Виктория Токарева - Назло (сборник)
Обзор книги Виктория Токарева - Назло (сборник)
Нельзя испытывать… что?
Не только любовь. Но и порядочность. Терпение. Верность. Доверие.
Простые истины, которые герои и героини Виктории Токаревой постигают снова – на собственном, зачастую очень горьком, опыте. И мы верим им – потому что узнаем в них себя…
В сборник вошел также еще один новый рассказ «Зачем?» и произведения, уже полюбившиеся читателям.
Виктория Токарева
Назло (сборник)
Назло
Надя примеряет подвенечное платье. Она стоит на столе.
Вокруг нее медленно передвигается модельер Ирина, устанавливает длину подола. Подкалывает специальными иголками.
Надя видит себя в зеркале.
– Супер… – отмечает Надя.
– А вы его любите? – спрашивает Ирина.
– Жениха? – уточняет Надя.
Ирина кивает. Во рту у нее иголки.
Надя думает. Потом говорит:
– Что значит «любите»? Захочу и полюблю. Все от настроя зависит. Я ему благодарна. А благодарность – материал прочный. На благодарности многое можно выстроить: и семью, и даже счастье.
Ирина вытаскивает изо рта иголки. Подкалывает подол.
– Благодарность – чувство аморфное, – возражает Ирина. – А счастье строится только на любви.
– А какой толк от этой любви? Пришел – ушел. Устроился. Имеет жену и любовницу. Значит, мне жить и стареть в любовницах. Промурыжит до сорока лет, а потом – кому нужна? Время работает против меня.
– А вы его любите?
– Кого? – не понимает Надя.
– Любовника своего.
– Любовник – грубо. Возлюбленный. «Возлюбленный, как никакой другой, возлюбленным уж быть не может». Бунин.
Ирина перестает подкалывать. Говорит мечтательно:
– У меня тоже был любимый человек.
– Был да сплыл?
– В каком-то смысле, – соглашается Ирина.
– «Настоящая любовь никогда не кончается браком». Бунин.
– Он хотел на мне жениться, но его мамаша тормозила. Хотела, чтобы он женился на своей.
– На еврейке?
– На мусульманке.
– У них там строго. Ислам, – подтвердила Надя.
– Мы встречались три года, – продолжала Ирина. – Его мамаша встала как скала. Я мечтала, чтобы она куда-то делась. Эмигрировала бы в Австралию. У нее там старший сын живет. Но она ни с места. Сторожила Максуда, как собака.
– Он был красивый? – спросила Надя.
Ирина устремила взгляд в пространство, как будто видела перед собой любимого человека. Потом заговорила:
– Брови высокие… Глаза – золотой бархат. Зубы – белые, как сколотый сахар, крепкие, как у молодого волка. Губы мягкие, как у лошади.
– Как у коня, – поправила Надя.
– Когда он на меня смотрел, у него трепетали кончики ресниц. От нежности. Мы часто ссорились последнее время из-за мамаши. Я упрекала, а он на меня смотрел, и кончики ресниц дрожали. Какое это было счастье…
– А у Андрея от любви голос садится. Говорить не может…
– Однажды его мамаша вышла на балкон, – продолжала Ирина. – А возле балкона дерево росло. И вдруг оно упало со страшным треском. Чуть не срезало балкон. В двадцати сантиметрах упало. Представляете?
– Да. Неудачно получилось.
– Как раз удачно. Еще бы двадцать сантиметров, и ее бы убило.
– Я и говорю.
– Нет-нет, что вы… Пусть живет до 120 лет.
– И чем все кончилось?
– Я вышла замуж. Назло.
– А дальше?
– Дальше не было ничего. Он погиб. ДТП. Дорожно-транспортное происшествие. Поехал куда-то ночью и столкнулся с грузовиком в лоб. Заснул, наверное…
– Ужас… – выдохнула Надя.
– Если бы я была рядом с ним, он никуда бы не поехал и остался жив. А если бы я оказалась рядом в машине, он бы не заснул. Со мной бы он не умер. А теперь его нет. Нигде. Никогда.
– А новый муж, как он выглядит? – спросила Надя.
– Не знаю. Я на него не смотрю. Ребенок растет. Мальчик. Макс. Когда он на меня смотрит, у него реснички трепещут. Передалось.
– А ребенок от кого? – не поняла Надя.
– От мужа. Но я все время думаю о Максуде. Мальчику передалось.
Ирина замолкает. Начинает выравнивать длину. Потом прерывает работу. Говорит:
– Ничего не надо делать назло. Зло убивает. Максуда нет. Меня, считай, тоже нет. Его матери тоже нет, хоть она и жива… Я все время возвращаюсь в точку, когда я совершила ошибку. Вернуться бы в эту точку, в эту минуту, и пойти в другую сторону.
Надя напряженно смотрит перед собой. Слышит голос Ирины:
– Нельзя испытывать любовь. Испытывать можно только самолеты. Они из железа.
Зачем?
Однажды, в девяностых годах (не помню точно – когда), мне позвонил Сергей Александрович Филатов и попросил принять участие в форуме интеллигенции. Форум должен был состояться в Уфе и длиться один день. Во вторник – туда, вечером – обратно. Гонорар не предусмотрен. Полет и гостиница – за счет принимающей стороны.
Нужен мне этот полет и эта гостиница. Я боюсь летать – это раз. Я ненавижу гостиницы с чужими, случайными кроватями, и я не люблю выступать перед аудиторией. Стесняюсь. Мне кажется, люди смотрят и думают: «О, вылезла».
Один писатель признался мне однажды, что он боится споткнуться на сцене и упасть. А в зале подумают: такой здоровый – и выложился.
Мне захотелось сказать «нет». Но Сергей Александрович – негромкий, значительный, благородный человек. Я не решилась сказать ему «нет».
Я сказала, что полечу с большим удовольствием.
В назначенное время я приехала во Внуково, где состоялся сбор участников форума. Участников я увидела сразу. Они стояли в центре зала, как маленький табун старых лошадей. Холстомеры.
Это были плохо одетые, глубоко пожилые люди. Однако имена их буквально сверкали в семидесятые годы. Это были звезды семидесятых.
Чуть в стороне стоял прямой и элегантный Генрих Боровик. Смотрел перед собой. Ни с кем не общался.
* * *Самолет взлетел как обычно.
Рядом со мной оказался талантливейший Владимир Маканин. Он сидел у окошка и смотрел в иллюминатор.
Через полчаса я вдруг ощутила давление на уши, очень чувствительно, как будто кто-то надавил двумя пальцами.
Мы с Володей выразительно переглянулись. Что бы это значило?
– Разгерметизация, – предположил технически образованный Маканин.
В динамике раздался треск и мужской голос.
– В связи с техническими неполадками самолет возвращается в аэропорт Внуково, – сурово и мужественно доложил голос.
Владимир стал смотреть в иллюминатор.
– А мы никуда не летим, – заметил он. – Мы делаем круги над Ленинским проспектом.
Итак, самолет разгерметизировался, дальше лететь нельзя. Садиться с полными баками тоже нельзя. Придется крутиться в небе, чтобы израсходовать топливо.
Весь форум интеллигенции напряженно замолчал.
Сергей Александрович Филатов с женой сплели руки, держась друг за друга. А за что еще держаться в аварийном самолете?
Член Государственной думы, продвинутый чеченец (забыла фамилию), что-то писал в блокноте. Готовился к выступлению на форуме. Он был совершенно спокоен. Может быть, в ментальности чеченцев не принято выказывать страх перед смертью. Тем более что это неточно. Все может окончиться благополучно.
По проходу шныряли озабоченные стюардессы.
