Ирина Нисина - Улановы
Обзор книги Ирина Нисина - Улановы
Ирина Нисина
Улановы
Слесарь шестого разряда Уланов Илья Вакулович сидел на супружеской кровати и считал деньги. Вроде бы набиралось. Пачка была внушительная, из одних сиреневых двадцатипяток, и сумма была очень даже круглая. Три бумажки лежали отдельно — перебор. На них предстояло купить коляску и отпраздновать появление наследника. Илья Вакулович вздохнул и начал считать снова. Круглая сумма была взяткой.
Илья Вакулович Уланов родился в сорок третьем году в семье медсестры Кати Меняевой и младшего лейтенанта Вакулы Уланова. Собственно семьи как таковой, они создать не успели, но в наличии был приказ по батальону за номером 317, гласивший, что младшего лейтенанта Уланова В. С. и младшего сержанта Меняеву Е. К. следует считать мужем и женой. Другим приказом Меняеву Е. К. увольняли в запас в связи с семимесячной беременностью. Пятью днями позже Катя Меняева в гимнастерке без ремня и со скаткой через плечо, волоча за собой доверху набитый неподъемный вещмешок, тяжело спрыгнула с подножки вагона на станции Коблино.
В Коблино проживала Марина Васильевна Уланова, бабушка Вакулы, Коленьки, как называла она будущего папашу. Через три недели после приезда, бабушка Марина отвела Катю в местную больничку рожать. А еще через неделю Катю, умершую от сепсиса, хоронили на старом кладбище над речкой и такие же древние, как бабка Уланова, старухи тянули «ве-ечная па-амять…».
Через месяц прабабушке разрешили забрать мальчика из больницы.
«Гляди-кось, живой малец, — говорила нянька, помогая заворачивать ребенка в аккуратно подрубленную половинку старой простыни с вышитым вензелем, — а доктор говорил, что не вытянет. За здравие-то свечку ставила?»
«Ставила! — отозвалась старуха Уланова, — и за здравие младенчика, и за упокой рабы божьей Катерины. Весь приход молился, батюшка каждый вечер просил за младенчика. Братьев у меня двое было, и у мужа покойного трое. И все сгинули. А Коленька вот сына родил — знак божий».
Младенчика крестили Ильей и стал он расти в старом деревянном доме со скрипучим полом, принадлежавшем когда-то Глаше, няньке его прабабушки Марины. Нянька приютила Марину и шестилетнего Коленьку весной двадцать восьмого года. Дочка Марины, Лидия и зять, красный комиссар Степан Вакулович Чобот, были арестованы и среди ночи отправлены в Бутырки. На этот случай Степан давно имел с тещей договоренность, чтоб наутро их с Вакулой «в дому духу не было». Вот наутро после ночного обыска бабка и комиссарский сын и исчезли.
Старая тетка Анюта носила в Бутырку передачи. Ей же, как единственной родственнице, выдали справку, что Чобот Лидия Ильинична умерла от сердечной недостаточности во время следствия, а Чобот Степан Вакулович осужден за контрреволюционную деятельность на десять лет без права переписки.
В школу Коленька пошел в Коблино. Бабушка принесла Свидетельство о Крещении Вакулы Уланова, выданное коблинским батюшкой, которое и приняли вместо метрики. Вакула Уланов стал учеником, потом октябренком, а потом и пионером. Вместе с бабушкой Мариной похоронили они няню Глашу, оставившую им домик с садом.
Весной сорок первого Коленька закончил десятилетку и собирался в университет. Но жизнь распорядилась по-своему — началась война.
Коленьке принесли повестку.
В последнюю ночь проговорили они до рассвета. Бабушка Марина рассказывала о своей жизни в доме отца-адмирала, о коротком счастье с мичманом Улановым, о дядьях коленькиных, геройски погибших в японскую кампанию. Узнал Коленька, что назван в честь типографского наборщика Вакулы Чобота, убитого на баррикадах Замоскворечья во время восстания пятого года. Услышал он историю «беспутной Лидки», которая влюбилась в своего Степана и убежала из дому невенчанная, а вернулась в конце концов холодной зимой, одетая как нищенка, и с дитем на руках. А Степан-то не забыл ее, через два года нашел в Москве по старому адресу.
«И не таким уж плохим он, Степан, оказался, — рассказывала бабушка Марина. — К Лидке добрый был, тебя, малыша, любил, нас вот с тобой уберег. А только… заразой этой ульяновской был да мозга костей пропитан! Простой, хороший человек, а забрал себе в голову этих утопических идей. Все говорил, что дворянство надо ликвидировать как класс. Сколько народу эти комиссары положили! А сколько еще погибнет, пока Россия от них освободится…»
«Коленька, сыночек, — молила она, прощаясь, — ты только себя сбереги. Ты последний из Улановых, на тебя вся надежда. Погибнешь — и весь род наш с тобой. Только и остались ты да я, да тетка Анюта в Москве. Сохрани себя!»
Сохранить себя Вакуле Уланову не довелось. Он подорвался на мине на подступах к Кенигсбергу. Последняя его фотография пришла с посылкой за день перед похоронкой. В посылке той был кусковой сахар, две пары новых фланелевых портянок, теплый свитер из американской помощи, тушенки четыре банки и большая коробка яичного порошка.
«Бабушка, родная, — писал Коленька, — береги кровиночку нашу. Живи хоть через силу, а дождись меня».
Из присланных продуктов сделали Коленьке поминки. Батюшка сослужил «по убиенному воину» и остались младенчик Илька с бабушкой Мариной, малые осколки когда-то большого рода Улановых. Свитер американский бабушка распустила на нитки и вязала маленькие свитерочки, рукавички да шапочки с шарфиками из американских ниток чуть не десять лет. Через силу и с помощью таких же древних старух, подружек своих, протянула бабушка Марина до Илькиного десятилетия. Она и буквы Ильке показала, и писать выучила — все учителя восхищались красивым почерком. И жить завещала достойно.
После смерти бабушки взять мальчика было некому — родных никого, а подруги сами на ладан дышат.
Пришлось Илье Вакуловичу Уланову привыкать к другой жизни. Повезло ему, что интернат был в самом Коблино, так что не растерял он друзей, в школу ходил ту же самую, и бабкины подружки, пока живы были, навещали. Раза четыре в год забирал его погостить батюшка, и он наедался вдоволь пирожков, и ходили они вместе на кладбище навещать бабушку Марину.
Илья закончил семилетку. Нужно было решать между заводским училищем и техникумом. Он пробовал поступать в техникум, экзамены сдал хорошо, но… В комсомол он не вступал. А вот в церковь ходил на все праздники. Его бабушка Марина приучила жить с Б-гом в душе — так он и жил. В общем, с техникумом не получилось и пришлось идти в фабрично-заводское. Закончил училище, работал, опять поселился в бабушкином доме. В свободное время как следует подновил старый дом.
В положенный срок призвали Уланова Илью Вакуловича в армию. На втором году службы проявил себя во время маневров — рекомендовали в техническое училище, но опять не получилось из-за отказа вступить в комсомол. Так вот и остался Илья Вакулович Уланов, последний потомок славного офицерского рода, без образования.
После армии перебрался Илья в Москву, устроился на работу по лимиту. Жизнь в общежитии далась ему тяжелее, чем в детдоме. Спасали книги. Читал Илья много, можно сказать настоящее образование получил в читалке. Лет через семь дали ему комнату в комуналке, и стал думать он о дальнейшем устройстве жизни. Время пришло создавать семью и рожать детей.
Главным авторитетом в женском вопросе стала для Ильи Елена Захаровна, соседка по комуналке. Она и составила список невест и в гости к себе звала их по очереди, чтобы с соседом познакомить будто бы ненароком. Сидели на кухне, пили чай, Захаровна вела беседу, расспрашивала о здоровье, работе, жилплощади, а Уланов приглядывался к потенциальной невесте. Он уж было совсем решился пригласить на гуляние в парк Наташку Игнатьеву, завсекцией из продмага.
Илья зашел после работы в продмаг и полчаса разговаривал с ней, стоя у служебного входа, пытаясь, между прочим, вставить про парк. Наташа многозначительно вздыхала и хлопала накладными ресницами.
«А что Вы, Наташа, сейчас читаете?» — наивно спросил Илья, пытаясь поддержать разговор.
«Я, чай, уже лет восемь как в школу ходить перестала! — расхохоталась Наташка. — Чего же мне читать-то!»
«Не судьба» — вздохнул Уланов, но особого сожаления не почувствовал.
В выходные к Захаровне приехала из деревни племянница Анечка, Анна Ивановна. Анечка уже три года как вернулась в родные места учительницей и навещала тетю каждые школьные каникулы. В поселок возвращалась груженная новыми книгами и, конечно, колбасой, которую в их краях видели только по революционным праздникам.
Илья Вакулович повстречался с Анечкой на общей кухне и вопрос о его браке был решен. Его не остановила ни разница в возрасте, ни прозрачная ее ангельская красота, хоть до знакомства с Анечкой боялся и избегал он красивых женщин. Анечка пленила его враз и наповал. У нее был цвет лица мейсоновской фарфоровой чашки — единственной вещи, оставшейся у бабушки Марины от прежней жизни. Чашку эту она когда-то подарила своей няне Глаше, и сколько Илья себя помнил, стояла эта мейсоновская чашка на полочке под лампадкой и светилась волшебным светом в темноте. Ребенком, засыпая, Илья всегда смотрел на эту чашку, представляя, что когда-нибудь приедет его мама и будет пить из нее чай.
