Вячеслав Козачук - Сказки антикварного магазина
Обзор книги Вячеслав Козачук - Сказки антикварного магазина
Сказки антикварного магазина
Новичок
В смурные 90-е как и большинство граждан бывшего Союза я был озабочен поиском приработка. Совершенно неожиданно мне очень повезло, и по знакомству — как тогда говорили, по блату — меня взяли ночным охранником в антикварный магазинчик. На работу я приезжал к закрытию, принимал у хозяина замки-запоры, закрывался изнутри, ужинал бутербродами и чаем из термоса — владелец, опасаясь пожара, наотрез отказывался иметь электрочайник, и, почитав прихваченные газеты, умащивался на антикварном диване.
Надо сказать, что в то время антикварные магазины появлялись в Киеве едва ли не на каждом углу, их было почти столько же, сколько аптек ныне. И чем меньше был магазин, тем громче и претенциозней его называли — «Салон антиквариата», «Антикварный мир», «Планета антиквариата», не говоря уже о многочисленных вариациях на почему-то считающихся изысканным французском и бессмертной латыни, а их вывески соревновались между собой в помпезности и безвкусице.
Магазинами их можно было назвать с немалой долей условности, в большей степени они походили на лавки старьевщиков. Хорошие копии работ именитых художников соседствовали с безвкусными оригиналами никому не известных маляров. Ширпотреб конца 19 века валялся вперемешку с ширпотребом века текущего. Но время от времени в этих лавках все же появлялись действительно уникальные вещи, правда, происходило это нечасто…
В тот вечер я как обычно приехал к закрытию. День у меня был напряженный — проходил предзащиту в ведущей организации, и хотя диссертацию в целом одобрили, замечаний было высказано с избытком. Традиционные бутерброды в меня не полезли, поэтому, выпив чаю, я начал готовиться ко сну. Устроился на излюбленном диване, который хозяин лавки никак не мог продать, с твердым намерением после суматошного дня уснуть. Но возбуждение не проходило. Мысленно я продолжал вести дискуссию с оппонентами, находил все более и более удачные формулировки ответов. И как ни крутился с боку на бок, но заснуть не получалось.
К полуночи то ли усталость взяла верх — впрочем, я не очень-то и сопротивлялся, то ли наконец-то согрелся под своим походным одеялом — по ночам уже было прохладно, но ворочаться стал меньше. К этому моменту колокол Печерской лавры оповестил об окончании одного дня и начале другого. Вспомнив некогда читаные наставления, я лег на спину, расслабил все мышцы и стал мысленно считать страницы в своей диссертации. Обычно этот прием помогал.
Внезапно я услышал чью-то приглушенно-неразборчивую перебранку.
Воры!
Сон моментально испарился. Пытаясь сориентироваться, я лежал и прислушивался.
- Да тише ты, разбудишь человека, — повысил тон грубо-хриплый баритон.
- Его разбудишь! — хмыкнул фальцет. — Он водки нахлестался, и хорошо, если к рассвету проснется.
- Не-е, этот водку не пьет, ему некогда, он работает. Исследователь! — возразил хриплый баритон.
Я осторожно приоткрыл глаза. Посреди магазина в неверном слабом свете уличного фонаря отчетливо виднелись колышущиеся прозрачно-светящиеся силуэты. Одни из них имели столбовидную форму, другие напоминали кучевые облака, предвестники грозы, третьи были схожи с вынырнувшим из-за туч солнечным лучом, в котором кружатся и пляшут пылинки.
Привидения!
Волосы у меня самопроизвольно зашевелились. Казалось, они встали дыбом не только на голове. От ужаса я оцепенел.
Но привидениям было не до меня, похоже, они нашли более увлекательное занятие.
- Новенький! Эй, новенький! – донесся хрипловатый шепот из светящегося сообщества. — Да выходи же ты, наконец!
За массивной статуэткой, которую мы с хозяином после закрытия магазина, пыхтя и матерясь сквозь зубы, перетащили из подсобки в торговый зал, возникло легкое сияние.
- Смелее, смелее, — подгонял тот же шепот. — Охранник спит, а тут все свои.
Из-за статуэтки выплыла еще одна светящаяся субстанция. Медленно, словно опасаясь, она начала приближаться к «привидениям». Почти присоединилась к странной группе, но в последний момент качнулась назад и замерла отсторонь.
Первоначальный страх начал понемногу проходить. Я понял, что светящиеся опасаются меня не меньше, чем я их, и это меня немного приободрило. Ужас стал сменяться жгучим любопытством. По-прежнему притворяясь спящим, я немного повернул голову, улучшая обзор. На мое движение светящиеся среагировали моментально. Они замерли и пребывали в таком состоянии довольно долго. Боясь их спугнуть, я не шевелился. Постепенно они перестали обращать на меня внимание и продолжили.
- Рассказывай, новенький, — скомандовал хриплый. — Кто ты, откуда, как сюда попал…
- А, а… А вы кто? — послышался в ответ заикающийся вопрос.
- Мы-то? — хмыкнул хриплый. — Так мы вроде как сородичи. Такие же, как и ты, духи вещей.
Последовала длительная пауза. Я даже еще шире открыл глаза, опасаясь что-нибудь упустить.
- Но тогда почему вас так мало? Вещей-то тут во-о-он сколько…
- Эх-хе-хе, — захехекал хриплый.
Видимо, он тут был главным. Эдакий дуайен.
- Молодо-зелено, — продолжал веселиться хриплый. — Сразу видно, из мастерской да тотчас в дом, к людям… Духи вещей, юноша, возникают только тогда, когда мастер вкладывает частицу своей души. Вон сколько ширпотреба стоит, и все бездушный. А почему? Не знаешь?
Как хороший актер, «дуайен» выдержал длинную многозначительную паузу.
- Молчишь… Не знаешь… А я объясню! Все потому, что сделаны они человеком только для заработка. На конвейере. Клепает мастер такие — не всуе упомянутые — произведения одно за другим. Без выдумки, без фантазии, без желания доставить другому человеку радость своей работой…
Настоящих же вещей, вещей — не побоюсь даже неуместного пафоса — с заглавной буквы, очень немного… Конечно, не все мастера большую душу имеют, вот и скупятся, скаредничают, экономят, кладут минимум. Так вот и появляются недоразвитые духи — жупел эдакий, мужичок-с-ноготок, да и ума столько же — одни инстинкты.
Другое дело, что у мастера иногда таланта не хватает, вкуса не достает, опыта маловато… Бывает и такое, и тогда вещь не шибко удачной получается. Но дух в ней уже поселился и живет, пока существует сама вещь. И среди таких духов попадаются очень даже большие величины, гиганты — уж простите за тавтологию — духа…
Впрочем, что-то я разболтался по-стариковски… — прервал он сам себя. — Так ты, новенький, собирался что-то нам поведать?
Дух статуэтки многозначительно замычал, наверное, не зная с чего начать. Ораторским талантом, похоже, он не обладал.
- Да ты начинай с чего-нибудь, а там разберемся, — подбодрил новичка «дуайен». — Расскажи сперва, как сюда попал.
Дух статуэтки начал нерешительно, неуверенно, подобно тому, как делает первые шаги человеческий детеныш, но затем разговорился и далее рассказывал уже без мучительных пауз и меканья по-бараньи:
- До вчерашнего дня я стоял в квартире очень крупного ученого, академика, причем не только нашего, но еще Союза. Не буду фамилию называть, его все знают. Пусть будет Сергей Владимирович. Возглавлял академик исследовательский институт, работавший на оборонку. Чем там занимались, по-моему, никто в семье даже и не догадывался. Не разговаривали дома на эту тему. Не принято было.
Дети у академика, конечно, уже взрослые, живут отдельно, свои семьи у них. Дети хорошие, не обалдуи, как у многих его коллег. Старшая дочь, доктор наук, но не по отцовской специальности пошла, филолог она. Ей в жизни больше всех не повезло. Когда ее детки еще маленькие были, муж погиб в катастрофе на полигоне, ракета во время не сошла, а когда стали снимать с пусковой установки, взорвалась. Их младшей дочке тогда всего два годика было. Вот с тех пор она сама с детьми. Но сумела и детей растить, и диссертацию докторскую написать. Конечно, папа помогал, и хотя академиком тогда еще не был, но связи-то у него будь здоров.
Младший сын с отцом работал. У папы голова посветлей будет – на детях гениев, как говорится… — но сынок настырный, трудолюбивый, в папу пошел, а может, отец так воспитал. И там, где другие головой берут, младший брал задницей. Но отзывы о нем были всегда хорошие: добросовестный, работоспособный, дотошный… А для научного работника это много значит. Может, кандидатскую ему папа и помог в чем-то сделать, но он степень свою заслужил…
После развала Союза дела у папы-академика худо пошли. Институт никому не нужен, никто о нем не вспоминает. Как-то академик с горечью обмолвился, что ему за полгода никто не позвонил… Зарплату годами не платили…
Да и у детей жизнь не шибко хорошо стала поворачиваться. Сын академика, чтоб семью прокормить, — он же у папы в институте работал, — стал телевизоры ремонтировать, на хлеб хватало. А с дочерью сложнее было, ей подработать негде-то. Вот академик потихоньку и начал распродавать коллекцию, которую собирал и сам, и его отец, тоже очень известный ученый, и дед, собственно и положивший ей начало. Именно дед и привез меня после войны из Германии. Тогда оттуда много везли: кто ковры, кто машины, кто предметы искусства…
