, и спаржа ушла в убытки.
– Будешь воровать, отымею, – вновь вспомнив о спарже, напутствовал Лету шеф.
– Поняла?
Лета снова кивнула.
– Да я его самого отымею! – заорал вечером папа.
– Хорошо, – скидывая плащ, согласилась Лета. Ей хотелось побыстрее всё-всё рассказать про рецепты блюд. – Там весьма полезно поработать. Макароны нужно недоваривать, чтобы они были в середине твёрдыми.
– Боже, какие инсайдерские сведения, – сказал папа. – Вся Италия это знает.
– Погоди, папа.
– Слушаю, мой фюрер! – театрально выровнял спину папа.
– А в воду для макарон нужно добавить порошок бульона, в подсобке этого порошка целые ведра!
– Какой самообман, – сказал папа.
– Картофель на гарнир варят сразу мелко-порезанным. А я-то всегда думала, как это в ресторанах всё готовят так быстро?
– А как же витамины? При такой варке они разрушаются, – ханжески заметила бабушка.
– Витамины в аптеке, – вспомнив, что он очень язвителен, сказал папа. – А в наших ресторанах – гастрит.
– Шеф-повар рассказал, в Европе для диких кабанов и зайцев на лугах специально высевают пряные травы, они их едят и маринуются ещё при жизни, – торопилась Лета.
– Поэтому приходится закупать дичь заграницей, а владелец тупой, ничего не понимает, и ругается за расходы.
– Для тупых и особо тупых – не вздумай открыть рот насчет технологических карт! – яростно подкидывая сковороду с креветками и сбивая вспыхивающее огнем масло грязным полотенцем, орал Лете шеф.
– А что это за карты?
– У меня их не было, нет, и не будет! Заикнёшься про раскладку, знаю, чему вас эти дуры, бывшие завпроизводством, в вашем ПТУ учат. Катись на комбинат школьного питания, там тебе и место, возле котла с рассольником и нормами закладки. А у меня здесь – фьюжен, индивидуальный творческий подход, высокая кулинария, хоть и в рамках бюджета. Теперь арабеск из сиропа! Нет, симметричный нельзя, никакой симметрии, симметрия в кулинарии – это попса. Куда понесла, оботри край салфеткой!
Лете казалось, это её, выпотрошив, рубят, швыряют, бланшируют, поджигают, хватают за шею и окунают в глазурь, таскают за волосы в воронке бульона и волокут в луковой позёмке. Она возвращалась домой под утро, потная, с разбухшими руками, с ожогом на лбу и ободранными на тёрке костяшками, и без сил падала в кровать, пачкая наволочки то огуречным соусом, то можжевеловым маринадом, а чаще – кухонным смрадом, от которого морщилась даже бабушка. Ей снилось, что на часах двенадцать ноль одна, а бизнес-ланч еще не накрыт, и шеф вот-вот её отымеет, но отыметь мешали то и дело входившие в кухню посторонние люди.
В новогоднюю ночь, когда гости клуба уже плясали и снежинки выскочили покурить у служебного входа, возле пустых ящиков из-под овощей, шеф впервые обратился к Лете со словами «для тупых», опустив «особо тупых» и «отымею», а под утро вообще похвалил. Папа измученно врал знакомым, что дочь учится на сомелье и планирует собственный винный погреб, возможно, даже сеть погребов. А ей удавались десерты – даже самый простой, вроде банана с мороженым, мерцал на тарелке, как звёздное небо, и рождал в посетителях смутные желания. У шефа уже мелькала прибыльная мысль затеять на пару с помощницей свой кондитерский ресторан – с цехом свадебных тортов и бутиком пирожных. Но в канун рождества – падал теплый снег, и в храмах уже стояли вертепы, Лета попала на мастер-класс по карамели.
Странно, что был сочельник. Верить ли после этого, что рождественские истории непременно имеют счастливый конец?
Глава 3
Ботинки и преступление
О мастер-классе Лета узнала из сети. Погуглила «карамель», побродила по ссылкам, мгновенно предложившим карамель недорого оптом и мелким оптом со склада в Москве, наткнулась на сайт «Академия кондитера» и уже в субботу ехала на Череповецкую улицу. «Академия» оказалась стекляшкой, бескомпромиссная бетонная антибуржуазность которой была опорочена ярко-сиреневой тиккурилой. До рождения Леты в таких строениях располагались комбинаты бытовых услуг и столовые. Внутри о бывших прачечной и домовой кухне напоминали цементный пол с грязно-сахарной мраморной крошкой и майоликовый барельеф на стене: молодая женщина с толстыми ногами одной рукой держала на плече голого ребенка в трусиках, а другой – цветущую ветвь с голубем мира. Вдоль остекления, завешенного синими лентами жалюзи, стояли бойкие диванчики из кожзаменителя и пластиковые кадки с искусственными цветами. Одну ногу женщины-матери загораживал светящийся автомат по продаже кофе, какао и бульона. Голубь мира, похожий на почтового турмана с буйным взглядом орловского рысака, парил над испитыми картонными стаканчиками, водруженными на автомат. Если бы Лета была фотографом, то возликовала при виде модного кадра – коллаж богоматери, святого духа с гордо поднятым хвостом, и американского кофе-автомата. Такие снимки неизменно берут призы на «Уорлд пресс фото» в разделе «Повседневная жизнь». Главное, чтобы фотография была сделана в стране, сумевшей, наконец-то, обрести демократию.
В другое время вместо младенца Лета, пожалуй, усадила на плечо женщины ушастую мышь в белых перчатках, и папа высокомерно поморщился бы, а бабушка воззвала к светлой памяти передвижников. Но сейчас, захваченная мыслями об уроке карамелеварения, она лишь рассеяно глянула в сторону кофе-автомата, не заметив арт-объекта. Встряхнув рюкзак, Лета обопнула ботинки в луже снежной каши, расстегнула куртку и пошла к охраннику.
– На мастер-класс? – спросил охранник. – Сюда, по коридору.
Лета открыла белую металлическую дверь и оказалась в небольшом конференц-зале с подсвеченными стеклянными витринами вдоль стены. Прозрачные полки были заполнены кубками чемпионатов по кондитерскому искусству и многоярусными окаменевшими тортами с фигурками розочек, незабудок, женихов и невест, автомобильчиков и ангелочков, тугих, как сардельки, пупсов и зефирных фей. Сладкие голубые лебеди, набухшие розовые зайцы, котята с пивными животиками, медвежата, овечки, и выводки разноцветных гномов сидели на обмазанных мастикой подиумах, вылезали из занесенных растительными сливками домиков и выглядывали из толстых кремовых сундучков с пряжками. Несколько сверкающих гранями стеклянных полок занимал профессиональный инвентарь для кондитеров. Лета поглазела на упаковки с готовой «марципановой» смесью – никакого тертого миндаля, сплошная химия, – на пластилиновые колбаски мастики, пакетики с красителями и баллончики с «бархатным», «золотым» и «жемчужным» напылением. Лопатки, утюжки, скалки с узорами, штампы с орнаментами, трафареты с дырками и неведомые Лете плунжеры – всё, что нужно для кондитерского творчества широкого потребления. «Форма из белого силикона для заливки карамели «Сердце» на 12 штук, 149 евро», – прочитала она и поглядела на румяные сердечки. «Если мы возьмемся, то испортим даже китч», – высокомерно произносил в таких случаях папа. «Дурновкусие», – замечала бабушка, по научению своей бабки приберегавшая слово «вульгарный» для зелёных пальто с рыжей лисой и рук «приличной девочки», засунутых при ходьбе в карманы.
– Отстой, – пробормотала Лета, вглядываясь в складки марципановых кружев, наливные бока бордюров из мастики и яркие «драгоценности» из карамели. Куда там её мутноватым леденцовым кругляшам с пузырьками, крапинами и неровностями. В леденцах Леты к тому же встречалась всякая мелкая дребедень – верёвки от сахарного мешка, обрывки шорохов, нотные хвостики, лапки козявок, семечки запретного яблока. Как-то у Леты засвербело в груди, после чего в карамельном сердце обнаружилась мушка. А однажды, поглядев сквозь готовый леденец на торшер, Лета разглядела внутри, как ей подумалось, изюминку, но когда леденец был рассосан, изюмина оказалась липкой чешуйкой от змеиной шкуры. Да, изделия Леты отличались от выставленных в витринах «Академии кондитера», как старое бабушкино драже «Морские камешки» в кульке из оберточной бумаги от глянцевых таблеток « M&M's».
