Виталий Коротич - Не бывает прошедшего времени
Обзор книги Виталий Коротич - Не бывает прошедшего времени
В.Коротич
Не бывает прошедшего времени
Пока я ожидал французскую визу - а разрешение на пребывание во Французской Республике, заверенное печатью, можно получить и за несколько часов до отлета, прождав его много дней, - появилось свободное время. В киноархиве мне помогли найти и просмотреть давний, еще шестидесятых годов, фильм Рене Клемана "Горит ли Париж?". Это было как раз под настроение: я работал над киноповествованием о военной памяти, а фильм Клемана к тому же был и о городе, куда я собрался. Глаз кинокамеры постоянно возвращался к лицу фашистского коменданта оккупированного Парижа, который готовил к уничтожению французскую столицу; он бил ладонью по телефонному аппарату, задавая единственный вопрос: "Горит ли Париж?"
В тот раз восставший город спас себя. Вооруженные отряды Сопротивления, возглавляемые коммунистами, брали в плен фашистских саперов, резали провода, подведенные к зарядам. Восстание было показано великолепно, с точно вмонтированными документальными кадрами. Погибшие герои оставались на парижских мостовых, истекая кровью.
Фильм Клемана очень длинный, но я просмотрел его дважды подряд.
"Горит ли Париж? - спрашивал рыжий комендант в черном мундире и стучал ладонью по телефонному аппарату. - Горит ли Париж?"
1
Аэрофлотовский самолет доставил меня в самый молодой из парижских аэропортов - имени Шарля де Голля - в обеденное время. Странные здания аэровокзала с пластиковыми внутренностями эскалаторов в прозрачных павильонных коробках расположены довольно далеко, от города, и по пути в Париж долго не верится, что подъезжаешь именно к французской столице, которая никогда не прекращалась в сплошную развалину или пустырь, как случалось это с моим Киевом, - с ним ли только... Причудливые извивы путепроводов, желтые ракушки на рекламах компании "Шелл", вознесенных над шоссе, не дарили определенности - Франкфурт впереди ли, Нью-Йорк ли?..
Обеденное время опустошает Париж, разгоняет его обитателей и гостей по кафе и ресторанам, и, возможно, поэтому мне какое-то время был странен образ улиц, не переполненных парижанами. "Сиеста", - улыбнулся водитель и, как надлежит порядочному шоферу-французу, широко развел руки, оторвав их от руля обе сразу.
Ну что ж, заживем, как полагается: устроюсь в гостинице, схожу пообедаю. Мой отель "Макс Резиданс" - на симпатичном бульваре рядом с ЮНЕСКО, возле Военной школы. Такое расположение обусловило великое множество кафе, забегаловок и ресторанов в окрестности. Цены были очень разными. Я останавливался у вывешенных возле витрин меню, вычитывая, где кормят вкусно и дешево, - это было игрой знакомства, игрой новой встречи с Парижем.
Многое надлежало припомнить, а иное усвоить заново. Те несколько литературных вечеров, на которые меня пригласили, вовсе не мешали собирать материал к фильму-раздумью о том, что прошлая мировая война вросла в нас и никуда не деться от ее уроков. Здесь, в Париже, где на бульварах шустрые негритята продавали заводных голубей, а влюбленные не уходили со скамеек у Сены, кажется, со времен Виктора Гюго, само слово "сражение" сегодня могло показаться странным.
- Если ты примешься рассказывать на своих вечерах, кто против кого сражался в прошлой войне, для многих это окажется полной неожиданностью, - сказал мне давний знакомец Саша, наш журналист, лет уже десять работающий в Париже. - Погляди-ка, - толкнул он меня локтем, - какие довольные жизнью пожилые немцы выходят из твоей гостиницы! Я сидел, пока ты относил чемоданы, и поражался солидности этих людей, их самоуважению, хоть понятно, даже по возрасту они не могли не воевать против Франции. Но нынче это зовется Визитом Вечного Мира. Они вслух рассуждают о вечности, о том, что вчера еще было им недоступно, что было недоступно их жертвам... Неподалеку отсюда, на острове Сите, у собора Парижской богоматери, в неглубоком подземелье, выложенном казематными серыми шлифованными камнями, мемориал в честь двухсот тысяч французов, исчезнувших в нацистских концлагерях. Интересно, он входит в программы туристских вояжей для пожилых немцев?..
Саша обещал помочь мне с просмотром нескольких архивов, больше я его старался своими делами не беспокоить, тем более приятно, что он так четко ощутил эти вот самые "мои дела": в гостинице с пожилыми туристами из ФРГ, в окрестных ресторанчиках, где наравне с белым шабли начали подавать белые рейнское и мозельское, привычные для участников Визита Вечного Мира...
Как раз праздновали сороковую годовщину "второго фронта", высадки союзников и поражения фашистов в Нормандии. Иные газеты ветеранами называли всех подряд, независимо от того, кто из какого оружия стрелял и в какую сторону. Собственно, о стрельбе вспоминали нечасто: победители плясали с бывшими побежденными, обнявшись, на киноэкранах и на плакатах. О нас, советских, упоминая о победителях, почти не говорили; как-то анахроничной для многих представлялась мысль, что были на войне убийцы и убитые. Ладно, оглядимся, это я взъерепенился уже с самого начала, потому что в кафе на углу празднично торговали баварским пивом, а посетители, сдвинув столы и сгрудившись у витрины, колотили кружками каждый перед собой и очень веселились от этого.
"Макс Резиданс", куда я возвратился после обеда, оживал после сиесты, мои гостиничные соседи пошевеливались в кафе, которое занимало вестибюль. Стойка, где портье выдавал ключи, была сращена со стойкой бара; портье продавал и выпивку, перебегая от стенки с ключами к стенке с бутылками и нахваливая на ходу грушевый самогон, присланный в "Макс Резиданс" из Эльзаса: внутри бутылки поблескивала большая желто-зеленая груша.
Все на свете наречия прекрасны и достойны любви. Но я напрягся, оттого что в первый же мой парижский день в вестибюле было столько немецкой речи. Это было как ожог слуха, так как моя языковая практика в немецком начиналась с чтения приказов о задержаниях и расстрелах заложников, приказов, которые расклеивались по улицам оккупированного Киева.
Ну ладно, вы уж простите, что начало столь калейдоскопично, - все-таки Париж...
На бульваре перед гостиницей вертелись дети на роликовых досках. Было очень весело, и надо же было такому случиться, что, будто злая примета, моя первая же попытка систематизации Парижа, прогулки по нему, была сорвана. Отскочив от паренька на доске, уклонившись от веселой группы прохожих, я определил собственный путь, взяв курс на стенд с пластинками модной музыки. Собственно, меня привлек плакат о непреходящих ценностях искусства, рожденного в вихрях вопи; потянулся к дискам с немецкими военными маршами времен войны - они стояли рядом с современной музыкой французских военных оркестров. Впоследствии я приобрел некоторые из них, но не сейчас...
Сейчас я услышал скрежет тормозов, и вдруг рядом со мной под бодрые ритмы, в которых жгли и защищали Париж, ударила крыльями смерть.
Я еще не видел, как умирают собаки. Это, оказывается, так же неожиданно и на первый взгляд просто, как случается у нас, людей. Зеленый "порше", дорогое такси, сбил прямо на "зебре" перехода карликового серого пуделя. Пудель изгибался, из пасти у него на мостовую густой полосой пурпура вытекала кровь. Невысокий пожилой хозяин пуделя в светло-зеленом костюме молча стоял надо всем этим с лицом столь отстраненным, что сразу же можно было понять, до чего ему плохо.
У меня закружилась голова, будто самолет, который недавно привез меня, снова взлетел в поднебесье и провалился в яму. Мир вокруг изменился, как случается всегда, когда рядом промчится смерть. Все смерти сходны - человека, дерева, рыбы, - я каменел, забыв обо всех музыках и обо всем на свете, состояние моей души было чем-то похоже на сохранившиеся воспоминания беззащитного детства, когда Киев бывал так же сер и негостеприимен, как в эти мгновения Париж.
Ну ладно, я продолжаю накапливать приметы Парижа, вспоминать - картина еще была не цельной, но мышление было целенаправленным. Когда в вестибюле-баре "Макс Резиданс" я увидел немцев, разговаривающих одновременно и громко, подумал, что, вполне возможно, они обсуждали историю, случившуюся еще с одним военным ветераном из ФРГ. История только что произошла, и о ней по-разному писали в разных газетах.
А случилось вот что. 22 мая специальной медалью в честь юбилея высадки союзников в Нормандии наградили Гайнца Хармеля, бывшего командира 10-й бронетанковой дивизии СС. Некий Бернар Роке, который по поручению властей вручал оную золотую медаль, сказал, что тот, кто прошлое помянет, поступит по меньшей мере неверно, чтобы не сказать преступно. Месье Роке сообщил собравшимся, что его отец сражался в Сопротивлении против нацистов, но - удобно ли вспоминать об этом сегодня?
(В некоторых газетах, кстати, вспомнили, что медаль была вручена именно в тех местах северной Франции, где 14 июня 1944 года генерал де Голль произнес свою первую речь на французской земле, призвав народ к борьбе и к отмщению за поруганную родину.)
