Слава Сергеев - Места пребывания истинной интеллигенции
Обзор книги Слава Сергеев - Места пребывания истинной интеллигенции
Слава Сергеев
Места пребывания истинной интеллигенции
История одного неудачного вечера
Стоики тоже плохо брились, - думал я, - только что мылись хорошо…
Б. ПоплавскийЕсли вкратце, то дело было так.
Пили в одной компании, в кафе на Бронной, пили глупо, попали туда случайно, шумели, шесть (шесть!) девиц, все чужие, никого не знаем, Воропаев лез то к одной, то к другой, спрашивал: ты мое солнышко? или ты?..
Потом танцевали.
Воропаев танцевал со всеми по очереди, а мне понравилась румяная толстуха в пушистой мохеровой кофте а ля Захер Мазох, но я чего-то испугался, возможно, своих ассоциаций, пригласил на “медленный танец” не ее, а невразумительную беляночку с усталым кукольным личиком, потом толстуха ушла, сославшись на таинственные дела, видно кто-то где-то ждал, я воображал квартиру в отдаленном районе, накрытый стол, свет лампы, ужин, телевизор… расстроился, ругал себя, почему не пригласил, потом попробовал помечтать о беляночке, но ничего не вышло, потом еще выпили, и еще, Володя возглашал тосты, потом зажгли свечи и пели хором, опять танцевали, тени метались по стене, Воропаев пытался влезть на стол, но ему не дали, хозяйка начала поглядывать из-за стойки…
Потом стали расплачиваться, платил Володя, мы были вроде как приглашенные, но все равно было неудобно, что же, сидели на халяву?.. Дали по полтиннику, то есть дал я, у Воропаева денег не было (не могу удержаться, чтобы не сказать - как всегда…), подумал - сто тысяч, е-мое, за что, зачем? собирались же просто тихо посидеть, выпить кофе, ну, по 100 грамм, поговорить о литературе…
Потом помню плохо, очутились на улице с пьяным Воропаевым, который протягивал девицам руки и говорил:
- Ну, к кому, к кому мы сегодня поедем?..
Они смеялись, потом, посовещавшись немного, пожелали нам спокойной ночи и удалились в сопровождении Володи…
Видимо, я был очень пьян или одинок, или озабочен, или и то и другое и третье в этот вечер, потому что, признаюсь, немного загрустил. Ушли, не взяли с собой. Всё Воропаев, дурак, испугал…
Домой, понимаете, не хотелось, было сильное чувство незавершенности - душа требовала продолжения, ибо вопрос оставался без ответа:
Зачем тогда пили?
Продолжать можно было бы и с этими девочками, тем более Володю знаем сто лет, поехать к ним и, медленно повышая дозу, беседуя неизвестно о чем, дождаться одиннадцати и уехать домой, либо попробовать приударить за кем-то, хоть за беляночкой, нейтрально, посмотреть что из этого получится, и, опять же, дождаться - но уже двенадцати, с беляночкой на автопилоте добраться до дома уехавшего приятеля и рухнуть там, наутро все свалив на пьяного Воропаева, который в тот момент еще тянулся вослед удалившимся дамам, приговаривая: вон та, маленькая, какие черти у нее в глазах, как упоительно провели бы мы время! Потом он вздохнул, окинул взглядом окружающий нас вечерний пейзаж с магазином радиоаппаратуры на переднем плане и сказал:
- Она согласилась за 50 долларов.
Я не поверил.
- Ты чего выдумываешь, - сказал я. - Не стыдно про девушку такие гадости говорить?!
- Какие же это гадости, - сказал Воропаев. - Это не гадости. Я же не что-то нехорошее ей предлагаю. Любовь. И 50 долларов. Ничего себе гадости…
В унынии мы двинулись вниз по улице. Я все думал: вот какая ерунда получилась, а замыслили-то - как хорошо… Как интеллигентные люди - созвонились, встретились у метро, поздоровались за руку, пошли медленно по Бронной, зашли в кафе на углу после почты, зашли тихо, спокойно, чуть ли не газеты почитать, вдруг смотрим, Володя из театра имени Пушкина, ну, здоровый такой, толстый, знаете? Воропаев говорил, что он совладелец магазина “Фунаи” на Цветном, я думаю, врал, потому что как это может актер театра имени Пушкина быть совладельцем магазина “Фунаи”, мы же не в Америке, и потом, с другой стороны - зачем, зачем совладельцу магазина “Фунаи” театр имени Пушкина?
Впрочем, я уже не знаю сейчас, что зачем и чему верить, а чему нет, но деньги у этого Володи точно были: как ни зайдешь в кафе, всегда он там и еще после закрытия обычно берет “с собой” бутылочку коньячку, и не “Аиста”, а “Арарат” или “Метаксу” - то есть, во всяком случае, человек не бедный…
- О-о, - говорит, - какие люди, привет, садитесь, садитесь, - они же с Воропаевым друзья, но Воропаев со всеми, кто не дурак выпить, в друзьях, я еще подумал: не надо, хотели же сегодня тихо…
Но по слабости душевной возражать не стал.
Вот то-то и оно, что “по слабости душевной”… А теперь расплачивайся, теперь как у:
Что делать?
И это вопрос на целый вечер.
Некоторое время мы шли молча. Воропаев почему-то надулся.
Самое смешное, что в такие минуты обычно оказываешься совершенно один. Как-то так выходит, что не то что пойти, а и позвонить-то некому.
Я говорю:
- Может, Ларкиной позвоним? - (Это наша старая институтская подруга). - Она ведь здесь недалеко. Неудобно, конечно, появляться в таком виде. Супруг, наверное, дома…
Для справки поясняю, что мужу Ларкиной за 60, и поэтому, конечно, особо ужравшись, приходить неудобно.
Воропаев говорит:
- А какой у нас вид? Нормальный… Слегка выпимши. Скажем, зашли институтские товарищи, посидеть - поговорить… Что такого?
Я набрал номер.
Три гудка. Потом Ларкина своим замечательным голосом говорит:
- Алё?
Слава Богу, - думаю, - дома… и бодро так говорю: - Лариска, ты что ли? - Она, как всегда, как заголосит: - Серёжа, ты?! Неужели ты обо мне еще помнишь… Мой муж уже несколько раз о тебе спрашивал. Куда ты пропал?..
Вообще Ларкина принадлежит к немногочисленной группе необъяснимо хорошо относящихся ко мне женщин.
Я говорю:
- Я не пропал. Вот он я. Я тебе все при встрече обьясню. Мы тут с Серегой Воропаевым оказались неподалеку, хотим зайти. Мы по тебе соскучились.
Вот гад, соскучились… Как я в себе не люблю вот эту способность к пусть мелкому, но легкому вранью… Нет, чтобы сказать - деваться некуда, хочу тепла, хочу зайти, старый друг поймет, вру, что соскучился. Нет, вообще конечно соскучился, месяц их не видел, и муж у нее хороший мужик и большая умница, хоть и в уши лезет с разговорами, не оторвешь, особенно как про политику заведется, так вообще святых выноси, но конкретно в этот день - нет, не соскучился.
Ну, естественно, Бог меня за вранье и наказал.
Ларкина говорит: - Ох, дорогой, только не сегодня. Я всегда рада вас видеть, ты же знаешь, но сегодня нет. Муж завтра рано утром улетает в Англию. Так что сам понимаешь… Давайте завтра.
Вот, думаю, черт бы ее побрал, эту Англию. Тут ходишь как не знаю кто, как тень отца Гамлета, а другие в это время в Англию собираются. Вообще, ларкинский муж часто куда-нибудь за границу уезжает. Иногда и Ларкину с собой берет. Она с ним пол-Европы обьездила. У нее даже один роман (правда недописанный) так и начинается: “Я люблю покупать бриллианты в Лондоне… ” И вы не подумайте, что с Ларкиной что-нибудь не так, просто муж у нее важная шишка в Госкомитете по туризму.
Ну что, оставалось лишь молча смириться.
- Ладно, - говорю, - конечно. Завтра так завтра. Может, после работы забегу.
Ларкина меня пожалела: - Вы пьяные, да? Извини, Сережа…
Повесив трубку, я оглянулся. Воропаев с отсутствующим видом сидел на железном заборчике, ограждавшем какую-то клумбу.
- От винта? - хрипло спросил он.
- Муж уезжает завтра.
- Завтра, завтра, не сегодня… - сказал Воропаев и плюнул на снег. - Жрать хочу.
Я отошел помочится в ближайшую арку. Всегда так делаю (и вам советую), если надо на ходу менять планы. Спускаете пары, общаетесь с природой, и решение приходит само собой.
Так и вышло. Глядя на звезды, я вспомнил, что поблизости недавно открыли недорогое кафе в стиле “ля рюс”, так сказать, - патриотическую альтернативу “Макдональдсу”. Даже по телевизору показывали. Туда чуть ли не сам Ельцин заезжал.
- Эй, - говорю, - на бульваре новое кафе открыли, они вроде до десяти, пошли туда, чего мерзнуть…
- Какое еще кафе… - сказал Воропаев. - Поехали и девочкам…
Но я уже не слушал его. Я подумал, что если сейчас перекусить, кайф должен спасть, потом горячего чаю, потом посидим малость, а там уже, глядишь, одиннадцать, вечер убит, можно будет и домой поехать…
Эх, жись, подумал я. Вечер убит… - разве можно так?
В кафе было малолюдно. Интерьер чем-то, увы, напоминал “Макдональдс”. На черной доске над стойкой мелом были написаны наименования пирожков, на полке для вин рядком, как оловянные солдатики, стояли стограммовые бутылочки рябиновой на коньяке и столичной водки.
- Издеваются над народом, - сказал Воропаев, увидев бутылочки, - это что за дозы?!
- Почему издеваются, культура питания, - заметил вошедший за нами лохматый ханурик алкогольно-интеллигентного вида, чем-то неуловимо напоминавший рок-музыканта Макаревича, только уже в годах. - Много не выпьешь, а похмелится - можно вполне.
