Олег Чилап - Мой старший брат. Рассказы
Обзор книги Олег Чилап - Мой старший брат. Рассказы
Олег Чилап
Мой старший брат. Рассказы
КАК ЛУЧ СОЛНЕЧНЫЙ ИЗ-ПОД ОБЛАКОВ…
Если хотите знать, самый лучший из всех – это мой брат! Столько всего рассказать может – закачаешься! Он умный просто. Потому что читает день и ночь. Как начнет всякими важнецкими словами сыпать – челюсть у всех отвисает. И еще… Он сильный! Если надо – любому за меня по ушам нахлопает!
Правда, когда я узнал, что он уже старше меня на шесть лет, то расстроился жутко. Получалось, что он, того… староват для жизни нормальной. И тогда я заперся в ванной, включил воду погромче и… заплакал втихую. Очень мне жалко его стало – жить-то ему оставалось не так уж и много. А таких людей больше не сыскать. Он ведь по-настоящему хороший! Он меня на велике учил кататься. А осенью таскал мне в своем портфеле каштаны, чтобы я до ста считал. Тетрадки и учебники по пути из школы в руках нес, а ранец из кожи крокодиловой каштанами для меня набивал. И даже за пазуху запихивал.
Целые кучи каштанов! Потом, когда я все числа запомнил и запросто уже до ста считал, даже дальше, мы эти каштаны в костер бросали. Они так взрывались громко… Здорово! Хотя и страшновато немного…
Да и при чем здесь каштаны! Мой брат всегда за меня горой стоял.
Даже в тот раз, когда родители ругали меня сильно. Это когда я ему же, брату своему, без разрешения папин клей “БФ” на голову из тюбика выдавил. Брат в это время читал и пока сообразил, что к чему… А я тогда целых полтюбика не пожалел!
И вот пока я обо всем этом думал, то решил не плакать больше. Все равно он, как старики ветхие, не умрет никогда. Потому что, во-первых, он – мой брат! А значит, ничего плохого с ним случиться не может. А во-вторых, он веселый. А веселые люди, мне кажется, стареть не умеют…
А еще он меня на ипподром с собой брал. Ему там дядька один разрешил ухаживать за лошадью полудохлой. И мы той лошади все бутерброды и яблоки скармливали, которые мама нам с собой заворачивала. Потому что нам животное лечить доверили. А когда лошадь наша поправляться стала, то однажды откусила пуговицу с пальто моего брата. Вроде знак нам подала, что за своих признала. И мы гордились страшно. Потом, правда, она исчезла куда-то. Дядька тот, с ипподрома, еще сказал нам:
– Все, братцы, больше не приходите. Отошла ваша лошадка…
И я-то понял так, что мы ее вылечили окончательно и что теперь ее в другое место переправили, где бойкие лошадяны находятся. А брат мой почему-то помрачнел и сказал, что /веретинаром/ станет, когда вырастет. И хотя я не знал, кто такой /веретинар,/ брату своему я поверил. Потому что, когда он задумал чего-нибудь, точно сделает…
Если, конечно, не передумает потом.
Вообще-то о лошадях мой брат рассказать может все, что хочешь.
Во-первых, он кучу книг про индейцев читал. И даже сам когда-то индейцем был, недолго, правда. А уж после того как однажды летом съездил в лагерь пионерский, совсем на лошадях помешался. Просто в этом своем лагере он сильно привязался к одному мустангу. И хотя меня тогда еще и в живых-то не было, историю эту я знаю очень хорошо…
Брату перед отъездом родители сказали, что лагерь “что надо!” – спортивных секций в нем полно и кормят одной вкуснотой. А значит, скучать в таком месте не придется.
Мой брат и хотел бы согласиться с родителями, но только в лагере том ему совсем не понравилось. Делать там было абсолютно нечего – один какой-то чахлый кружок по выжиганию и сбор колосков на колхозном поле. Тосчища смертная! И мой брат слонялся целыми днями в дурацкой чужой футболке с десятым, как у Пеле, номером и грустил невыносимо.
Единственное, что его занимало, так это лошадь одна, которая паслась неподалеку. Хорошая лошадь, настоящая вполне. Иногда ее запрягали в телегу и туда-сюда возили на ней барахло всякое.
И вот, чтобы скучать не приходилось, мой брат решил эту сивку-бурку прикармливать. И полсмены лагерной потихоньку таскал ей из столовки все свои “очень вкусные” порции ненавистной манной каши и перловки несчастной.
Сказать зачем? Да чтобы, не дожидаясь конца смены, сбежать на иноходце из лагеря того чудесного…
Мой брат к тому же не один такой счастливый там был, многие ребята хотели удрать с ним вместе. Но бежать решено было верхом – телега ведь громадная, ее быстро погоня могла настичь. А потому мой брат отобрал только двух самых стойких друзей – остальные верхом не уместились бы – и стал разрабатывать план побега.
Но в назначенный день, когда все уже готово было, возникла одна сложность жуткая. Та благодарная лошадка, пока уплетала завтраки моего брата, сильно прибавила не только в весе, но и в росте.
Вымахала – будь здоров! И как на нее влезть – не знал никто. Один из беглецов, Побелык, предложил было стащить у сторожа длинную лестницу, прислонить к лошади и забраться. Но мой брат сказал, что самой лошади это вряд ли понравится.
– Если бы к твоему туловищу лестницу прислонили, ты бы потом проскакал до города с тремя седоками? – спросил мой брат Побелыка. -
Не, не то все это. Я-то их привычки знаю, – хвастался он. – Если приставить лестницу и полезть, то лошадь обязательно в сторону отбежит.
И пока его друзья восхищались знанием лошадиных повадок, мой брат подумал и решил:
– Вот что! Для успеха операции нам надо подвести лошадь к дереву и крепко привязать ее двойным морским. А потом залезть на это самое дерево и прыгнуть сверху на круп.
Те двое, что собрались бежать с моим братом, про /крупу,/ наверное, впервые в жизни-то слышали. Но куда им деваться было? Они согласились.
Животное осторожно подвели к дереву, затянули петлю на задней ноге, а другой конец веревки два раза обмотали вокруг ствола.
Первым на дерево подсадили моего брата. Он вскарабкался, прицелился, зажмурился и-и… прыгнул. Гнедая, не ожидавшая такого предательства, рванула так, что мой брат кубарем слетел на землю.
Лошадь понеслась в поле, и с тех пор ее никто ни разу не видел.
Перепуганные беглецы кинулись было в лагерь, но потом вернулись и стали ощупывать моего брата – он все еще лежал на земле, хотя, к счастью, остался жив. Побелык протянул:
– А говорил, повадки знаешь… Может, лучше было все-таки лестницу приставить?
– Просто двойной морской плохо завязали, – ответил мой брат, – а так бы…
Теперь ясно, какой у меня брат старший?! Тертый калач, не то что там! Он к тому же еще в технике всякой сечет как нечего делать. Ему какой-нибудь механизм разобрать – раз плюнуть. А если время будет, он и собрать попробует… Однажды он вообще придумал эропланом собственным обзавестись, чтобы летать где вздумается. И вот день и ночь он твердил мне о таком эроплане и о том, как он меня с собой возьмет. И тогда мы с ним будем – повсюду – как луч солнечный из-под облаков. У меня аж голова кружилась – так мне хотелось! И-и-и… с
эропланом этим целая история потом приключилась, расскажу как-нибудь…
Пока эроплана у нас не было, мой брат решил, что нам срочно нужна своя собственная сторожевая собака. А иметь свою собаку?! Живую?! В это даже не верилось…
Вообще, о собаке каждый мечтал. Когда ребята во дворе собирались и во все, что можно, уже было сыграно, все шли в круглую, с лавками, беседку и начинали придумывать, как бы они своего песика назвали…
А у брата моего, наверное, самая любимая книга – это “Белый Клык”.
Про волка, который почти что собакой стал и потом жил в доме у хороших людей. Ну, может, читали, знаете… Отличная книга! Конечно, мечтать о своем волке даже не приходилось – родители точно не разрешили бы, но вот собака… Мой брат каждый вечер мне рассказывал, как это здорово, когда у тебя своя собака есть. Как она может другом настоящим стать, если за ней ухаживать хорошенько и кормить ее к тому же… А главное – как она защищать будет от всяких гадов при нападении…
И вот когда однажды мой брат по привычке смотрел в окно и о чем-то там думал, он вдруг хлопнул себя по колену и заорал мне в ухо, что у него план есть насчет собаки. И, выпучив глаза, побежал куда-то. Я увязался было за ним, но мне велено было ждать во дворе. И я остался ждать – сами понимаете, ради своей собственной собаки можно было любое вытерпеть. Даже – если надо – сидеть на одном месте хоть сто лет.
К счастью, ста лет не понадобилось – в тот же день мой брат обнаружил в наших окрестностях призывно повизгивающего щенка грязно-бурого цвета. Хвост его был задиристо вздернут, и уши – смешные такие, висячие.
– Ты что, думаешь, он шелудивый какой-нибудь? – угрожающе спросил меня брат. – Да это чистокровная восточноевропейская овчарка! Сразу видно – прекрасная родословная.
Я-то как раз был согласен, мне тоже сразу видно было, что щен прекрасный. И вполне даже родом славный . Но предстояло еще маму в этом убедить. За папу мы были спокойны. Предполагалось, что он, когда с работы придет, обрадуется не меньше нашего.
Для поддержки с нами отправились все, кто гулял во дворе. По пути брат объяснял мне, как надо уговаривать маму. Он сказал, что ему вряд ли разрешат, а риск в таком деле недопустим. Зато мне, как младшему, отказать не должны.
