Cлава Сергеев - Подайте что-нибудь бродячим музыкантам
Обзор книги Cлава Сергеев - Подайте что-нибудь бродячим музыкантам
Cлава Сергеев
Подайте что-нибудь бродячим музыкантам
I
Космический корабль “Ростов Великий”
Джип с правым рулем
Выпил пятьдесят грамм. Стало хорошо. Ну, поехали. Я знал ее еще давно. Она тогда работала обычной продавщицей в книжном магазине “Зима”, и все посетители мужеского полу обращали внимание на ее ноги, очень напряженно торчавшие из-под короткой юбки. Было видно, что у нее никого нет, в смысле мужчин, и что ей очень надо. Но была очень интеллигентна и очень нервна, хотя хорошенькая, плюс рост под два метра, поэтому лично я подходить боялся - и, наверное, не только я. Откуда она взялась, я не догадался спросить. А кто-то не побоялся, и через пару лет, а может, даже и побольше, смотрю: а у нее живот! Вот это да, думаю, а ты все ходишь в трех соснах, но при этом почему-то обрадовался почти истерически. Какая вы молодец, - говорю, - правильно (да и пора, думаю), так держать, да. А она, помню, говорила: не знаю. Потом зашел еще через несколько месяцев, ее не было. Спросил, сказали: родила. Купил тогда книжку “Жизнь Шагала”, полная фигня, куда шагала жизнь - непонятно, только деньги выбросил, написал какой-то идиот-француз. Еще через полгода пришел - а она там, здравствуйте. Похорошела, видно было - личная жизнь или наладилась, или хотя бы появилась, родила мальчика. Говорю: это хорошо, а она: да, и еще как, - и думаю, ну как ее теперь это, куда? - очередную упустил. Купил в соседнем магазине игрушку довольно дорогую, тогда деньги водились, и ей отнес: отдайте сыну. Отдал искренне, а произвел впечатление - вот, всегда так. Посмотрела, по-моему, первый раз внимательно, из чего мог бы заключить, что личная жизнь наладилась не вполне, но не заключил, а гордо и растроганно отвалил, предварительно посоветовав ей читать мою повесть в последнем номере журнала “Остров”, который тогда как раз только что вышел.
Заварил зеленого чаю и продолжал. А зря, т.к. жизнь наладилась не вполне, и когда зашел в очередной раз через полгода и спросил, а где же Таня, меня переспросили: Татьяна Юрьевна? - и проводили: она теперь директор всего заведения. Ничего себе. Что-то то да сё, а она говорит, когда уходил, - даже не помню, в связи с чем: мне не о ком заботиться! Я еще спросил: а сын? - Это, говорит, не совсем то. Нужно чтобы и другое. И…
Но мой друг, один такой шестидесятник, большой специалист, как все они, которого я привел, чтобы показать, говорит: твоя жена лучше, не будь дураком. То есть много лучше. (Как будто кто-то их сравнивает.) Ну ладно, думаю. А она опять при случайной встрече (уже в модном кафе), снова почти год прошел: мне не о ком заботиться - и точка. Хорошо, думаю. То есть лично обо мне помнит. Как говорят в газетах, послала послание. Хорошо же.
Жена куда-то уехала, и я ей позвонил на сотовый: ну что, может кофе? В том кафе, где прошлый раз случайно? Договорились встретиться наконец-то - это сколько же лет прошло с мини-юбки и продавщицы? Лет пять точно. Ужас, как время летит.
Встретились. И, кстати, ничего, хотя, конечно, все было уже не то. Постарела и как-то… разозлилась. - А у меня, говорит, теперь свой магазин. Книги. Надоело на чужого дядю работать. Большой? Да, побольше, чем это кафе. Метров двести, наверное. Вчера вот Улицкая заходила. - И ног ее не видно и сисек тоже не особо. У нее еще грудь была - о-го-го. Теперь не видно. Зато одета так: курточка Кристиан Диор и телефон тысяч шесть, наверное, если не более. Ну что, думаю? И кого ты еб.ть собрался? А она смеется, и говорит: где встретимся в следующий раз, давайте договоримся сразу. - А что, они не люди? - Давайте. Поговорили, посмеялись, но что-то не то. То ли оба устали сегодня, то ли вообще. Ладно, неважно. В таких случаях надо делать, что решил, а там видно будет. Она говорит: хотите, подвезу немного, вам куда? Туда. Поехали. Я почему-то думал, у нее “шкода”, непонятно почему, книжный же, не бензозаправка, а оказался джип “хонда”, правда с правым рулем. Чтобы, наверное, главу назвать. Сели. Едем. Хорошо, быстро, возвышаемся над всеми. Раз - и уже Белорусский. Но, чувствую, она немного злится. Видно, тоже разочарована. Слишком долго. Слишком давно. - Хотя, - говорит, - у вас, С., глаза стали мягче. - Это что, плохо? - Да нет, наоборот. Но вижу, как-то недовольна. И еще шутки у нее какие-то стали… жесткие. Раньше не было. Я таких не люблю. Остроумие и его отношение к бессознательному.
Например (чтобы долго не рассказывать): на прощание, я вылезать уже собрался (а джип-то с правым рулем), то есть получается, что на проезжую часть, она говорит: осторожнее. И добавляет: а то мне дверь жалко. И хохочет. Шутка. Нет, я все понимаю, но мне как-то не понравилось…
А знакомый, шестидесятник-то, который, когда ему это все рассказал, засмеялся и говорит: чайка по имени Джонатан Ливингстон. - Это ты к чему? - Да так. - Я - чайка? Она? Или кто?
Русское. Церковь
Еще чайку не хотите? Хорошо в церкви в праздник (но в не самый главный): народу мало и идет служба. Поют хорошо: Господу Богу предадимся.… Слава Тебе, Боже, Слава Тебе, Боже, помилуй нас. Придешь вечером с улицы - машины, огни горят шарами, мороз, дома высоченные, а тут полутемно, в главном алтаре, где служба идет на Пасху и в Рождество, тоже темно, только иконы чуть поблескивают, глядят на тебя в темноте и свечки горят - много, колеблются огоньки, как хором. А служат не в главном, а справа, в боковом притворе. Я не особо православный, так просто захожу иногда. Купишь свечки и тоже пойдешь, поставишь, а потом стоишь и слушаешь и подпеваешь, что знаешь. А что знаешь, два слова - Святый Боже, Святый Безгрешный - по-ми-луй-нас… Были тут на Крещении, случайно узнали, бабушка соседняя сказала, потом вышли, идем, оглядываемся: красиво - снег, ветки над переулочком, как арки, и тоже в снегу, а сзади колокольня возвышается - старинная, ХVII век, по-моему, кто-то мне говорил. И два мента, издали маленькие, службу охраняли, а теперь решают, идти им в отделение отмечаться или нет, у одного под мышкой бутылочка воды. Тоже, значит, взял. А я помню еще, как эти же менты, лет пятнадцать назад, еще при совке, в церковь на Соколе меня на Пасху не пускали. Еще грозились в отделение забрать. Ну, то есть не конкретно эти, но форма-то та же. Те теперь майоры, наверное, или полковники. Теперь верующие…
Но все это думаешь как-то тихо и незлобно, а даже с каким-то юмором.
И к нам вдруг, уже довольно далеко отошли - какая-то девушка подошла, симпатичная такая, хорошая - и спросила: не из церкви ли мы идем? Почему она решила, я потом у жены спрашивал, значит, видно? А она говорит: конечно, и девушка еще спросила, кончилась ли служба? А я ей сказал, что сейчас кончилась, но что будет еще всю неделю и можно будет прийти и завтра, и послезавтра. Интересно, она ходила?
Святой человек из Антверпена
Уютно набил трубочку. Жена рассказывала: ехала в метро днем. По делам, вся озабоченная. И вдруг кто-то сзади за волосы тихонько дергает (у нее волосы длинные). Оглядывается: бомжи - парень молодой с мамой. Причем парень такой… незлобивый, какой-то весь очень веселый. (А мама ест булку с маком и в разговоре не участвует. Причем они похожи, то есть видно, что это мама.) Жена пугаться не стала. Видно же, что они нормальные. - Слушай, - вдруг говорит парень моей жене, - а ты не знаешь, можно ли на электричках доехать до Антверпена? - И смеется. Тут жена немного испугалась. Запоздало. Решила, что он пристает или стебается. Потом все как-то немного неожиданно. В метро же все погружены в свои мысли. Народу много, но все по одному. Как тени. - Не знаю, - говорит жена, - в принципе, наверное, можно. Но парень на ее слова не очень среагировал. То есть вообще не среагировал. Как и положено психу. - Я, - говорит, - там уже был один раз. С одним негром. На электричках. - И смеется. - Нас арестовали и отправили назад. Мы шли по шпалам, и нас арестовали. Я теперь здесь визу делаю, - говорит. - Шенгенскую. В Лондон собираюсь. Легально.
Так и сказал: “легально, шенгенскую”… Жена немного успокоилась, все же видит: человек, хоть и не в себе, но мирный и как-то настроен нормально. И говорит ему: молодец. Чтобы подбодрить. Мы же интеллигентные люди, да? Малых сих и все такое. А он пошел дальше. Засмеялся еще раз. И говорит: ну, пока. Отошел немного, по вагону, а потом вернулся. - А, - говорит, - тебя как зовут-то? И как-то он это очень по-деловому спросил. Типа записную книжку сейчас достанет и запишет. И тут, - сказала жена, - я почему-то снова испугалась. И говорю (с испуга): не знаю.
А он повторил - видно, думал что она не расслышала: - нет, как тебя зовут? И тогда, - сказала жена, - я придумала какое-то имя, типа Оля. И сказала ему. Он сказал: а меня Сережа.
Автор: а, собственно говоря, это меня так зовут. И - сделал затяжечку.
- И еще, одновременно, я подумала, - сказала жена, - что он блаженный и что какой-то совсем не грязный, а я бы даже сказала - чистый. И лицо какое-то чистое и одежда. Может, они из ночлежки ехали? Говорят, такие сейчас есть. И я подумала, что это, наверное, хорошо, встретить блаженного - так считается, да? А он, бомж этот, он почему-то очень обрадовался моему имени, причем как-то по-настоящему и говорит мне: очень приятно. И он так это сказал, что было видно, что ему действительно приятно, что это не просто затертая формула, как на работе или там везде у нас, нормальных людей. А потом он говорит: ну, пока. А уже, собственно, к станции подъехали. “Спортивная”, что ли. По этой ветке. И ему на этой станции, видно, надо было выходить. И, уже на выходе, типа мы прощаемся, он и говорит: ну, ладно, Оля. Земля-то большая, встретимся где-нибудь. И вышел. И мы помахали друг другу руками типа buy-buy, типа мы с ним где-нибудь в клубе попрощались, в “Б-2”, и он со своей мамой, которая, как я уже говорила, на протяжении всей мизансцены молча ела булку с маком, вышел.
