Николя Барро - Ты найдешь меня на краю света
Когда я увидел в полумраке мерцающий красный огонек, то поначалу принял его за галлюцинацию — последствие черепно-мозговой травмы. Однако это оказался автоответчик, посылающий сигналы из другого конца коридора. Я механически нажал кнопку.
— У вас новое сообщение, — объявил женский голос.
И дальше заговорила другая женщина, от слов которой у меня по спине побежали мурашки.
— Жан Люк, Жан Люк, где ты? Сейчас почти час ночи, а я все никак не могу до тебя дозвониться. Твой мобильный тоже отключен. — Судя по голосу, она сильно нервничала. — Где ты пропадаешь ночью? Ты получил мое сообщение? Ты ведь собирался заглянуть ко мне, или я настолько тебе безразлична? — После небольшого перерыва она продолжила, уже практически в истерике: — Жан Люк, почему ты не подходишь к телефону? Я больше не могу рисовать, совсем не могу, ты понимаешь? — Наступила долгая пауза, а потом снова послышался трагический голос: — Кругом темнота. Мне холодно и одиноко.
От последних слов мне стало по-настоящему жутко. Чувствовалось, что она выпила не меньше четырех бокалов красного вина.
Я упал на деревянный стул рядом с телефоном и со стоном уронил лицо в ладони. Про Солей-то я совсем забыл!
«Моя дорогая Солей, — прошептал я в отчаянии, — пожалуйста, прости меня, но сейчас я не могу с тобой разговаривать. Просто не могу. На часах два пятнадцать, и утешать тебя свыше моих сил».
Шишка от удара мадам Вернье ныла адски. Хотелось как можно скорее упасть на постель и уронить больную голову на подушку. Но вот насколько подло будет с моей стороны бросить это разочаровавшееся в себе и в жизни существо на произвол судьбы?
— Я свинья, — пробормотал я. — Но одно из двух: или я немедленно лягу в постель, или прямо здесь упаду замертво.
Вздохнул, снял трубку и набрал номер Солей Шабон.
А спустя полчаса уже мчался в такси по направлению к Трокадеро.
Сколько раз я читал о том, как при определенных обстоятельствах у человека невесть откуда появляются недюжинные силы. И он пересекает пустыню Сахара, движимый одной лишь надеждой наткнуться на спасительный оазис. Или только на кофе три ночи подряд сидит за компьютером, чтобы вовремя сдать экзаменационную работу. Или на полчаса дольше, чем мог бы в обычном состоянии, висит, вцепившись в веревку, над трясиной, кишащей голодными крокодилами. По сути, человеческие возможности беспредельны. Я убедился в этом на собственном опыте, неожиданно ощутив прилив адреналина.
На набережной Орсе я бросил нервный взгляд в сторону Эйфелевой башни. Меня утешало, что по крайней мере в Париже я ориентируюсь достаточно хорошо, чтобы объяснить таксисту дорогу к рю Ожеро, маленькой улочке неподалеку от Марсова поля.
«Вы — говорить, я — ехать» — такая установка водителя, предположительно выходца из Центрального Судана, менее осведомленному пассажиру могла бы показаться возмутительной.
— Не могли бы вы ехать чуточку быстрее, — попросил я темнокожего таксиста, надвинувшего кепку почти на глаза. — Я действительно очень спешу.
Африканец, как видно, торопиться не привык. Он пробурчал что-то на своем родном языке, однако прибавил газу.
— Ситуация чрезвычайная, — объяснил я.
Кто знает, что там на самом деле, но после своего мрачного сообщения Солей не подавала никаких вестей. Я пять раз безуспешно пытался до нее дозвониться, а потом не выдержал. Вполне возможно, она просто легла спать и отключила телефон. Но в любом случае не хотелось быть виновником ее смерти. Меня мучила совесть, а ночь добавляла ситуации драматизма.
Водитель резко затормозил перед указанным домом. Я часто навещал Солей в ее ателье, где она и жила.
Недолго думая, я набрал на кодовом замке ворот нужную комбинацию цифр, прошел через двор, усаженный низкорослыми деревцами, и застыл перед дверью квартиры. Я звонил как сумасшедший, а потом принялся барабанить кулаком.
— Солей, Солей, открой! Я знаю, что ты здесь!
И тут я вспомнил, что такое со мной уже было. Два года назад я так же стоял и колотил в эту дверь. В тот раз Солей притворилась мертвой на целую неделю. Я оборвал телефон, требуя, чтобы она немедленно мне перезвонила. Мерз у ее квартиры, а она делала вид, что никого нет дома. И все это только потому, что Солей боялась признаться, что ее картины еще не готовы. Тогда, помнится, я даже подсунул ей под дверь клочок бумаги, на котором написал огромными буквами: «Удели мне пять минут, и все будет хорошо». Внизу нарисовал человечка. Крохотного Жана Люка, умоляющего впустить его.
Спустя пару мгновений дверь медленно открылась.
Что тут скажешь? Художники — люди со странностями. В дополнение к таланту им дается ранимая душа и чрезвычайно неустойчивое чувство собственной значимости, которое нуждается в постоянном утверждении. И галеристу, изо дня в день имеющему с ними дело, не остается ничего другого, как терпеть.
Итак, дверь медленно открылась, и я услышал робкое мяуканье. Я опустил глаза. На меня смотрели два зеленых огонька. Это была Луковка, котенок Солей. До сих пор я находил это имя странным. Хотя мне скорее стоило бы удивляться, если б кошку Солей звали Фуфу или Мими. Это было бы слишком нормально.
— Луковка, — удивился я и погладил котенка по полосатой спинке. — Откуда ты?
Луковка потерлась о мою ногу, а потом исчезла за дверью террасы, которая выходила на внутренний двор, прилегающий к квартире Солей. Я последовал за ней, просунулся в проход между забором и стеной дома и уставился на стеклянную дверь спальни.
Внутри было темно, жалюзи спущены до половины. В этой квартире кровать заменял гигантский матрас, который Солей расстилала прямо на полу. Однако сейчас, как я ни вглядывался, не мог разглядеть на нем очертаний ее тела.
— Солей? — Я осторожно постучал в стекло и нажал на дверную ручку.
Дверь поддалась, словно в ответ на «Сезам, откройся!», и я удивился беспечности хозяйки дома, которая, по-видимому, и в городе чувствовала себя, будто на лоне девственной природы Вест-Индии, где прошло ее детство.
Затаив дыхание, я вслушивался в мирную тишину погруженной во мрак комнаты.
— Солей, с тобой все в порядке? — робко спросил я.
Уловив едва заметный, но навязчивый запах терпентина, корицы и ванили, я почувствовал себя вторгшимся в восточный гарем.
Я осторожно направился к матрасу, что обычно лежал у задней стены комнаты. И там я увидел Солей, которая на белой простыне походила на фигурку из бронзы. Она оказалась абсолютно голой. В пробивающемся сквозь приоткрытую дверь свете было видно, как ее грудь ритмично поднимается и опускается.
В первый момент я почувствовал облегчение. А потом застыл, очарованный нереальностью представшей моим глазам картины. Я словно спал наяву.
Очнувшись, я поймал себя на том, что предаюсь созерцанию слишком долго. Что я, собственно, сделал? Пробрался в чужую квартиру и теперь любуюсь голой Солей, которая лежит на простыне, подобно античной богине. С ней все в порядке, а я веду себя как самый обыкновенный вуайерист.
Но лишь только я собрался отступить к выходу, как некий предмет, который я задел ботинком, с грохотом покатился по полу. Это оказалась пустая винная бутылка, и ее удар о стену в тишине комнаты был подобен иерихонской трубе.
Я вздрогнул. Бронзовая фигурка пришла в движение и уставилась в мою сторону.
— Кто здесь? — сонно спросила Солей.
— Это я, Жан Люк. Только хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
По крайней мере, я сказал правду.
Глаза Солей заблестели. Она как будто ничуть не удивилась, увидев своего агента ночью возле постели. Невинная как ребенок, она села. Ее маленькие груди цвета кофе с молоком слегка подрагивали, и я был вынужден закрыть глаза руками, чтобы не смотреть на них.
Наконец, собрав волю в кулак, я взглянул ей прямо в лицо и приветливо кивнул, как главврач во время утреннего обхода.
Солей растянула свой и без того большой рот в широкой улыбке, обнажив ряд белоснежных зубов.
— Ты пришел, — прошептала она, протягивая мне руку.
— Разумеется, — ответил я, делая шаг вперед. — Я волновался, ты напугала меня своим сообщением.
Я взял Солей за руку и хотел было обнять ее, как нуждающуюся в утешении подругу, однако при виде ее обнаженных плеч понял, что в сложившейся ситуации это будет выглядеть странно. На какое-то мгновение я застыл, склонившись над ней, а потом просто пожал и отпустил ее ладонь.
— Нужно было приехать к тебе раньше, — виновато прошептал я. — Загляну завтра после обеда, и мы обо всем поговорим. Обещаю.
Солей кивнула. Ее, очевидно, тронуло, что я среди ночи сорвался с места, чтобы выяснить, все ли у нее в порядке.
— Я знала, что ты меня не подведешь, — ответила она, потом пару раз шмыгнула носом, словно принюхиваясь. — Ах, Жан Люк, столько всего было! Я в полной растерянности…
